Коррида на Елисейских Полях

Я тронулся с места, едва не зацепив шикарную машину, на которой прикатили Самми Бокра и компания. Она ломилась от букетов цветов, предназначавшихся отпраздновать триумф Люси Понсо. Теперь их можно будет использовать при погребении.

Высадив журналиста возле редакции "Крепюскюль", я вернулся в "Космополитен". Моя постель была пуста. Туда не забралась никакая актриса или что-либо подобное. Очевидно, это произойдет следующей ночью. Ничего не будет удивительного, если ночи моего пребывания в шикарных кварталах будут организованы по принципу чередования. Один день живая, очень живая; на следующий день агонизирующая, потом очень мертвая. Я лег и провалился в сон.

Глава пятая

Дети искусственного рая

На следующий день я проснулся около одиннадцати часов и тотчас же попросил дежурного по этажу принести мне вместе с утренним завтраком весь набор ежедневных газет. Марк Ковет обскакал всех своих собратьев из утренней прессы. Только в "Крепю" сообщалось о драме в Парке Монсо. Эта статья занимала три колонки на первой странице и была напечатана жирным шрифтом. Под заголовком "Сенсационное самоубийство Люси Понсо" я прочел полный рассказ о ночных событиях, сдобренный моей теорией. Меня многократно цитировали, и, если можно так сказать, я был объектом сенсации наравне с мертвой. Только что вышедшая газета "Франс-Суар" писала о том же самом, но сверх того опубликовала сообщение полиции. По обыкновению, очень уклончивое сообщение. Я схватился за телефон и соединился с Фару.

– Алло! Фару? Говорит Нестор Бюрма:

– М-да? Что дальше?

– Вскрытие было?

– Мм-да.

– Принимала наркотики?

– Нет.

– Так, вы...

– Мм-да.

Он бросил трубку. Я закончил свой поздний завтрак, набил трубку и выкурил ее, размышляя над происшедшим. Потом принял ванну, побрился и оделся. Я кончил завязывать шнурки на ботинках, когда зазвонил телефон. Это был Марк Ковет.

– Мои поздравления, – сказал я.

– Правда, интересная статья? – заважничал он. – И я также поспел вовремя, чтобы передать ее в провинциальные издания. Надеюсь на этом не остановиться... Благодаря вам.

– Мне кажется, я не смогу вам сказать больше ничего особенного.

– Чепуха, Бюрма. Будет. Я это чувствую. Мне только что позвонила секретарша Монферье, вам тоже скоро оттуда позвонят.

– Монферье? Кто такой Монферье?

– Продюсер фильмов. Жан-Поль Монферье. Кажется, он хочет вас видеть, я думаю, что это связано со смертью Люси Понсо. У меня такое впечатление, что он прочитал мою статью, и это подействовало на него как разорвавшаяся бомба. Ко мне обратились, чтобы добраться до вас, не потому что я – журналист, а потому что я – ваш приятель. Они безуспешно звонили по телефону к вам домой и в контору, а потом обратились ко мне. Я сказал, что вы сейчас живете в "Космополитен". Вот так.

– Вот так, ладно. Но объясните поподробнее.

– Я ничего не могу сказать вам больше того, что знаю сам. А я знаю, что Монферье хочет вас видеть и что этот Монферье в настоящий момент живет не в Париже. Он где-то на Лазурном берегу. А если уж он стронулся с места, то это, видимо, стоит того.

– Несомненно.

– И если это стоит того...

– Я вас не забуду. И раз вы на проводе, Ковет, вы можете сообщить мне какие-нибудь данные об этой личности? Вы говорите: это продюсер. Надеюсь, иного типа, чем Ломье?

– Совсем иного. Довольно молод, умен, богат, это человек, который делает честь французскому кинопроизводству. Сейчас ходят слухи, что он готовит какую-то сверхграндиозную цветную штуку с Тони Шарантом. Но все это вас вряд ли интересует. Это имеет отношение к его работе, а не к вашей.

– Как сказать, – ответил я, нахмурив брови. – Вы только что произнесли какое имя? Тони Шарант?

– Да, Тони Шарант.

– Это мне о чем-то говорит.

– Правда? – усмехнулся журналист. – Вы были бы единственным, кому это ни о чем не говорило бы. Это гангстер из фильма "Белое метро".

Я ответил "понятно", думая об ином, а не об этом гангстерском фильме. И добавил:

– Хорошо, спасибо, старина. Подожду обещанного телефонного звонка. Буду держать вас в курсе.

Я закончил разговор, снова взял свою трубку и уселся поглубже в кресло. Может быть, меня в мире кино что-нибудь и ждет в будущем. Ломье... Монферье... Телефонный звонок оторвал меня от моих мыслей.

– У телефона Нестор Бюрма, – сказал я.

– С вами говорят из секретариата господина Жана-Поля Монферье из фирмы "Монферье-Глоб-фильм", – ответил звонкий голосок. – Я мадемуазель Анни. Вы месье Нестор Бюрма... (У нее, по-видимому, перед глазами лежали записи, которые она читала.) ...частный детектив, бывший телохранитель мисс Грас Стендфорд?

– Да, мадемуазель.

– И сегодня ночью вы присутствовали при последних минутах жизни мадемуазель Люси Понсо?

– Да, мадемуазель.

– Ваш номер телефона сообщил нам месье Марк Ковет из "Крепюскюль".

– Знаю. Я также знаю, что месье Монферье хочет меня видеть.

– Да, месье. Чтобы поручить вам одну работу. Смогли бы вы, скажем в пятнадцать часов, приехать в резиденцию Монферье, в Нейи...

Она дала мне точный адрес. Я записал и спросил:

– Сегодня в пятнадцать часов пополудни?

– Да, месье.

– Я полагал, что месье Монферье находится на Лазурном берегу?

– В настоящий момент месье Монферье находится на пути в Париж, на борту личного самолета, месье.

– А! Очень хорошо. Тогда договорились на пятнадцать часов.

– Если у вас нет машины, я могу послать за вами в "Космополитен" шофера.

– Благодарю вас. У меня есть машина.

– Отлично. До свидания, месье.

– До свидания, мадемуазель.

Я положил трубку на рычаги телефона и скорчил ему рожу. Личный самолет? Ого!

В три часа пополудни солнце заливало своими лучами резиденцию Монферье. На первый взгляд, это была роскошная резиденция, чуть поменьше нормально развитого департамента, окруженная стеной с растительностью наверху, за которой виднелся целый лес деревьев самых различных пород. Я остановился перед монументальной решеткой из кованого железа. Сторож, видимо уже получивший инструкции, открыл мне ворота и указал путь к дому, который более или менее просматривался в конце асфальтированной аллеи шириной этак в современную автомагистраль. Над моей головой деревья образовывали прохладный тоннель. Я поставил свою тачку перед сооружением цвета охры, которое как бы олицетворяло грезы архитектора-кубиста. Первый этаж был поднят настолько высоко, что никакие наводнения ему были не страшны. На него надо было подниматься по широкой лестнице с площадками, примерно, из сорока ступенек. Они были сделаны из массивного стекла цвета морской волны и создавали освежающее впечатление бесконечно падающей воды. Ивы, посаженные внизу этого потока, плакали, как им полагалось. Все вместе создавало впечатление настоящих киношных декораций.

Я вылез из тачки и рискнул ступить на стеклянную лестницу. Дверь, к которой она вела, открылась, и появился лакей классического вида, неприятный блондин, почти альбинос. Являюсь ли я господином Нестором Бюрма?

– Да, – ответил я.

– Месье вас ждет. Если вам будет угодно, месье, следуйте за мной.

Мы пересекли обширную безлюдную гостиную с кондиционером, вошли в лифт, доставивший нас на третий этаж, прошли по коридору, который мог бы служить беговой дорожкой для Затопека [6]. Лакей постучал в одну из дверей, доложил о моем прибытии и отошел в сторону, пропуская меня. Господин Жан-Поль Монферье царил в помещении размером с костел за письменным столом, сделанным по заказу пропорционально всему архитектурному ансамблю. Комната походила на музей из-за развешанных повсюду картин. Даже мебель здесь была от антиквара. Широченные окна открывались в парк, но легкий ветерок, шевелящий листы газеты, которую читал продюсер при моем появлении, шел от невидимого вентилятора.