Любимая женщина Кэссиди. Медвежатник. Ночной патруль

Существуют различные категории грабителей, так же как есть различные категории банкиров, мясников, сапожников, терапевтов. Не существует такой вещи, как просто ограбление, говорил Джеральд, и всегда когда он говорил это, то ударял пальцем о стол или по ладони другой руки. Существуют взломщики–ученые и взломщики–сорвиголовы. И конечно, существуют беззаконные сукины дети, которые не остановятся, пока дело не кончится электрическим стулом или пулей. Но самое главное, что следует помнить, говорил Джеральд, надо быть хорошим взломщиком, работать чисто и аккуратно и гордиться собой. Черт побери, надо быть благородным взломщиком!

Это главная вещь, говорил Джеральд, быть честным и благородным, единственная вещь, о которой следует думать. И если у человека ее нет, то нет особого смысла продолжать жить дальше. Ведь тогда в жизни остаются лишь чувственные удовольствия, которые не длятся долго и всегда сопровождаются унылым знанием того, что вскоре этому придет конец.

Зимой на Джеральда нападала страсть к тушеным устрицам, и каждый раз когда он их ел, то жаловался, что вскоре тарелка будет пуста, а его желудок слишком полон, чтобы заказать еще тарелочку. Все эти вещи, вроде тушеных устриц, чистого нижнего белья и ароматных сигарет, были временными вещами, ограниченными вещами и не важными вещами. То, что имеет значение и ценится превыше всего само по себе, говорил Джеральд, это – являются ли вещи честными и благородными.

Джеральд всегда утверждал твердо и с вызовом, что сам он – честный человек и всегда оставался честным. Каждое обещание, которое когда–либо у него вырвалось, он сдержал, даже если ему до ужаса трудно было это сделать, даже если оно вызывало в нем настоящую ненависть. Однажды ночью он пообещал девушке, что женится на ней, и уже в следующую секунду знал, что жениться на ней будет большой ошибкой, ошибкой будет вообще жениться на ком бы то ни было. Но он пообещал. Он женился на ней и продолжал быть ее мужем до тех пор, пока она не умерла. Рассуждая об этом, он кричал и проклинал себя, но всегда заканчивал тем, что говорил о ней как о потрясающей женщине и о том, какого черта она взяла да умерла. И кроме того, говорил Джеральд, может быть, женитьба и не была такой уж большой ошибкой, в конце–то концов. Для того чтобы человек мог гордиться собой, необходимо иметь какого–то рода обязательства, посвятить себя кому–то. И вполне естественно и законно, что такая вот приверженность была направлена на женщину.

Оглядываясь назад, во времена, когда Джеральд говорил обо всем об этом, Харбин отчетливо слышал его, словно Джеральд говорил здесь и сейчас. Джеральд учил его, как открывать дверные замки, как анализировать комбинации сейфов и как пройти через сети сигнализаций. Но самым важным, чему научил его Джеральд, было понимание того, что нужно поступать честно.

Именно поэтому, увидев Джеральда мертвым на полу, он не раздумывая забрал к себе дочку Джеральда и все эти годы присматривал за ней. Потому что так было честно.

Впереди, по ходу его движения, громада пирса «Миллион долларов» уходила прямо в океан. Недалеко от пирса он увидел неосвещенные очертания отеля, где остановилась Глэдден.

Это был маленький отель, втиснувшийся между прибрежными магазинами, но в нем ощущалась какая–то независимость. Казалось, что он гордится тем, что выходит фасадом на пляж, в отличие от отелей, стоящих вдали от набережной.

Войдя, Харбин никого не увидел в вестибюле. Он нажал звонок на стойке портье, нажал его снова и продолжал нажимать с интервалами больше чем в минуту. Наконец портье вышел из соседней комнаты и явил ему усталое, зевающее немолодое лицо, редкие белые волосы, зачесанные на одну сторону, и пару усталых, опустившихся плеч.

Автоматически старик произнес:

– У нас нет комнат.

Потом он начал просыпаться, двигаясь к стойке администратора.

– Возможно, – добавил он, – у нас есть одна свободная.

– Мне не нужна комната. – Харбин на мгновение растерялся, а потом вспомнил имя, которым, как говорила Глэдден, она воспользуется. – Я ищу мисс Грин.

– Здесь нет никого с таким именем. – Старик двинулся в обратный путь, снова зевнув.

– Почему бы вам не позвать мисс Грин, а потом вы могли бы снова отправиться спать?

– Черта с два, – сказал старик. – Я отправляюсь спать прямо сейчас, и я не позову мисс Грин, потому что у нас нет никакой мисс Грин.

И старик уже дошел было до соседней комнаты, когда Харбин заступил ему путь и показал ему пачку однодолларовых купюр.

– Мне чрезвычайно важно повидать мисс Ирму Грин.

Старик посмотрел на деньги:

– Как вы ее назвали, повторите еще раз…

Харбин повторил имя и протянул ему бумажки.

– Полагаю, – сказал старик, – у нас, возможно, есть мисс Ирма Грин. – Он уже взял купюры и засовывал их в жилетный карман. – Но готов поклясться, что она выписалась пару дней назад.

– Давайте в этом убедимся.

Старик переменил курс и снова направился к стойке, потом остановился и обхватил рукою горло:

– Это маленькая, худенькая девушка? Блондинка?

Харбин кивнул.

Старик скроил на своем лице нечто означающее улыбку, но выглядело это так, словно он скривился от боли.

– Мисс Ирма Грин, – сказал он. – Да, очень приятная маленькая леди. Действительно очень приятная.

– Позвоните ей, ладно?

Старик зевнул снова. Он покачал головой и уставился на стенные часы над стойкой.

– Вы знаете, – сказал он, – это не самый лучший час для того, чтобы наносить визиты.

– Позвоните ей. – Харбин нашел глазами телефон. – Просто поднимите трубку и наберите ее номер.

– У нас существуют некоторые правила…

– Я знаю. У вас есть правило давать гостье знать, если к ней пришли с визитом.

Сунув руку в карман брюк, Харбин вытащил еще денег, выбрал пятидолларовую купюру и показал ее старику.

– Все, чего я от вас хочу, – сказал он, – это пустить меня к телефону – так, как будто я позвонил с улицы.

Старик мгновение обдумывал просьбу:

– Полагаю, что в этом особого вреда не будет.

Харбин отдал ему деньги и легонько нахмурился, ожидая, пока сработает коммутатор. Старик кивнул в сторону телефона, Харбин взял трубку и услышал голос Глэдден.

– Я в паре кварталов от тебя, – сказал он. – Буду через пять минут. Какой у тебя номер комнаты?

– Триста два. Что случилось? Что–то не так?

– Мы поговорим об этом, когда я тебя увижу. – Он повесил трубку и повернулся к старику. – Я только хочу посмотреть, кто с ней. Даю слово, что неприятностей у вас не будет. Я даже не стану говорить с ним. Я только посмотрю, кто это. – Он внимательно смотрел, какое действие произвели его слова на старика, и добавил: – Он даже не увидит меня. Я буду в боковой комнате и оставлю дверь открытой. Он даже не будет знать, что я поблизости.

Старик смешался и выглядел встревоженным.

– Ну хорошо, – сказал он. – Но мы не можем себе позволить никакого насилия. Ревнивые мужья приезжают сюда за своими женами и обнаруживают их с дружками, и вот, пожалуйста, мы имеем драку. Может быть, вы увидите его и выйдете из себя.

Харбин улыбнулся:

– Я не ревнивый муж. Я просто друг, который следит, чтобы у нее все было хорошо.

Он прошел в боковую комнату. Там было темно, и он приоткрыл дверь достаточно широко, чтобы хорошо видеть вестибюль. Он стоял наполовину за дверью и оттуда мог видеть, как старик нервно суетится у стойки.

Прошла минута, потом еще одна. Харбин сунул в рот сигарету и принялся ее жевать. Он следил за движениями большой стрелки на стенных часах над стойкой. До его слуха донесся шум опускающегося лифта, и он увидел лицо старика, повернувшееся к нему, его старые глаза были полны тревоги, а брови слегка сдвинулись.

Он услышал, как лифт остановился, а затем услышал шаги и тогда уже увидел двубортный габардиновый пиджак и густую копну белокурых волос, смазливые черты и аквамариновые глаза юного копа, проследовавшего к выходу и исчезнувшего за дверями отеля.

Глава 12

Он ждал там, в боковой комнатке, не будучи в силах как–то повлиять на ситуацию. Очнувшись после кратковременного потрясения, он понял, что думать об увиденном сейчас не стоит – ничего хорошего это не даст. Он совершенно не воспринимал слова старика. А тот между тем говорил Харбину, что теперь он может выйти, потому что мужчина покинул отель, и теперь можно выходить, и все в порядке.