«З» - значит злоба (ЛП)

— Подумайте, Донован. Если б я действительно рассказала ему эту историю, зачем ему расспрашивать вас о моих методах? Он бы уже все знал, так зачем спрашивать вас?

— Ну, может вы и правы, разве что, он искал подтверждения.

— Ой, перестаньте. Это уже притянуто за уши.

— Это просто подозрение, что вы с этого что-то имеете.

— Что за репортер? Вы у него спрашивали, откуда он получил информацию?

— Я не успел.

— Ну, давайте я ему позвоню. Почему бы нам не спросить его? Это может быть что-то простое или очевидное, когда вы услышите. Вы помните его имя?

— Катцен-что-то, но я не думаю, что это умно с вашей стороны, разговаривать с ним.

— Катценбах. Я знаю Джеффри. Он хороший парень.

Донован продолжал гнуть свое, не желая отступать.

— Говорю вам, не надо. Я не хочу, чтобы вы говорили с ним о чем-либо. Хватит. Если я узнаю, что вы за этим стоите, я вас засужу, — заявил он и бросил трубку.

«Пошел ты», которое я предложила, поступило с опозданием на полсекунды, что, впрочем, не имело значения.

В минуту, когда он оборвал связь, мой адреналин подскочил, во рту пересохло, и я чувствовала, как сердце стучит в ушах. Мне хотелось протестовать, но я видела, как это выглядит с его точки зрения. Он был прав насчет факта, что я была единственной за пределами семьи, кто знал о том, что происходит. Более или менее, подумала я, остановившись, чтобы поправить себя.

Мирна могла проинформировать газетчиков, однако трудно себе представить, зачем бы она это сделала. И, конечно, Питер и Винни знали о том, что происходит, но, опять же, почему бы любой из них захотел это обнародовать?

Мне очень хотелось снять трубку и позвонить Катценбаху, но предостережение Донована до сих пор звучало в ушах. Я боялась, что, если войду в контакт, репортер начнет вытягивать из меня информацию. Любой комментарий, который я сделаю, может быть процитирован, и тогда моя репутация будет несомненно разрушена.

Смутно я подумала, не мог ли сам Гай проинформировать газету. Это выглядело маловероятным, но не невозможным, и я даже смогла проследить определенную хитрую логику, если это был он. Если тема его унаследования станет известна всем, братьям будет очень трудно его обмануть. Проблема была в том, что Гай никогда не демонстрировал особого интереса к деньгам и определенно не был озабочен защитой своей доли. Мог ли он быть таким хитрым манипулятором, как заявляла его семья?

Я подхватила куртку и сумку и вышла снова. Старалась стряхнуть с себя тревогу, пока шла к машине, которую припарковала за полквартала. Убедить Малеков в моей невиновности было невозможно. Обвиненная в вероломстве, я начинала чувствовать себя виноватой, как будто бы действительно предала доверие семьи. Бедный Гай. После того, как я все отрицала, они, наверное, накинутся на него.

Когда я доехала до центра, мне удалось отвлечься, раздумывая, смогу ли я найти место для парковки в разумной удаленности от здания Лонни Кингмана. Я попробовала двигаться по спирали, как при обследовании места преступления, начиная с внутренней точки и продолжая в наружном направлении. Если ничего не подвернется, я всегда смогу использовать общественную стоянку, которая находится в трех кварталах.

Совершая второй круг, я увидела перед зданием фургон. Дверца с пассажирской стороны скользнула вбок и вышел человек с кинокамерой. Худая блондинка, которая ведет шестичасовые новости, спрыгнула с переднего сиденья и стала изучать номера домов, сверяя с адресом в своей записной книжке. Подъезжая сзади, я не видела логотип на боку фургона, но сверху у него была антенна, выглядевшая достаточно круто, чтобы получать сообщения из космоса. О, черт.

Проезжая мимо, я заметила KEST-TV, написанное сбоку. Я поборола желание умчаться прочь, когда женщина посмотрела в моем направлении. Я посмотрела налево, поворачивая к зданию через дорогу. Весело помахала кому-то, появившемуся из офиса Дина Виттера. Может, пресса примет меня за путешествующего олигарха, который хочет вложить деньги.

Я продолжала ехать, не сводя глаз с зеркала заднего вида, когда оператор и журналистка вошли в здание.

И что теперь? Мне не нравилась идея прятаться в кустах, как перебежчик. Может, у меня паранойя, и группа собралась снимать кого-то другого. Я проехала несколько кварталов, пока не заметила на углу телефон-автомат. Вышла из машины, опустила четвертак, и набрала номер Лонни. Он, наверное, был в суде, потому что трубку взяла Ида Рут, думая, что это он.

— Да, сэр?

— Ида Рут, это Кинси. Меня искала телевизионная группа?

— Не думаю, но я здесь, за своим столом. Сейчас спрошу у Алисон.

Она поставила меня в режим ожидания, потом вернулась.

— Они ждут тебя в приемной. Что происходит?

— Долго объяснять. Ты можешь от них избавиться?

— Ну, мы можем выставить их отсюда, но не можем запретить торчать на улице у входа. Прости за любопытство, но что ты натворила?

— Ничего, клянусь. Я совершенно невинна.

— Правильно, дорогая. Вот и держись этой версии.

— Ида Рут, я серьезно. Дело вот в чем.

Я быстро объяснила ситуацию и услышала ее кудахтанье в ответ.

— О, господи. На твоем месте я бы спряталась. Они не могут остаться надолго. Если скажешь, куда тебе позвонить, я сообщу, когда они уйдут.

— Я не уверена, где буду. Перезвоню попозже.

Я повесила трубку и оглядела угол улицы напротив. Там был бар, который казался открытым. Я видела мигающий неоновый свет в окне. Пока я наблюдала, мужчина в переднике открыл дверь и закрепил ее держателем. Я могла бы посидеть там, попивая пиво и вдыхая табачный дым, пока решу, что делать. С другой стороны, если подумать, я ничего не сделала, так почему веду себя как беглец? Я порылась на дне сумки и выудила еще один четвертак. Позвонила в «Диспэтч» и попросила Джеффри Катценбаха. Я не очень хорошо его знаю, но пару раз имела с ним дело. Ему немного за пятьдесят, и его карьере мешал его аппетит к кокаину и опиоидам. Он всегда был умницей, если вам удавалось поймать его с утра, но в течение дня иметь с ним дело становилось труднее. К ночи он еще функционировал, но его суждения иногда были ошибочными и он не всегда помнил свои обещания. Два года назад от него ушла жена, и последнее, что я слышала, он наконец исправился, с помощью Анонимных Наркоманов. Гай Малек не единственный, кто совершил личную трансформацию.

Дозвонившись до Катценбаха, я представилась, и мы обменялись обычными приветствиями, прежде, чем перейти к делу.

— Джеффри, это не для записи. Малеки мои клиенты, и я не могу позволить, чтобы меня цитировали.

— Почему? Что за проблема?

— Никакой проблемы. Донован расстроился, потому что думает, что я позвонила тебе и испортила семейное воссоединение.

— Жаль это слышать.

— Откуда ты об этом узнал? Или это конфеденциальный источник?

— Ничего конфеденциального. Прошлым вечером, когда я пришел, на моем столе лежало письмо. Мы всегда просим подписчиков связываться с нами, если они узнают об истории, о которой мы можем не знать. Обычно это банальные или дурацкие вещи, но эта привлекла мое внимание.

— Кто прислал письмо?

— Некто, по имени Макс Аутвэйт, с адресом по улице Коннектикут в Колгейте. Он думал, что эта история привлечет наше внимание.

— Как он узнал об этом?

— Самому интересно. Он говорит так, как будто знает их много лет. В основном, в письме говорится, что был проведен поиск, и сын Бадера Малека Гай был найден после восемнадцатилетнего отсутствия. Это правда, не так ли? Скажи, если я ошибаюсь, и я съем свои жокейские трусы.

— Это правда, и что?

— Ничего. Как он говорит, этот парень работал уборщиком в каком-то захолустном городке, и вдруг узнал, что унаследовал пять миллионов. Как часто такое происходит? Он подумал, что общественности будет интересно. Я подумал, что это звучит многообещающе и позвонил Малекам. Номер есть в телефонной книге, никакой детективной работы не потребовалось.

Поговорил с миссис Малек, как ее, Кристи, и она все подтвердила, даже до того, как я добрался до Донована. Вот и все, если, конечно, я ничего не пропустил.