Сердце Ангела

В гостиной на спинке дивана обнаружился чулок. Я обвязал его вокруг пояса под халатом и открыл дверь.

— Свершилось, — фыркнул Стерн, проталкиваясь внутрь мимо меня.

За ним следовал сержант Деймос, облаченный в оливковый костюм из быстросохнущей ткани и соломенную шляпу с полосатой ленточкой. Стерн остался верен мохеровой паре, но на этот раз был без своего плаща.

— Посмотришь на вас, ребята, и сразу видно: весна, — сказал я.

— А ты все спишь?

Стерн сдвинул на затылок шляпу с темными пятнами пота и окинул взглядом комнату:

— Тут, что, драка, что ли, была?

— Встретил вчера дружка боевого, пошумели малость.

— Как люди-то живут, а, Деймос! Ночью — гулянки, на работе — виски, спи — не хочу. А мы с тобой, как дураки, в полицию пошли. И как зовут этого твоего дружка?

— Эзра Паунд.

— Эзра — имя-то какое-то деревенское. Фермер, что ли?

— Нет, запчастями торгует в Айдахо. А сейчас домой улетел. Утром сегодня был рейс из Мичигана, так он в пять утра собрался — и в аэропорт.

— А не врешь?

— Вам — никогда! Лейтенант, если я сейчас не выпью кофе, мне каюк. Ничего, если я кофейник поставлю?

Стерн присел на ручку кресла.

— Валяй, нам-то что: бурду сваришь — в унитаз выльем.

И тут, как по сигналу, что-то грохнуло в ванной.

— Там, что, есть кто-то? — поинтересовался Стерн, тыча большим пальцем в сторону двери.

Дверь отворилась, и на пороге возникла Епифания с ведром и шваброй. На ней был рабочий халат, волосы собраны в узел и покрыты каким-то грязным лоскутом. Она ссутулилась и шаркала ногами, как столетняя старушенция.

— Все, миста Ангел, в ванне все, — уныло прогундосила она, глотая половину звуков, прямо как настоящая негритянская карга. — У вас гости, да? Я тогда сейчас пойду, а потом вернусь, ладно?

— Хорошо, Этель. — Я едва сдержал улыбку, когда она в той же манере прошкандыбала мимо меня. — Я скоро ухожу, ты тогда сама откроешь, когда захочешь.

— Хорошо. — Она причмокнула губами, словно водворяя на место беглый зубной протез и двинулась к двери. — Доброе утро, жентмуны. Простите, что помешала.

Стерн взирал на нее, разинув рот. Деймос замер на месте и только скреб в затылке. Я затаил дыхание: заметят или нет, что она босиком? Фу-у, обошлось. Епифания благополучно исчезла за дверью.

— Господи, прям как с пальмы слезла, — пробормотал Стерн. — Зря их тогда освободили. Сидели бы на плантациях…

— Напрасно вы так. Этель у меня молодец, — отозвался я из неглубокой ниши на кухне, где я как раз наполнял кофейник. — Она не Эйнштейн, конечно, но дом держит в порядке.

Сержант Деймос осклабился:

— Правда, лейтенант, должен же кто-то и толчки чистить.

Стерн с усталым отвращением оглядел своего напарника. Очевидно, он держался мнения, что того самого неплохо было бы сослать на подобные работы. Я прибавил огонь на двухконфорочной плите:

— Ну что у вас за дело ко мне?

Я опустил в тостер кусок хлеба.

Стерн встал с дивана, прошел в холл и прислонился к стене рядом с холодильником.

— Тебе знакомо имя Маргарет Крузмарк?

— Слыхал.

— Что ты о ней знаешь?

— Да то, что в газетах писали.

— А именно?

— Дочь миллионера. Ее убили на днях.

— А еще?

— Я же не могу каждое убийство расследовать. У меня своих дел по горло.

Стерн переступил ногами и возвел глаза к потолку.

— Когда ж ты ими занимаешься? Когда проспишься?

— А это что? — поинтересовался из соседней комнаты Деймос.

Я выглянул в коридор. Деймос стоял над открытым дипломатом и рассматривал карточку, которую я нашел на столе у Маргарет.

Я улыбнулся:

— Это приглашение на конфирмацию моего племянника.

— А почему не по-нашему написано?

— Это латынь.

— У этого все по-латыни, — не разжимая губ, заметил Стерн.

— А эта штука наверху что значит? — спросил Деймос, указывая на перевернутую пентаграмму.

— Вот сразу видно, что вы не католики. Это орден Святого Антония. Мой племянник у них служка.

— Вроде такая штука у Крузмарк на шее висела.

Мой тост выскочил из тостера, и я щедро намазал его маслом.

— Ну и что? Может, она тоже была католичкой.

— Эта? Ну уж нет, — сказал Стерн. — Эта, скорей уж, язычницей была.

Я захрустел тостом.

— Пусть так, только что вам до нее? Вы же Ножкой занимаетесь?

Стерн посмотрел на меня своими трупьими глазами.

— Занимаемся. Только вот обстоятельства убийства в обоих случаях очень похожие.

— Думаете, тут есть связь?

— Это я у тебя хотел спросить.

Кофе начал закипать, и я убавил огонь.

— У меня? Можно и у портье внизу спросить с тем же успехом.

— Не умничай, Ангел. Этот черномазый занимался вуду, а баба была ясновидящая, да, похоже, еще и черной магией баловалась. Их убивают с разницей в один день. Кто — неизвестно, но при очень похожих обстоятельствах.

— При каких же?

— Это уже наше дело.

— Так как же я помогу, если не знаю даже, что вам надо?

Я взял из буфета три кружки и рядком поставил на стол.

— Темнишь?

— А с чего мне откровенничать? — Я выключил газ и разлил кофе по кружкам. — Я, кажется, в полиции не служу пока.

— Так, а теперь послушай: я звонил этому болтуну адвокату. Тут ты, похоже, нас обошел: ты можешь молчать, а я тебе ничего не могу сделать. Только смотри: узнаю, что ты хоть припарковался не в том месте — костей не соберешь. Тебе в городе не только что лицензию, тебе арахисом торговать не дадут.

Я прихлебнул кофе, с наслаждением вдохнув ароматный парок.

— Я уважаю закон, лейтенант.

— Рассказывай! Для таких, как ты, закон как фиговый листок. Ну ничего, скоро где-нибудь проколешься, я тебе тогда не спущу.

— У вас кофе остынет.

— Да иди ты со своим кофе! — рявкнул Стерн. Оскалив кривые желтые клыки, он сшиб со стола обе кружки, да так, что они отлетели к противоположной стене и осколками брызнули по всей кухне. Стерн задумчиво оглядел кофейное пятно, как эстет, разглядывающий авангардистскую картину.

— Нехорошо получилось, — заметил он. — Ну ничего. Я уйду — твоя обезьяна подотрет.

— И когда же вы изволите удалиться?

— Когда сам решу.

— Ну и ладушки. — Я взял кружку, ушел в гостиную и сел на диван. Стерн смотрел на меня как на зловонную лужу, в которую он по нечаянности наступил. Деймос изучал потолок.

А я попивал себе кофе и не обращал на них никакого внимания. Деймос попробовал было что-то насвистать, но стыдливо умолк после четырех фальшивых нот. Я уже начал подумывать, что я скажу друзьям, если они вдруг нагрянут ко мне в гости.

Можно так: «А что? Я всегда держу в доме пару полицейских. Они забавней, чем попугайчики, да и грабителей можно не бояться».

— Ладно, пошли на свежий воздух, — прорычал Стерн.

Деймос прошествовал мимо меня с таким видом, будто он сам это придумал.

— Подышите, и сразу обратно! — предложил я.

Стерн надвинул шляпу на лоб.

— Погоди, допрыгаешься еще.

Выходя, он так саданул дверью, что в холле обрушилась со стены литография Курьера и Ива. [39]

Глава тридцать пятая

Стекло в рамке треснуло застывшей молнией, зигзаг прошел как раз между побелевших от напряжения кулаков Великого Джона Л. Салливана и Джейка Килрейна. [40]Я повесил литографию обратно на стену. В дверь негромко постучали.

— Заходи, Этель, там не заперто.

Епифания, все еще в своей рваной косынке, заглянула в щелку.

— Они совсем ушли?

— Совсем-не совсем, но сегодня уже больше не явятся.

Епифания занесла в холл ведро и швабру и закрыла дверь. Потом прислонилась к косяку и рассмеялась, но в голосе ее слышались истерические нотки, и, обняв ее, я почувствовал, что она вся дрожит под тоненьким халатом.

— Ты у меня молодец, — сказал я.