Продавец слов

сказал о случившемся.

– Тысячу долларов! Вот, мерзавец… Мало того, что у меня все деньги перетаскал, теперь и до других добрался. Да брат жив-здоров, тьфу-тьфу… Они и не общаются уж года два. Паразит… Все из-за этих автоматов чёртовых, кто их только придумал. Ты уж прости, его, дурака непутёвого.

– Я, вообще-то, чуть не сел из-за него.

– Ну, что с ним делать! Может, болячка какая с ним? Раньше ведь такого не было. Ну, выпьет, ну, побузит. А как-то приятель его в автоматы эти затащил, он и выиграл сразу. Много выиграл. И после этого, как чокнулся. Лишняя копейка есть – бежит кнопки жать. Сутки напролёт жмёт. Три дня как-то сидел без вылаза. Все проиграл. Сколько я не просила, остановись, остановись – без толку. А на цепь же не посадишь. Я уж и к участковому ходила и к врачу знакомому. Никто помочь не хочет.

Мать заплакала.

– Я отдам, как смогу… Ты уж прости нас, Антоша. Взорвать бы этот павильон к чёртовой матери.

Идти разбираться с Борькой в павильон особого желания не было. Во-первых, времени жалко, а во-вторых, не позволят там в глаза соседу как следует посмотреть. Сказав, что зайдёт утром, он попрощался с матерью и поднялся к себе.

«Странно, запах камеры никак не улетучивался. Или в квартире пахнет точно также? Нет, нет, просто я насквозь пропитался впечатлениями».

Антон стянул спортивный костюм, бросил его в грязное бельё, переоделся в чистый свитер и тренировочные брюки. Запах не исчезал… «Отвлечься»! Он взглянул на будильник. Семь вечера. Прошло всего четыре часа с момента его задержания. А ощущение, будто четыре года… Он позвонил матери, судя по всему, та ничего не знала о случившемся. Ну и слава Богу…

Так, теперь работать, навёрстывать упущенное. Придётся посидеть ночью, пока впечатления свежи и эмоции бурлят.

Антон сел за стол и включил компьютер.

* * *

Утром его вырвал из сна тревожный звонок в дверь. Именно тревожный, Антон почувствовал его оттенок. Накинув халат, он устремился в прихожую. На площадке стояла зарёванная Борькина мать.

– Беда, Антоша! Ох, беда!

Она захлёбывалась слезами и говорила с трудом. Вернее, кричала.

Антон лёг только в шесть утра, поэтому сейчас соображал с трудом.

– Что стряслось?

– Борька-то делов натворил! Людей настрелял! Ба-тю-шк-и-и…

– Как настрелял? Кого?

– В павильоне… Милиционера, кассира и парня молодого. Проигрался опять, скотина, прибежал ночью домой, схватил наган дедов и того… Выручку из кассы забрал. Парень-то выжил, рассказал все. Арестовали Борьку! Ой, Антоша, что ж будет! Его ж расстреляют, стервеца.

– Сейчас не расстреливают, – словно не своим голосом, ответил Антон.

Мать, продолжая рыдать, пошла вниз. «Почему она ко мне пришла?.. Выплеснуть эмоции? Да, наверно. Я ж сказал, что буду утром дома… Расстрелял. Троих. Все, как у меня. Чертовщина, бред…»

Он, словно пьяный, вернулся в комнату и сел к невыключенному компьютеру. Так устал накануне, что забыл вырубить. Нажал кнопку. Экран медленно засветился, открывая взору сочинённый несколько