Дело Уичерли

Наступила неловкая пауза.

— Вы уже были в полиции? — спросил наконец он.

— Нет еще.

— Но собираетесь, естественно.

— Поставить их в известность я обязан, даже если бы мне этого очень не хотелось.

— От того, что меня будут судить как убийцу, Феба ничего не выиграет. Она и без того уже хлебнула немало горя и заслуживает, как вы сами говорите, спокойной счастливой жизни. Не хотите же вы, чтобы Фебе стало известно, что она -незаконнорожденная дочь убийцы.

— Она не знает, что вы ее отец. И не должна знать.

— Но обязательно узнает, если будет суд.

— От кого же? Об этом ведь знаем только мы с вами.

— А предсмертные слова Кэтрин?

— Фебу можно будет убедить, что она неправильно поняла, что говорила ей мать.

— Тем более что так оно в известном смысле и было.

Тревор поедал меня глазами. Иногда он закрывал их и открывал с таким трудом, будто находился на волосок от смерти.

— Меня волнует только Феба. На себя мне наплевать. Все мои помыслы только о ней.

— Вы бы лучше думали о дочери, когда убивали ее мать!

— А я и тогда думал о ней. Я хотел защитить ее от страшной правды. Сейчас правда еще страшнее, и я опять должен защитить ее. Мне кажется, я кое-что доказал, когда отвез ее в клинику доктора Шерилла. Я знал, что делаю.

— Да, кое-что вы доказали.

— Сделайте мне одолжение. И Фебе, кстати, тоже. Там, — и Тревор показал пальцем на дальний конец комнаты, — в стенном шкафу висит мой костюм. В кармане пиджака таблетки дигиталиса, их много, если принять все, смертельный исход обеспечен. Еще до вашего прихода я пытался дойти до шкафа, но упал, и меня пришлось отнести обратно в постель. — Он тяжело вздохнул, и воздух со свистом вырвался у него из ноздрей. — Вы не принесете мне пиджак?

Я молча смотрел на Тревора. В его глазах появился вдруг какой-то новый, холодный и безжалостный блеск.

Неожиданно для самого себя я сказал:

— Я принесу вам пиджак, но только если вы сделаете письменное заявление. Много писать не обязательно. Бумага у вас есть?

— Да, в тумбочке, кажется, есть блокнот. А что надо писать?

— Если хотите, я вам продиктую.

Я достал из тумбочки блокнот и протянул Тревору свою ручку. Больной положил блокнот на колени и под мою диктовку написал:

«Признаюсь, что второго ноября прошлого года я убил Кэтрин Уичерли, которая отказалась вступить со мной в интимную связь».

Тревор поднял на меня глаза:

— Звучит довольно пошло.

— А что вы предлагаете?

— Вообще ничего не писать.

— Нет, не писать нельзя. «...отказалась вступить со мной в интимную связь. Я также убил Стэнли Квиллана и Бена Мерримена, которые меня этим убийством шантажировали». Распишитесь.

Писал Тревор хмурясь, медленно и с трудом. Когда он кончил, я взял у него из рук блокнот. Ногти у него были синие. Под подписью стояла еще одна фраза:

«Упокой, Господи, мою душу».

«И мою тоже», — подумал я, вырывая из блокнота исписанный листок и кладя его на тумбочку, на самый край, чтобы Тревор не мог до него дотянуться. За дверцами стенного шкафа, наподобие спящих собак, лежали тени. Мрак и тишина. Говорить больше было не о чем.