Убийца (Выродок)

С момента нашей встречи он впервые говорил со мной в таком резком, решительном тоне. Я чувствовал: он говорит то, что думает.

Я помедлил. Эти несколько секунд я, что называется, смотрел на себя со стороны. Я видел себя таким, каким был тогда: без денег, без поддержки, загнанным в угол, всеми проклятым… Бегущим от людей, бегущим от теней, готовым бежать от самого себя! Я был полным ничтожеством. Рано или поздно меня должны были изловить полицейские, наделенные спокойствием, терпением и массой других несомненных достоинств.

Так почему бы не рискнуть? Предположим, что мне удастся разобрать Кармони на запчасти: тогда я, чего доброго, стану крупной величиной в преступном мире и меня начнут уважать все уголовники Франции и ее окрестностей… Это наводило на серьезные размышления.

— Хорошо, мсье Бертран. Я постараюсь заработать ваши двадцать пять миллионов.

Он не то чтобы вздохнул, но я заметил, что его грудь приподнялась чуть сильнее обычного.

— Я знал, — пробормотал он.

— Не подскажете ли, где я могу навести справки о Кармони?

— Понятия не имею. Вам придется все выяснить самому.

— Прелестно.

— У вас получится! — хрипло сказал он. Его глаза были сейчас еще острее прежнего — словно два отточенных ножика.

— Вы остаетесь здесь?

— Да.

— Вы будете держать деньги в моем распоряжений, когда подойдет время? Если оно, конечно, настанет…

— Оно настанет. Можете не сомневаться, деньги будут готовы.

— Только предупреждаю: никаких чеков!

— Вы что, принимаете меня за мальчишку? Получите наличные, и можете не опасаться, что номера банкнот где-то записаны. Мы с вами заключаем честную сделку. Спросите кого угодно: я никогда не изменял своему слову.

Он не протянул мне руки; я тоже не сделал ни малейшего движения. Я знал, что если суну ему свою лапу, он ее пожмет, но сделает это через силу. Он был выходцем из высшего света, я — всего лишь презренным висельником, и разделявшую нас пропасть нельзя было преодолеть одним прыжком…

IV

Топливный датчик предупреждал о том, что бак почти опустел; я остановился на заправочной станции.

За рулем этого драндулета я казался себе уважаемым человеком. Я воображал себя этаким добропорядочным начальником отдела в Министерстве штанопротирания, спокойно едущим в это туманное утро на работу. Будь у меня могучая американская тачка, все обстояло бы иначе, но эта честная бюрократская машинка подходила мне как нельзя лучше.

Я вышел в туалет, внимательно осмотрел себя в зеркало и остался доволен: я совершенно перевоплотился. Аккуратно подстриженная бородка делала меня похожим на кого угодно, только не на бандита.

Я продолжил свой путь в Париж. Добирался я до него Целый час, но до чего же приятно было оказаться там вновь! Как давно я не вдыхал этот неповторимый запах столицы! Он, безусловно, стоил затраченных усилий…

Моей первой мыслью было остановиться в отеле под липовой фамилией или под фамилией Бертран, поскольку У меня в кармане лежало его водительское удостоверение. Однако, подумав, я решил воздержаться. Чаще всего полиция достигает своей цели именно «через постель». Рано или поздно беглый тип начинает искать угол, где можно приткнуться на ночь, и сам лезет в мышеловку вроде отеля или постоялого двора. Ведь хозяева этих заведений, как правило, хлебают из полицейского корыта.

Раз уж Бертран предоставил мне убежище в своем доме, лучше будет там и ночевать. От города далеко, спору нет, зато безопасно…

Первым делом мне следовало обзавестись одним из тех инструментов, которых не найдешь в хозяйственных магазинах и которые плюются свинцовыми косточками. Однако если я начну вертеться в подозрительных местах, где ими обычно торгуют, то сразу поползут слухи, что старина Капут вернулся в столицу… И я решил приступить к делу пока что с пустыми руками; перед последним, решающим этапом операции мне еще нужно было как следует расчистить почву. А когда всерьез понадобится пушка, обращусь к Бертрану. Учитывая его преклонный возраст, у него наверняка есть разрешение…

Я оставил свою таратайку на площади Сен-Мишель и зашел в какую-то кафешку, чтобы спокойно поразмыслить. Кармони был в Париже, но, где именно, я не знал. Начинать нужно было с нуля: задачка, скажу я вам, не из легких… Мне было известно о нем только то, что он заправляет торговлей наркотиками. Это было для меня единственной проезжей дорогой — дорогой извилистой и усеянной множеством неприятностей.

В кафешке было полно чернокожих студентов, которые пили кофе — почему-то с молоком — и громко трепались по-своему, скаля белые зубищи. Им, похоже, не меньше моего нравилось быть в Париже и разглядывать пеструю уличную толпу. Надоели, небось, кокосовые пальмы и макаки, висящие на хвостах…

Я допил свое белое вино — пахучий мускат, деликатный, как покашливание юной девы — и постановил, что мне следует плотно заняться проблемой наркотиков. До сих пор у меня не было ни одного знакомого из этих кругов. А если бы и были, я все равно не стал бы к ним обращаться, потому что именно друзья и знакомые в конце концов топят вас в дерьме, Я чувствовал, что смогу добиться успеха только в том случае, если буду действовать совершенно один.

Итак, для начала мне нужно было изловить какого-нибудь кайфолова и побеседовать с ним «в спокойной обстановке». Поднимаясь вверх по пирамиде, я, может быть, доберусь до Самого. Вот только на дворе было всего десять часов утра: в такое время найти свободного наркошу почти невозможно. Наркоманов не следовало путать с мойщиками тротуаров, которые прохаживались за окнами кафе.

Район мне нравился. Я не стал забирать машину со стоянки и отправился пешком в Люксембургский сад. В этот час влюбленные парочки уже клевали друг другу рожи под желтеющими деревьями и сбежавшие с уроков пацаны пускали в фонтане бумажные броненосцы.

Я измерил шагами весь сад, то останавливаясь перед теннисными кортами, где юные девственницы со зверскими рожами лупили по мячу, то подходя к площадкам, на которых старые пердуны боролись со своим радикулитом, играя в шары.

Незаметно наступил полдень, и над Парижем взорвалась двенадцатью ударами бездна колоколов.

Я поел в закусочной, после чего отправился в кино и посмотрел немного плаксивый, но, в общем-то, приятный фильм. Потом — опять кино и ужин: на этот раз в китайском ресторане.

Затем я решил рвануть в «Фоли-Бержер», тем более что ни разу еще там не бывал. С моей стороны это выглядело немного по-деревенски, но мне уж больно хотелось поглазеть на красивые попки и пощуриться на яркий свет…

До начала представления я выпил кофе в баре на улице Рише. Там сидело несколько танцовщиц из «Фоли»; они болтали за чашкой чая, дожидаясь, пока настанет время совать в задницу перья… Одна из них спросила, куда подевалась Жильберта; другая ответила, что та заболела и пока что не может выступать у себя в «Кокосе». Почему я отметил про себя именно эту часть разговора? Не знаю. Бывают моменты, когда ваше подсознание вкалывает без посторонней помощи, как взрослое…

Как бы там ни было, после спектакля я снова вспомнил историю с этой Жильбертой из «Кокоса». Я спросил у швейцара, знает ли он такое заведение, и он ответил, что оно стоит на небольшой улочке, перпендикулярной «Фоли»: между улицей Рише и Большими Бульварами.

Я поблагодарил и решительным шагом двинулся в указанном направлении.

Это оказался небольшой, но довольно людный кабачок в африканском стиле. Клиентуру составляли в основном танцовщицы из «Фоли» и кавалеры, которые встречали их после представления.

Я взял бутылку красненького и забился в уголок. Первый из двух негров-музыкантов зверствовал за пианино; второй корчил из себя Луи Армстронга и так фукал в трубу, словно хотел, чтоб ее разорвало.

Я все сидел. В рамках культурной программы посетителям предложили довольно убогий номерок: танцевальный дуэт, якобы из Перу; на самом деле они были такими же перуанцами, как я. Их выступление не интересовало никого, даже традиционную супружескую пару из провинции, которая сдуру забрела сюда, клюнув на трехметровую неоновую вывеску.