Ужасные невинные

Мне бы хотелось этого.

Мне нравится Август. Наконец-то!..

– И что там написано, Август?

– Похоже на частное приглашение. Какой-то Бьорн Хендриксен спит и видит, чтобы заполучить тебя. Он, твою мать, за тебя поручается. Если, конечно, ты – Максим Ларин.

– Я и есть Максим Ларин. Макс. Ты просто никак не можешь запомнить мое имя.

– Мне это ни к чему. И я бы за тебя не поручилась.

После этих слов я должен забиться в истерике и проклинать свою несчастливую карму всю оставшуюся жизнь. Гы-гы, бу-га-га, нахх!..

– Ты ко всем мужчинам так относишься, детка?

– Не задавай дурацких вопросов. И я тебе не детка. Я звонила Самолетовой. Лора у нее не объявлялась.

– Что с того? -»Лора, Лора, Лора», у меня начинает сводить скулы от бесконечного рефрена этой ночи. – Она может быть в любом другом месте. Москва – большой город.

– Москва – большой город, – легко соглашается Август. – И Лора может быть где угодно, хотя должна была приехать сюда. Вот только ее рюкзак у тебя.

– Рюкзак? – упоминание о рюкзаке застает меня врасплох.

– Да. Твой джип… он припаркован у дома.

– Как будто это единственный джип, который там припаркован!

– Не единственный. Но «Тойота Лэнд Крузер» одна. У тебя ведь « Тойота Лэнд Крузер», да?

– Допустим.

Август хорошо разбирается в тачках. Даже слишком хорошо.

– Так вот, в твоей машине на переднем сиденье лежит ее рюкзак. Я хорошо его знаю. И я права. Я права?

Допустим, – отпираться бесполезно. – Допустим, это ее рюкзак. И что с того? Она попросила меня прихватить его. Что в этом удивительного? Что тебя так возбудило?

– Она ведь могла прихватить его сама. Она ведь тоже на тачке. Как и ты.

«Как и ты», «как и ты», прямо перед собой я вижу глаза Август, и еще – серебряное колечко в брови, и еще – серебряное колечко в нижней губе, но главное – глаза. Они полны недоверия, грусти и еще чего-то такого, что мучает Август, но о чем она никогда не решится сказать. О том, что знаю я. «Как и ты» – всего лишь констатация того факта, что мы с Лорой одержимы одним человеком и это сделало нас почти близнецами. Истончившаяся, ушедшая страсть Август – проницательна, ничего другого ей не остается.

– И что с того, что она на тачке, Август?

– Зачем она отдала тебе рюкзак?

– Откуда же мне знать – зачем? Спроси у нее.

– Я не могу до нее дозвониться.

– Это паранойя, детка. – Я касаюсь плеча Август примирительным жестом.

– Может быть. Вот только твоя куртка…

Я и забыл, что Август – большой специалист по мужским курткам, теперь мы оба смотрим на мою куртку, висящую на вешалке.

– С моей курткой что-то не так?

Все не так. Кровь на рукаве, ткань на груди тоже забрызгана кровью, – почему я не заметил этого раньше? Яркие, свежие пятна, я должен, обязан был заметить их. Но я не заметил. Та же срань, что и с галстуком Брэндона, разница лишь в том, что эту кровь я вижу также, как видели ее все остальные. Эта кровь – объективная реальность, соответствующая объективной реальности Август. Где я мог посадить пятна? Только в заброшенном клубе «Hangar 51-19». В комнате с неоновой бамбуковой рощей, в которой я нашел Лору. Но ведь рана Лоры не кровоточила! Ни единой кровинки! Проклятье!..

– …На ней кровь.

– Ну и что, – я стараюсь говорить спокойным, даже беспечным тоном. – У меня шла носом кровь, такое иногда случается. У меня слабый нос. Только и всего.

Не очень-то она мне поверила.

– Похоже, ты влез в скверную историю, – после длительного молчания бросает Август. – А я знаю, чем заканчиваются такие истории, поверь.

– Ты хочешь меня предупредить? Очень мило.

– Мне наплевать на тебя. Хрен бы с тобой, но дело касается человека который мне дорог…

– Лоры?

Имя Лоры в моих устах звучит издевательски, а я совсем не хочу этого.

– Лоры, да. Если с ней что-то случилось…

– Что с ней могло случиться, господи?

– Если с ней что-то случилось, я достану тебя из-под земли. И я тебя урою.

Август не шутит. За ее спиной слышно дыхание позапрошлогодних басков и прошлогодних ирландцев, в глазах видны отблески альпийских снегов, похоронивших Илью Макарова. Я знаю, чем заканчиваются такие истории. Я знаю, чем заканчиваются такие отношения. Август вздумала угрожать мне, соплячка!.. На дне моей души валяются три трупа, а она вздумала мне угрожать! Мне становится весело. Так весело, что я смеюсь Август в лицо.

– Я тебя урою, слышишь! – голос Август дрожит от ярости.

– Я сам тебя урою.

– Вот и договорились.

Она распечатывает банку с пивом, я продолжаю тянуть колу. Разговор закончен.

– Нам уже пора, иначе опоздаем в аэропорт. Пойду-ка разбужу твою подругу.

…Наш с Билли уход из квартиры Август больше похож на бегство.

Билли спит на ходу, она спит в лифте, ухватившись руками за поручень под зеркалом. Лифт мягко скользит вниз, от этого у меня неприятно сосет под ложечкой. А еще от мыслей об Август. Не самые лучшие мысли, неудобные мысли, мысли, похожие на засохшие хлебные крошки в постели: они натирают голову. Мелочь, а ощущения самые гнусные.

Мы с Билли убрались, и теперь Август предоставлена сама себе. Что она предпримет? Август не из тех, кто будет названивать по молчащему телефону до посинения. Она начнет действовать. И наверняка попрется в чертов ангар, бешеной собаке сто верст не крюк.

Не крюк. Именно так.

Она может сделать это утром, а может и не дожидаться утра и поехать прямо сейчас. Если она сделает это сейчас – я пропал. Ночь и совсем раннее утро в Москве – время, когда нет пробок. Наверняка Август гоняет на машине как сумасшедшая, «гонять на тачке» – одна из фишек «ЖЖ»-феминисток, это дает им иллюзорное ощущение свободы. Иллюзорное ощущение власти – над машиной, над трассой, над скоростью. Власть – вот к чему стремятся все «ЖЖ»-феминистки, вряд ли Август – исключение.

Она отправится в клуб и первое, что увидит, – стоящий у клуба «Галантец» Лоры, слишком никчемный, чтобы на него польстились автоугонщики. И она ринется вовнутрь, и… Не нужно обладать особым воображением, чтобы представить, что будет дальше.

A y меня – особое воображение.

Я пересмотрел сотни фильмов, тысячи; полицейские – далеко не самые любимые среди них, но не исключено, что все последующее будет развиваться по сценарию именно полицейского фильма. У Август окажется достаточно времени, чтобы натравить на меня ментов, и тогда о Стокгольме придется позабыть. И о многом другом тоже, а это совсем не входит в мои планы. Я просто пытаюсь избавиться от старой жизни и не могу позволить, чтобы какая-нибудь тварь этому помешала.

Даже если ее зовут Август и она мне симпатична.

– …Bay! – Билли сонно приветствует «Тойоту Лэнд Крузер». – Это и есть твоя тачка?!

– Да. Садись. А я сейчас… – я перекладываю Лорин рюкзак с переднего сиденья на пол за ним. Один раз я прокололся, второго быть не должно.

– Мы разве не едем?

– Едем. Но мне нужно заскочить в магазин, кое-что купить…

– А этого нельзя сделать по дороге? – Билли не терпится ощутить мощь «Тойоты».

– Много времени это не займет. Поставить тебе музыку?

– Валяй.

– Джазовый вокал подойдет?

В магнитоле все еще стоит диск, который я прихватил у Август.

– Обожаю джазовый вокал!..

Билли и не могла ответить по-другому, модный писатель просто обязан любить джаз, этно и концерты для клавесина Жан-Батиста Люлли, до дешевой попсы он не опустится. Теперь Билли будет слушать, давиться и слушать, если джазовый вокал не усыпит ее окончательно.

Я очень на это надеюсь.

Модные писатели в состоянии выловить массу мелких блох в подшерстке жизни, но, как правило, просыпают самое важное.

Оставив Билли наедине с «Autumn In New York», я отправился в сторону магазинчика, расположенного метрах в пятистах от дома Август. С того места, где стоит «Тойота», вход в него не виден, и это мне на руку, вовсе не магазинчик мне нужен.