Частный детектив. Выпуск 1

Мистер Шорт и мистер Блэквин услышали позади себя возглас, затем кто–то отчетливо произнес: “Вторая пуля — тебе”, — и смех, за которым последовал приглушенный пистолетный выстрел. Когда они обернулись, человек, шедший по улице, еще раз вскрикнул, взмахнул руками и упал вниз лицом.

Улица, как они заметили, была абсолютно пустынной от начала и до конца. Более того, человек шел посередине улицы и оба свидетеля утверждают, что ничьих следов, кроме его собственных, на снегу не было. Это подтверждает и констебль Уизерс, подбежавший к месту происшествия. В свете витрины ювелирного магазина они увидели, что жертва лежит вниз лицом, раскинув руки, и из огнестрельной раны в левой части спины течет кровь. Оружие — длинноствольный револьвер “Кольт” 38–го калибра, модель тридцатилетней давности, было найдено в десяти футах позади тела.

Несмотря на услышанную фразу и то, что оружие лежало в стороне от тела, свидетели подумали, что произошло самоубийство, — на эту мысль их навела пустынная улица. Они заметили, что человек еще дышит, и перенесли его в приемную доктора М. Р. Дженкинса, находящуюся в конце улицы. Констебль тем временем убедился, что следов нигде нет. Пострадавший вскоре скончался, не сказав ни слова.

Самое странное открылось после. Пальто убитого вокруг входного отверстия было опалено, что свидетельствовало о том, что пистолет был приставлен в упор или находился на расстоянии нескольких дюймов. Но доктор Дженкинс заявил — и полиция это подтверждает, — что самоубийство исключается. Ни один человек, отметил он, не сможет выстрелить себе в спину под таким углом, особенно из длинноствольного пистолета, который был найден. Это было убийство, но совершенно невероятное. Если бы этот человек был застрелен с некоторого расстояния, через окно или дверь, то отсутствие следов ни о чем не говорило бы. Но он был застрелен в упор сзади кем–то, кто стоял близко, разговаривал с ним, а потом исчез.

У убитого не найдено никаких бумаг или документов, указывающих на его личность, и никто не смог опознать его. Спустя некоторое время тело было отправлено в морг”.

— А как насчет полицейского, которого послал Хедли, — спросил Рэмпол, — он смог установить его личность?

— Он смог сделать это позже, — ответил доктор Фелл. — Когда он прибыл туда, шум уже поутих. Он разыскал полисмена, когда тот опрашивал местных жителей. Тем временем тот человек, которого Хедли послал в Мюзик–холл, позвонил и сказал, что Флея там нет. Флей сказал директору, что вечером он выступать не будет, и ушел. Для опознания тела пригласили домохозяина Флея с Калиостро–стрит. Для полной уверенности попросили приехать кого–нибудь из Мюзик–холла. Вызвался какой–то ирландец с итальянской фамилией. Конечно же, это был Флей, и он был мертв

— А вся эта история, — спросил Рэмпол, — та, что в газете, она правдива?

Ему ответил Хедли Он вошел, держа в руке папку для бумаг.

— Да, все правильно, — сказал он, садясь поближе к огню, — я специально дал подробную информацию газетчикам, в надежде, что отзовется кто–нибудь из знакомых Флея или его брата Анри. О боже! Фелл, я схожу с ума! Эта кличка, придуманная вами, застряла у меня в голове, и я никак не могу от нее избавиться. Я думаю о брате Анри так, словно это его настоящее имя. Впрочем, скоро мы узнаем его подлинное имя. Я дал телеграмму в Бухарест. Братец Анри! Мы только напали на его след и тут же вновь потеряли…

— Да успокойтесь же вы! — воскликнул доктор Фелл, выпуская клубы табачного дыма. — Кажется, вы всю ночь занимались этим делом. Удалось вам узнать что–нибудь еще? Расслабьтесь, смотрите на все философски.

Хедли выпил подряд несколько чашек кофе и закурил сигару, постепенно приходя в норму.

— Ну что ж! Начнем! — сказал он, доставая бумаги из папки. — Изучим в деталях этот газетный отчет, а также то, о чем в нем не говорится. Сначала об этих двоих, Блэквине и Шорте. Они надежны, и определенно никто из них не может быть братом Анри. Мы запросили Бирмингем и узнали, что оба хорошо известны в своем районе, где прожили всю жизнь. Они оба — состоятельные люди, из хорошего общества, которых невозможно заподозрить в лжесвидетельстве. Констебль Уизерс тоже исключительно надежный человек. Если все эти люди говорят, что никого не видели, это значит, что они говорят правду, даже если и добросовестно заблуждаются.

— Каким образом?

— Я не знаю, — сказал Хедли, — но не исключаю этой возможности. Я бегло осмотрел улицу, хотя дома у Флея пока не был. Конечно, по освещенности ее не сравнишь с Пиккадилли—Серкус, но все же там не настолько темно, чтобы три человека могли ошибиться. Что касается следов, то, если Уизерс говорит, что их не было, я должен поверить ему на слово. Вот так.

Доктор Фелл хмыкнул. Хедли продолжал:

— Теперь относительно оружия. Флей был убит выстрелом из “Кольта” 38–го калибра, так же как и Гримо. В барабане было всего две стреляные гильзы — значит, всего было два патрона и убийца использовал оба. В современных револьверах, как вы знаете, гильзы выбрасываются, как в автоматическом пистолете, но этот револьвер настолько старый, что у нас нет ни малейших шансов установить его происхождение. Он в хорошем состоянии и стреляет современными пулями в стальной оболочке, но кто–то прятал его много лет.

— Вы выяснили, куда шел Флей?

— Да, он шел на встречу с Анри.

Глаза доктора Фелла широко раскрылись:

— Да? Значит, вы взяли след, ведущий к…

— Это все, что нам удалось узнать, и, — сказал Хедли, — если в течение ближайших двух часов это не принесет результатов, я съем вот эту папку для бумаг! Помните, я сказал вам по телефону, что Флей отказался от выступления в театре вчера вечером? Мой сотрудник узнал это через директора театра по фамилии Айзекштейн и акробата по фамилии О’Рурк.

Суббота, естественно, театральный день. Все театры на Лаймхауз—Вэй дают непрерывные представления с часу дня до одиннадцати вечера. Первый выход Флея был назначен на пятнадцать минут девятого. За пять минут до этого времени О’Рурк, который сломал накануне руку и не мог выступать, спустился в подвал покурить. В подвале у них оборудована котельная.

Хедли развернул сложенный лист бумаги:

— Вот что рассказал О’Рурк и как записал с его слов Самерс, и О’Рурк заверил это своей подписью:

“Когда я вошел в асбестовую дверь и спустился вниз, я услышал звук, как будто кто–то ломает дерево. Я аж подпрыгнул от удивления, когда увидел, что старый чудак Флей стоит возле топки, ломая свой реквизит и бросая его в огонь. “Что ты делаешь?” — спросил я. Он ответил: “Я уничтожаю свой реквизит, синьор Паяччи” (вы знаете, это мой сценический псевдоним). Он потом сказал: “Моя работа закончена, мне все это больше не нужно”, — и швырнул в огонь свои фальшивые канаты и пустотелые бамбуковые палки. Я сказал: “Послушай, ты с ума сошел? Твой выход через несколько минут, а ты даже не одет”. Он ответил: “Я же сказал тебе. Я иду на встречу со своим братом. Мы должны с ним уладить одно старое дельце”.

Он поднялся по лестнице, у двери обернулся и сказал: “Если со мной что–нибудь случится, моего брата можно найти на той же улице, где живу я. Он не постоянно живет там, но сейчас снял комнату”. А в это время сверху спускается старик Айзекштейн, ищет его. Он своим ушам не поверил, когда узнал, что этот чудак отказывается выступать. Вспыхнула ссора. Флей заявил: “Я знал, что так и будет”, потом снял шляпу, картинно поклонился и сказал: “Спокойной ночи, джентльмены! Я возвращаюсь в свою могилу”. После этого он вышел и больше я его не видел.

Хедли сложил лист бумаги пополам и убрал в папку.

— Да, он был хорошим артистом, — сказал доктор Фелл, пытаясь разжечь свою трубку, — жаль, что братец Анри…

— Мы надеемся найти его временное убежище на Калиостро–стрит, — продолжал Хедли, — для этого нужно выяснить, куда шел Флей, когда его убили? Вряд ли к себе домой. Он жил в доме номер 2В в начале улицы, а шел в другом направлении. Он был застрелен, когда прошел чуть больше половины пути, между домом номер 18 справа и номер 21 слева — на самой середине улицы. Я послал Самерса проверить все дома, начиная от середины улицы и разузнать обо всех подозрительных жильцах.