Зона поражения

Положение обязывало, но оно же давало

некоторые, вполне объяснимые, преимущества.

— Можно начинать?

— Да, пожалуйста. Спрашивайте. Постараюсь ответить вам и вашим читателям как можно подробнее… и честнее! — Последнее слово он выделил. Выделил отчетливой интонацией человека, которого и без того невозможно заподозрить даже в намеке на ложь.

— Расскажите немного о себе.

— С самого начала? — Хозяин с улыбкой следил за не очень уклюжими, торопливыми движениями корреспондента: на полированной поверхности стола появились допотопный магнитофон, блокнот, ручка.

— Да, конечно — о семье.

— Ну вообще-то сам момент рождения я помню не слишком отчетливо! — Уголками губ Иван Альбертович обозначил вполне допустимую самоиронию, и собеседник кивнул, показав, что шутка принимается. — А если серьезно… Биография самая обыкновенная. Родился я в Сибири, в семье военнослужащего. Жили небогато, поэтому доучиться в школе не пришлось — пошел в профтехучилище, получил рабочую специальность. Потом армия. Перебрался в Москву, поступил в институт…

Журналист Саша старательно делал пометки.

— Вы помните то время? Застой в экономике… Застой в умах, душах людей! Нас было несколько — просто парни и девчонки, которые искренне пытались разобраться в происходящем. Достаточно безобидно — песни Галича, «голоса» по ночам, самиздат… кто-то, естественно, сообщил куда следует. Словом, пришлось бросить учебу.

— Отчислили?

— Сам ушел! Взял вину на себя, чтобы другие не пострадали. — Чувствовалось, что собеседник до сих пор гордится тем своим давним поступком: — Видите ли, молодой человек… В судьбе каждого из нас обязательно наступает момент, когда приходится делать выбор. И жить с этим выбором до конца дней своих.

Он помедлил, давая корреспонденту возможность осмыслить сказанное.

— Но, вы знаете… Давайте лучше не будем писать об этом, ладно?

— Почему? — поднял брови Саша, который, в сущности, был ненамного моложе Ивана Альбертовича.

— Видите ли, среди тех, кто повел себя в той истории… определенным образом, многие сейчас на виду. Их тогда или папа с мамой вытащили, или сами они «покаялись»… Кое-кто теперь за границей процветает, некоторых я то в Думе, то на Старой площади периодически вижу. Другие просто живут, воспитывают уже своих детей — и давным-давно забыли обо всем… Не стоит бередить старое. Не судите, да не судимы будете — верно?

Корреспондент вздохнул:

— Жаль! Фактура классная.

— Молодой человек… Это — не «фактура», это судьбы человеческие.

Некоторое время оба молчали, глядя на пульсирующий огонек диктофона. Потом Иван Альбертович продолжил:

— Да… Но удалось не сломаться! Уехал на некоторое время обратно, в Сибирь, — и вернулся уже при Горбачеве.

— Не тяжело было — из столицы? В глушь?

— Видите ли, Саша… Провинция — это не географическое понятие, это состояние духа. Система ценностей и внутренний масштаб! Можно быть провинциалом и живя в особняке на Кутузовском проспекте.

— Подождите, я запишу.

— Да, пожалуйста… Успели? Так вот. Трудностей я никогда не боялся — лес валил, с геологами по тайге хаживал, у станка пришлось постоять. Много чего было… Прекрасная, знаете ли, школа! Настоящие, простые русские люди, труженики, патриоты. Глядя из окна кабинета, — он чуть подвинулся в кресле и в очередной раз обозначил улыбку, — глядя из окна кабинета, даже такого высокого, как этот, никогда не поймешь, чем в действительности дышит и к чему стремится страна.

Это прозвучало веско и вполне заслуживало дословного цитирования.

— Ну вернулся в столицу как раз в конце восьмидесятых: гласность, кооперация, попытка создания социализма с человеческим лицом… Интересное было время, хотя не простое! Тогда я уже закончил вуз, увлекался проблемами новых форм экономики и хозяйствования.

— А что вы закончили?

— Уральский химико-технологический. Заочно.

— И хватило времени — на учебу, работу?

— Мы, сибиряки, народ упрямый! Еще кофе?

— Нет, спасибо… И вы сразу же занялись политикой?

Иван Альбертович отрицательно покачал головой:

— Ну это, скорее, сама политика мною занялась! Я ведь поначалу не думал даже… Начал новое для меня дело — бизнес, экспортно-импортные операции. Причем практически с нуля — и кое-чего добился.

— Скромно сказано…

— Да, пожалуй — чего уж тут! Преуспели мы… А потом наступил тот самый август девяносто первого. Когда стало ясно, что без твердых политических, конституционных гарантий цивилизованное развитие российского общества невозможно… И я принял предложение — баллотироваться в парламент.

— Говорят, вы ни от какой партии не брали ни копейки на свою предвыборную кампанию?

— У меня своих денег достаточно… Поверьте!

— Но теперь, возглавляя один из важнейших в Государственной думе комитетов, вы ведь вынуждены оставить предпринимательскую деятельность? Или, во всяком случае, можете уделять ей куда меньше внимания, чем до начала депутатской карьеры?

— Знаете, в конечном итоге все мы — граждане России: врачи, коммерсанты, военные. И чем-то жертвуем для страны… Некоторые отдают здоровье, некоторые жизнь! Поэтому мне стыдно и неприлично было бы жаловаться на снижение доходов, если этого потребовали государственные интересы.

Депутатский значок на лацкане Ивана Альбертовича как-то даже увеличился в размерах:

— Понимаете?

— Понимаю… Позиция, достойная уважения. Мне сказали, что вы сейчас пишете диссертацию?

— Да, — с удовольствием кивнул хозяин. Вопрос, безусловно, был ему приятен. — На тему межнациональных отношений, их развития на современном этапе… Собственно, этим вопросом я занимался давно — еще в университете.

— На Урале? — удивился корреспондент.

— Не-ет… Несколько позже. Здесь, в Москве: я же защитил диплом по социальной политологии.

— Когда?

— В девяносто четвертом. Второе после вузовское образование, трехгодичный курс — слышали, наверное?

— Да, конечно… Поразительно!

— Никогда не поздно работать над собой. Фельдмаршал Суворов, говорят, на старости лет на мичмана флота выучился! Главное — не почивать на лаврах.