Нынче в порфире

СОРОК ТРЕТИЙ, А НЕ СОРОК ПЕРВЫЙ!

Она повернулась в мою сторону, широкие угольно-черные брови чуть приподнялись.

— Фрекен Калленберг?

Девушка слегка наклонила голову и встала. Невысокая, стройная, одета в спортивном стиле. Свежий загар делал ее совсем похожей на южанку. Мы встретились на полдороге.

— Прошу вас,— сказал я, протягивая ей запакованный букет.— Это из цветочного магазина.

Она взяла цветы, а сама неотрывно смотрела на меня. Глаза были большие, испуганно-вопрошающие. Я хотел объяснить, что да как, но тут обнаружил, с кем она только что разговаривала.

С Веспером Юнсоном!

Он сидел на стуле в другом конце комнаты и теперь быстро шагнул ко мне. За ним маячила солидная фигура старшего полицейского.

— Можно вас на минутку? — Тон был резкий.

Я послушно вышел за ним в переднюю.

— Что это значит? — сердито воскликнул он.

Еще не оправившись от изумления, я переспросил:

— Как «что значит»?

Он неодобрительно смотрел на меня.

— По-вашему, здесь уместно такое фиглярство?

Я взял себя в руки.

— Не мешало бы вам для начала узнать, что к чему, а потом можете возмущаться.

И я коротко объяснил, как вышло, что я явился сюда с букетом роз.

Его раздражение тотчас улеглось.

— Гм. Подождите пока здесь.

Он вернулся в комнату к девушке, а через несколько минут вышел в сопровождении старшего полицейского.

— Может, заедете ненадолго в полицейское управление?

— All right,— холодно сказал я.

По дороге на Кунгсхольмен маленький полицейский начальник задумчиво поглаживал усы. Не было сказано ни слова.

Когда мы поднялись к нему в кабинет, Веспер Юнсон тщательно закрыл за собой дверь и характерной развалистой походкой прошел к письменному столу.

— Выкладывайте,— сказал он, торопливо закуривая сигарету.— Все, от начала и до конца.

— Что именно? — нехотя сказал я.

— Про свои последние детективные успехи. Нет, я серьезно. Я в самом деле приятно удивлен. Как вы додумались спрашивать по цветочным магазинам?

— Очень просто,— ответил я почему-то вдруг с наигранной скромностью.— Смекнул, что Свен Лесслер явно не случайно записался к врачу и тут же купил книгу по музыке. Как-то это связано. Он хотел подлечить уши, чтобы лучше слышать музыку.

Веспер Юнсон кивнул.

— Отлично,— пробормотал он,— отлично.

— Но Свен Лесслер был совершенно немузыкален,— продолжил я.— Откуда же это внезапное увлечение? Искренний интерес к музыке вот так вдруг не просыпается, ни после пятидесяти, ни раньше. Единственное логическое объяснение — он интересовался музыкой, чтобы понравиться кому-то, кто сам очень любит музыку и кем он, Свен Лесслер, весьма дорожит.

— Женщине,— вставил начальник уголовной полиции.

Я кивнул.

— Женщине, которую он любил. Кое-что подсказали и галстуки: по словам продавца, один был отвергнут как стариковский.

— Галстуки были безусловно весьма молодежной расцветки,— согласился Веспер Юнсон.— И вы заключили, что он встретил эту женщину в Лапландии?

— Конечно,— сказал я.— С одной стороны, люди в горах, как ни странно, вообще склонны влюбляться, а с другой стороны, он ведь так внезапно исчез с горной базы да еще и отказался сообщить, где находится. Естественно предположить, что он был со своей возлюбленной и хотел сохранить инкогнито… Остальное было проще простого. Допустив, что они вместе вернулись поездом в Стокгольм, я спросил себя: а что бы сделал я на месте Свена Лесслера? Наверно, послал бы юной даме цветы. Ну и как я уже сказал, в итоге отыскался цветочный магазин, и все стало на свои места.

— Очень интересно,— заметил Веспер Юнсон.— Очень.

— Что интересно?

— То, что вы путем одних только умозаключений попали в цель столь же метко, как и мы путем детального расследования. Да еще и намного быстрее. Мы начали еще вчера, дозвонились до Сакснесгордена, где Свен Лесслер заказывал номер и совершенно точно проживал. Мало-помалу выяснилось, что он уже через неделю с лишним оттуда уехал. Прямо на лыжах через горы в уединенную крестьянскую усадьбу, это на расстоянии дневного перехода от Сакснесгордена, принимают они там обычно не более десятка постояльцев. Через несколько дней он позвонил в Сакснесгорден и строго-настрого приказал держать его местопребывание в тайне от всех и каждого. Он, мол, решил расслабиться и хочет отдохнуть без помех.

Только сегодня в полдень мы наконец связались с той усадьбой. И тайна, понятно, была раскрыта, хотя и после великого множества «но» и «если». Судя по всему, Свен Лесслер влюбился в молодую стокгольмскую девушку, которая у них там гостила. Последние десять дней эти двое были просто неразлучны. Свен Лесслер уехал домой в субботу, молодая дама — в понедельник. По расчетам, в Стокгольме ее надо было ожидать сегодня после обеда. Мы узнали ее имя и адрес, но для надежности встретили на вокзале.

Жаль девочку. Похоже, для нее это жестокий удар. Такие натуры нынче редкость. Глубокая, не чета многим, скромная, серьезная. Учится в Музыкальной академии и, насколько я понимаю, очень талантлива.

— Значит, Свен Лесслер посватался к этой девочке в Лапландии? — сказал я.

Он кивнул.

— И у меня твердое впечатление, что она тоже любила его. О случившемся она узнала только в поезде, а на Центральном вокзале вышла из вагона совершенно заплаканная. Теперь вы, наверное, понимаете, отчего я был резковат, когда вы явились с розами.

— Когда я вошел, девочка сказала, что они собирались пожениться этим летом. Вы думаете, Свен Лесслер действительно так спешил?

Он пожал плечами.

— Влюбленные мужчины за пятьдесят обычно спешат с женитьбой — особенно когда предмет их страсти лет этак на тридцать моложе.

Он сгреб со стола несколько документов и исчез в комнате секретарши. Он что-то там говорил, а я откинулся на спинку удобного кресла, раздумывая, какие последствия могли бы возыметь нежданные матримониальные планы миллионера.

И первая же мысль была: а ведь ближайшие родичи Свена Лесслера нипочем бы не встретили черноглазую музыкантшу с распростертыми объятиями. В качестве жены Свена Лесслера она являла собой новый и весьма досадный фактор. Не говоря о том, что шансы унаследовать часть огромного состояния брата катастрофически падают, никто из родни понятия не имел, какие перемены в их собственном финансовом положении повлечет за собой эта женитьба. Будущее впрямь стало бы для них весьма туманным, если бы они знали, что случилось в горах Лапландии.

Да, если бы они знали! А была ли у них какая-нибудь возможность пронюхать о матримониальных планах брата? Вопрос важный, надо подумать. Миллионер окружил свою любовь глубокой тайной. Он и сам явно понимал, что новая ситуация крайне щекотлива. Конечно, не исключено, что кто-то пустил в Стокгольм сплетенку и окольными путями она дошла до родни. Не исключено, однако не слишком вероятно.

Я уже совсем решил оставить эту проблему, как вдруг в мозгу молнией блеснуло воспоминание. Ведь Хелен Лесслер — невестка миллионера — во время импровизированного допроса утром во вторник показала, что получила от свекра письмо, в котором он сообщал о своем приезде. Может, он и на свою близкую женитьбу намекнул? Так или иначе, вряд ли Свен Лесслер написал невестке, только чтобы известить ее, когда он возвращается в Стокгольм.

Ход моих мыслей нарушил Веспер Юнсон; он ворвался в кабинет с коричневым конвертом в руке, остановился передо мной и сказал:

— Я не могу запретить вам написать о Еве Калленберг, но этим вы скорей всего окажете большую услугу убийце.

— Я вообще не собирался ни о чем писать,— сказал я. И это была правда. Аллан Андерссон с его утренней газетой начисто вылетел у меня из головы.

Веспер Юнсон безучастно посмотрел на меня.

— Вы случайно не собираетесь нынче в Ердет? А то могли бы навестить рыжую Хелен, расспросить, как у нее дела.

— Вы лично интересуетесь ее здоровьем?