Ужасные невинные

– Никаких проблем. Просто встретила старого приятеля.

– Лора, Лора… Разве ты не сказала своему новому приятелю, что от выражения «зайка» у тебя однажды случился выкидыш?

– Да ну? – Кожаный Том озадаченно чешет переносицу. – Не знал. Ты уж прости меня, зайка…

– Справедливости ради, это был единичный случай. Обычно дело ограничивается угревой сыпью и красной волчанкой.

– Да ну?

– Заткнись, Макс, – не выдерживает Лора.

– Я просто предупредил.

Вблизи Кожаный Том раздражает меня еще сильнее, лучше бы он пасся у бильярда или изучал этикетку на безалкогольном пиве подальше отсюда, желательно – в районе города Химки. Коррективы относительно Кожаного Тома, которые я вношу по ходу: охотничьим ножом он не бреется, в художественные галереи заходит, только чтобы отлить (если поблизости нет подворотни), Том Вейте – не его кумир, в лучшем случае он зажигает под группу «Воровайки», а сырому мясу предпочитает жареную картошку с луком. Козел. Грязная скотина. Желание избавиться от козла так неожиданно и так велико, что у меня сводит пальцы. В этом нет ничего сложного – вытащить из-за пазухи «Глок» и добить обойму, если уж я попал в хачей с расстояния в десять метров, то с Кожаным Томом, стоящим почти вплотную, как-нибудь справлюсь.

– Ты бы отвалил отсюда, друг, – говорю я Кожаному Тому, не самое искрометное вступление, оно недостаточно оскорбительно, да и агрессии маловато. Остается надеяться, что сам Том мне поможет, судя по отсутствию левого резца и шраму над бровью, он лучше знает, что делать в подобных ситуациях.

– А что такое?

– Мне нужно поговорить с девушкой. А твоя кривая рожа разговору не способствует.

– Ну-ну.

– Успокойся, Макс. – Лора нисколько не переживает за меня, просто говорит приличествующие случаю слова, смысла в них не больше, чем в морковке, которую догрызает Сонни-бой.

– Это что, твой парень?

– Просто старый приятель.

– Может быть, пересядем, Лора? А то здесь воняет падалью.

– Ну-ну, – мрачно подзадоривает меня Кожаный Том.

Совсем не та реакция, которую я ожидал, вот черт.

– Тухлятиной, – воображения мне явно не хватает, видимо, нужно было смотреть совсем другие фильмы.

– Значит, я падаль?

Ну, слава яйцам, пошли дела кое-как!

– Никого другого я здесь не вижу.

– Может, прогуляемся?

– Легко. Ты присмотришь за Сонни-боем, Лора?.. …Он выше меня почти на голову и намного шире в плечах, при желании он смог бы стать субкоманданте и даже команданте, но для этого Кожаный Том слишком мелко плавает. Он не боится, что я тресну его по башке камнем или монтировкой, он идет впереди, я отстаю шага на четыре, ненависть к нему то затухает, то вспыхивает с новой силой, чего опасаюсь я – так это чтобы она не оказалась такой же фальшивой сукой, как Лора, такой же продажной девкой – или нет, не девкой, скромницей с круглыми коленками, скромницы и пальцем не дают к себе прикоснуться, сбегают, оставив на память учебник для вузов по судебной психиатрии. Чего опасаюсь я – чтобы моя ненависть не сбежала в самый неподходящий момент, все к тому и идет. Зачем я пристал к этому парню, зачем разозлил его?.. Мне нужно научиться управляться с желаниями, которые мне незнакомы или о которых я хотел бы позабыть навсегда, так и есть, в моей ненависти к Кожаному Тому наметился отлив, от луны это не зависит.

– Эй, урод! Мы так до Москвы доберемся… Куда это ты меня ведешь?

– Ищу подходящее место, чтобы начистить тебе физиономию.

– Мы уже прошли как минимум два подходящих.

– Как знаешь.

Кожаный Том внезапно останавливается и поворачивается лицом ко мне.

– А теперь можешь повторить все то, что сказал мне в кафе.

– Ты разве не запомнил? Может, тебе записать? Пара фраз на сон грядущий очень тебя поддержит.

Он знает, что делает, отличное место для выяснения отношений: небольшой пустырь на задворках «Челентано», глухая стена самого кафе с одной стороны, глухая стена леса с другой, пара мусорных баков в отдалении, вот для чего он меня сюда привел: мусорные баки. Побежденного суют головой в гниющие отходы, чтобы унизить его окончательно.

Ах ты, грязный румын!

Именно так я и думаю о Кожаном Томе, когда вижу мусорные баки: «ах, ты грязный румын!» Гнусный грязный романешти, или как там тебя еще называют. Ясно, что никакой Том не румын, с чего бы это ему быть румыном, но мне просто необходимо, чтобы Том стал румыном – хотя бы на время. Таким, какой я вижу всю эту шоблу, засравшую Дунай и окрестности, всю эту банду оборванцев, рвущихся в Европу в подштанниках, онучах и стоптанных постолах. Вечно сальные головы – вот что такое румыны, вечная грязь под ногтями, полипы в носу, волосы в ушах, оттянутые мочки, рты забиты стальными коронками, вот что такое румыны! Говорят, среди них есть даже интеллектуалы (гы-гы, бу-га-га, нахх!), есть даже те, кто вытирает задницу туалетной бумагой, а не лопухом и дубовыми сучьями, а кое-кто преподает в Гарварде, предварительно сменив фамилии Жопеску и Жопяну на благообразные Смит и Вессон. И все они, вне зависимости от того, какой материал для задниц используют, – все они мечтают о Великой Румынии! Конечно, если присоединить к территории этого вонючего табора кегельбан, шапито, библиотеку, поле для игры в регби и плавательный бассейн – может, тогда и получится Великая Румыния. Единственный приличный человек в Румынии – Дракула, есть еще женская сборная по спортивной гимнастике, чего-то они там берут, какие-то медали, я видел их пару раз по телевизору в спортивном баре «01е!», страшные бабы, глазу не на чем остановиться, оба раза я желал, чтобы хоть кто-нибудь из них свалился с бревна и переломал себе ноги, и руки тоже, а лучше было бы, чтобы свалились все, и не только с бревна, но и с брусьев, это неполиткорректно, милый, это дурной тон, ксенофобия давно вышла из моды, ксенофобам не продадут ни одного диска Большой энциклопедии «Кирилл и Мефодий», даже на скромный Автосалон-2004 рассчитывать не приходится, ксенофобам в приличном заведении, практикующим реггей «in live», не выдадут ключа от сортира, и ни один официант не возьмет у ксенофоба на чай больше пяти рублей, если твоя кошка – ксенофоб, утопи ее котят! В гробу я тебя видел, Лора!.. Грязные румыны нас ненавидят и считают, что самое время поучить нас демократии, суки, хуже только поляки, вот черт… Оказывается, клятых пшеков я ненавижу даже больше, чем романешти, вот кому бы я пустил шляхетскую кровь, вот чьи изъеденные гонором мозги я размазал бы по проезжей части Дворцового моста!..

Но и румын будет достаточно.

Вернее, одного грязного румына, который стоит сейчас в трех метрах от меня.

Мне хочется проделать ему дырку в черепе немедленно, положить пулю не промеж глаз (глаза Тома мне совсем не нравятся, близко посаженные, тусклые румынские глаза), лучше всего целиться в лоб, в лобную кость, нужно только подпустить его ближе и…

Меня трясет, как в ознобе, ноги подкашиваются, не вовремя я затеял эту склоку с Томом, не вовремя. Не потому, что мне не хватит запала, с этим-то как раз все в порядке, просто я хреново себя чувствую.

Что-то среднее между вирусным гриппом и лихорадкой, еще несколько секунд назад ими и не пахло, не пахло ничем, кроме торжества здоровой, очистительной ненависти. Теперь же сердце колотится где-то в горле, во рту пузырится липкая слюна, по спине градом стекает пот.

– Я смотрю, ты уже в штаны наложил? – почти отеческим голосом спрашивает Кожаный Том.

Ах ты, грязный румын!

– С чего это ты взял, ублюдок?

– Видок у тебя неважнецкий.

– Это ничего. Зато падалью от меня не несет.

– А от меня, значит, несет?

– Еще как!

Том на полусогнутых медленно приближается ко мне, икры пружинят в бойцовской стойке, пальцы сжимаются в кулаки, пара мгновений – и до меня долетит запах чеснока, известно, что все румыны натирают волосы чесноком, чтобы они лучше росли. Они натирают волосы и натираются сами, и засовывают чеснок в карманы – в качестве профилактики, и от простуды, и от Дракулы. Чеснок – это все, что можно найти в их карманах, денег там отродясь не было.