Плохие парни

– А как насчет Ландо, Блэни...

Гневную отповедь Тоцци прервали внезапные выстрелы. Гиббонс почувствовал, что ранен, и автоматически пригнулся, прежде чем ощутил боль.

– Дерьмо, – пробормотал он, схватившись рукой с револьвером за раненое плечо.

Тоцци не раздумывая выстрелил в том направлении, откуда стреляли в Гиббонса. Джоанна закричала и рухнула лицом на стол. Пистолет, из которого она стреляла, соскользнул с края стола и упал на ковер. Она навалилась головой и верхней частью туловища на стол, пытаясь сохранить равновесие и зажимая обеими руками кровоточащую рану на бедре.

– Помогите мне, – простонала она, но ни отец, ни муж не пошевелились.

В конце концов она соскользнула со стола и повалилась на спину. Она кричала и ругалась от боли. Ее блузка цвета слоновой кости была залита кофе, и крошки намокшего пирога были у нее в волосах и на лице. Ее руки были залиты ее собственной кровью.

– Будь ты проклят! – произнесла она. – Будь ты проклят! – повторяла она раз за разом, и Гиббонс не знал, к кому – к Тоцци или к Варге – относится это проклятие. А еще ему показалось, что беспомощное состояние, в котором она сейчас очутилась, досаждало ей куда больше, чем пуля в бедре.

Псы вели себя тихо. Хотя один из них и принюхивался к бедру Джоанны.

– О Господи, – пролепетал наконец, выходя из шока, Жюль. – Детка моя...

Он опустился на колени, чтобы помочь дочери, но Тоцци стволом пистолета велел ему вернуться на место.

– Руки на стол, чтобы я мог их видеть. Расставить пальцы, вы оба! – Тоцци отступил на шаг, попеременно целясь то в одного, то в другого. – Ты в порядке? – спросил он у Гиббонса.

– Плечо, – отозвался тот, доставая носовой платок, чтобы перевязать рану. – Но жить буду.

На звук нового голоса Гиббонс сразу же повернулся. Блиц и Криг опять зарычали. В дверном проеме со стороны кухни стоял Билл Кинни. Стоял, уже закрыв за собой дверь и прислонившись к ней. Его дорогой костюм был измят, он давно не брился. В правой руке у него был автомат. А левая по-прежнему была перевязана, два пальца – в металлическом панцире. Гиббонс заметил, что цепочка его золотых часов была обмотана вокруг больной руки, а сами часы Кинни сжимал двумя уцелевшими на ней пальцами.

– Нет, Берт, зря ты расхвастался.

Сейчас он походил на Гунна.

Гиббонс медленно выдохнул и судорожно сглотнул слюну.

– Как говорят в кинофильмах, бросайте оружие, парни.

Тоцци и Гиббонс понимали, что с тем, у кого в руках автомат «узи», не поспоришь. Они выпустили из рук оружие. Падая, пушка Тоцци ударилась о маленький автоматический пистолет 22-го калибра, из которого стреляла Джоанна. Должно быть, Варга передал его ей под столом, пока они целовались. Гиббонс отпихнул ногой оба пистолета, чтобы до них при случае не удалось дотянуться Джоанне.

– Услышал я об этой стрельбе в «Империале», – сказал Кинни. Он покачал головой и ухмыльнулся. – И сразу же поехал сюда. Прикинул, что вам может понадобиться компетентная помощь, чтобы свести концы с концами. Вот так-то, Ричи.

Никто не произнес ни слова. Взгляд Гиббонса упал на самозатачивающийся нож для резки хлеба, которым Джоанна резала пирог. Нож лежал сейчас на краешке стола, буквально над головой Джоанны. Он перевел взгляд на Кинни; тот тоже посматривал на нож.

– Послушайте, Ричи. Если вам угодно, я могу позаботиться за вас о мистере Гиббонсе и о мистере Тоцци. Тем же способом, вторым я позаботился о Ландо, Блэни и Новике. Вот что я имею в виду.

Варга ничего не ответил, но резиновая ухмылка исчезла у него с лица.

– Послушайте, Жюль, у вас в доме нет случайно японских ножей? Ну, тех, которые рекламируют по телевизору? Которые перерубают жестянку с пивом. Они как раз подошли бы.

Жюль заставил себя рассмеяться.

– Эй, Кинни, следи, черт побери, куда целишь этой штуковиной, понял?

Кинни развернул автомат и ткнул коротким стволом в щеку Жюлю.

– Куда хочу, черт побери, туда и целю, – процедил он сквозь зубы.

В поисках защиты Жюль посмотрел на Варгу. А тот не спускал помертвевшего взгляда с Кинни.

Отведя автомат от лица Коллесано, Кинни начал водить им по помещению, прицеливаясь попеременно то в Гиббонса, то в Тоцци, то в Варгу, то в Джоанну, то опять в Жюля. Так вот, поигрывая автоматом, и произнес он небольшой монолог:

– Помните, Ричи, сколько возни у меня было с глазами? Крайне трудно удалить их, не изуродовав всего лица. Нужна какая-нибудь штуковина, типа ложки для грейпфрутов, что-нибудь гнутое, с длинной ручкой и с острым режущим краем. Это было бы идеально. Да, в глазах вся загвоздка. – Кинни кивнул, соглашаясь с самим собой. – Отрубить головы – это ерунда. Нужно только хорошее лезвие. Причем прочность металла почти так же важна, как острота. Оно и понятно: ведь приходится перерубать затылочную кость.

Джоанна смертельно побледнела.

– Прикажи ему замолчать, Ричи, – прошипела она, хватая ртом воздух.

– Ну и сталь должна быть хорошей закалки, – продолжил Кинни. – Вы ведь понимаете; Ричи, о чем я. В конце концов, я мог бы проделать это простым ножом для разрезания пиццы. А такой нож у вас, Жюль, наверняка должен найтись. Я хочу сказать, вы ведь как-никак итальянец.

О Господи, подумал Гиббонс.

– Что это ты на меня так уставился, Тоцци? Думаешь, ты лучше меня? Я Джек Потрошитель, а ты Робин Гуд, верно? Нет, дружок, нет. Дело обстоит далеко не так. – Он широко махнул искалеченной, похожей на когтистую лапу рукой. – Конечно, мы с тобой оба убийцы, но я умный, а ты дурак. Я заботился о собственном будущем, а тебя обуревала жажда мщения. У меня был план, а у тебя – только миссия, какая-то дурацкая цель.

– Но у меня чистая совесть, – сказал Тоцци.

– Прибавь к ней еще доллар и можешь прокатиться на метро. – Он нервно взвесил в руке автомат. – Знаете, парни, вы действительно странная парочка. Такие оба высокомерные, такие могущественные, такие справедливые. Что, Берт, этому тебя научили в Квантико? Потому что, когда учили нас с Тоцци, превыше всего был Закон. Законы были написаны для того, чтобы их соблюдать. Агенты не издают законов, и не наше собачье дело законы интерпретировать. Мы просто соблюдаем их и заставляем соблюдать остальных. Так нас учили. Может, во времена Гувера учили иначе. Насколько я понимаю, тогда на многое смотрели сквозь пальцы.

– Нет. Только и разницы, что тогда было проще отличать хороших парней от ублюдков, – сказал Гиббонс.

Кинни рассмеялся.

– Сомневаюсь. Каждый из нас ублюдок, если ему, конечно, не платят за то, чтобы он был хорошим парнем. Вы двое – ошибка природы.

– Но ведь ты хочешь пристроиться и туда и сюда? – Гиббонсу казалось важным заставить Кинни поразглагольствовать как можно дольше. – И ублюдком заделаться, и хорошим парнем остаться?

– Можно сказать и так. Но я предпочел бы считать себя не хорошим парнем, а умным. Я один из немногих людей на земле, знающих, как распорядиться дарованным тебе умом. Подождем годик, и я тут стану самым главным. – Расширившимися глазами он посмотрел на Варгу. Цепочка от часов была туго намотана у него на запястье. – Тебе не страшно, Ричи?

Он рассмеялся, но вскоре смех выродился в мокрый кашель.

– Так что скажешь, Ричи? – Кинни, водя туда-сюда автоматом, перешел на крик. – Начальник у нас пока ты. Я еще не взял на себя верховное командование. Вот и скажи мне, вот и прикажи мне, как поступить. Валяй! Прояви самую малость инициативы. Ты хочешь, чтобы я превратил их в безголовые туши? Я так и сделаю. Только прикажи.

Гиббонс смотрел на Варгу, а тот – на Кинни. Взгляд Варги был холоден и спокоен – пугающая комбинация дикой ненависти и отчаянного презрения. Под столом он потрепал одного из псов по спине носком башмака. Затем выдохнул две собачьи клички в одно слово:

– Блицкриг!

Мгновенно оба пса выскочили из-под стола и бросились в атаку. Гиббонс и подумать не мог, что эти жирные ленивые звери могут оказаться настолько стремительными. Один из псов вцепился Кинни в колено, другой, прыгнув ему на грудь, сшиб Кинни с ног и заставил повалиться на ведущую в кухню дверь. Из кухни донеслась короткая автоматная очередь, но она тут же захлебнулась, и стало слышно только рычание ротвейлеров, делающих свое дело.