Сочинитель убийств. Авторский сборник

— Въезжаем в Техас.

Молодой блондин извлек из внутреннего кармана позолоченную фляжку, отвинтил колпачок и любезно предложил Гаю.

— Спасибо, нет, — отказался Гай. Он обратил внимание, что сидящая через проход пассажирка, которая с самого Сент–Луиса ни разу не подняла глаз от вязания, покосилась на них, когда фляжка опрокинулась с металлическим всплеском.

— Куда едете? — Его улыбающиеся губы превратились в тоненький влажный полумесяц.

— В Меткаф.

— A–а. Миленький городок этот Меткаф. Вы на юг по делам? — Он вежливо сморгнул воспаленными глазами.

— Да.

— И по каким?

Гай неохотно оторвался от книги:

— По архитектурным.

— О, — произнес тот с завистливым интересом. — Строите дома и прочее?

— Да.

— По–моему, я не представился, — попутчик слегка приподнялся. — Бруно. Чарлз Энтони Бруно.

Гай обменялся с ним коротким рукопожатием.

— Гай Хайнс.

— Рад познакомиться. Вы из Нью–Йорка? — хриплый его баритон звучал неестественно, словно он говорил лишь для того, чтобы взбодрить самого себя.

— Да.

— Я живу на Лонг–Айленде. Еду в Санта–Фе малость отдохнуть. Вы бывали в Санта–Фе?

Гай отрицательно покачал головой.

— Прекрасный город если нужно расслабиться, — улыбнулся тот, обнажая дурные зубы. — Там, по–моему, большей частью индейская архитектура.

Кондуктор остановился в проходе и начал рыться в билетах.

— Это ваше место? — спросил он Бруно.

Бруно по–хозяйски развалился в своем уголке.

— Купе–салон в следующем вагоне.

— Номер три?

— Вроде бы. Да третье.

Кондуктор проследовал дальше.

— Ох, уж эти мне работнички! — пробормотал Бруно. Он подался вперед и с любопытством уставился в окно.

Гай вернулся к Платону, но навязчивая надоедливость его визави, ощущение, что тот в любую минуту готов нарушить молчание, мешали сосредоточиться. Гай намеревался сходить в вагон–ресторан, но непонятно почему продолжал сидеть. Поезд затормозил перед очередной остановкой. Когда Бруно приготовился возобновить разговор, Гай поднялся, прошел в соседний вагон и, спустившись по ступенькам, спрыгнул на хрустнувшую под подошвами землю еще до полной остановки поезда.

Воздух — живой, не такой как в вагоне, обремененный ранними сумерками, — навалился на него душной подушкой. Пахло пыльным, прогретым на солнце гравием, нефтью и горячим металлом. Он проголодался и медленно прохаживался взад–вперед вдоль вагона–ресторана, засунув руки в карманы и вдыхая полной грудью, хотя воздух ему и не нравился. Созвездие красно–бело–зеленых огоньков с гудением удалилось по небу на юг. Вчера Анна, возможно, улетела в Мексику этим же рейсом, подумал он. Могла бы и не одна, а с ним вместе. Она хотела, чтобы он долетел с ней до Меткафа. Он мог бы попросить ее на денек задержаться и познакомить с матерью — если б не Мириам. А то и вопреки Мириам, будь сам он другим человеком и не принимай таких вещей близко к сердцу. Он рассказал Анне о Мириам, рассказал почти все, но сама мысль о встрече этих двух женщин была ему ненавистна. Он решил отправиться один, и отправиться поездом, чтобы хорошенько подумать. Ну и до чего он додумался? Разве от размышлений и логики хоть раз был какой–нибудь прок, если дело касалось Мириам?

Кондуктор объявил отправление, но Гай не спешил и лишь в самый последний миг, подтянувшись за поручни, вспрыгнул в вагон за рестораном.

Не успел официант отойти, записав заказ, как в дверях появился все тот же молодой блондин; он покачивался, сигаретный окурок во рту придавал ему грубоватый вид. Гай успел выбросить из головы всякую мысль о нем, и теперь высокая фигура в коричневом костюме оттенка ржавчины возникла перед ним как смутно неприятное воспоминание.

— А я уже думал, вы отстали от поезда, — жизнерадостно заявил Бруно, выдвигая стул.

— Если не возражаете, мистер Бруно, я бы хотел, чтобы меня какое–то время не беспокоили. Мне нужно кое–что обдумать.

— У меня вам не будут мешать. Мы бы там и пообедали. Идет?

— Спасибо, я, пожалуй, останусь здесь.

— Но я настоятельно прошу. Официант! — Бруно хлопнул в ладоши. — Будьте любезны, доставьте заказ этого джентльмена в купе–салон номер три, а мне принесите среднепрожаренный бифштекс с картофелем по–французски и яблочный пирог. Да, еще две порции виски с содовой, и поскорей, ладно? — Он взглянул на Гая с ласково–просительной улыбкой. — Договорились?

Гай подумал, встал и проследовал за ним. В конце–то концов, это не имело никакого значения. И разве собственное общество не успело ему порядком надоесть?

Выпивку можно было и не заказывать, разве что ради стаканов и льда. На чемодане крокодиловой кожи рядком стояли четыре бутылки шотландского виски с желтыми этикетками — единственный аккуратный набор в этом маленьком купе. Чемоданы и дорожные сундуки загромождали проход, оставив свободным небольшой клочок пола в самом центре, как в сердцевине лабиринта, а на них были навалены спортивные костюмы и снаряжение, теннисные ракетки, сумка с клюшками для гольфа, пара фотоаппаратов и плетеная корзина с фруктами и бутылками вина, переложенными красной бумагой. Косая пирамидка свежих журналов, комиксов и романов возвышалась на сиденье у окна. Там же лежала коробка конфет, перевязанная красной лентой.

— Все для спорта, — заметил Бруно почему–то извиняющимся тоном.

— Нормально, — ответил Гай, начиная улыбаться. Купе его забавляло и дарило приятным ощущением уединенности. Улыбка раздвинула его темные брови, и вся его внешность преобразилась. Теперь взгляд его был устремлен вовне. Мягко ступая, он лавировал между чемоданами, разглядывая вещи, как любопытная кошка.

— Новехонькая. Мяча еще не пробовала, — сообщил Бруно, протягивая ему ракетку. — Мама нагружает меня всем этим скарбом в надежде, что спорт отвадит меня от баров. Во всяком случае, его охотно принимают в заклад, когда садишься на мель. Мне нравится пить во время поездок, от этого все становится интересней, правда?

Принесли виски с содовой. Бруно добавил в стаканы из своей бутылки.

— Садитесь. Снимайте пиджак.

Ни тот, ни другой, однако, не сел и пиджак не снял. Несколько томительных минут они не могли подыскать тему для разговора. Гай пригубил из своего стакана — чистое виски — и опустил глаза на захламленный пол. Странные у Бруно ноги, отметил он, а может, все дело в туфлях. В маленьких светло–коричневых с рыжинкой и простым удлиненным носком, чья форма напоминала суженный подбородок Бруно. Какие–то старомодные ноги. И не такой уж он стройный, этот Бруно, как сперва показалось. Длинные ноги тяжеловаты, а тело пухлое.

— Вас, надеюсь, не раздосадовало, — осторожно заметил Бруно, — мое появление в вагоне–ресторане?

— Нет, нет.

— Мне стало одиноко. Вы знаете, как оно бывает.

Гай высказался в том духе, что путешествовать в купе–салоне без спутников одиноко, и едва не упал, зацепившись ногой о ремень от фотоаппарата «Роллейфлекс». По боковой стороне кожаного футляра тянулась свежая глубокая белая царапина. Он ощущал на себе робкий взгляд Бруно. Разумеется, ему будет скучно. И зачем он только сюда пришел? Угрызения совести чуть было не прогнали его назад в вагон–ресторан, но тут появился официант с подносом под оловянной крышкой и раскинул откидной столик. Запах приготовленного на углях мяса взбодрил Гая. Бруно отчаянно требовал, чтобы ему дали оплатить счет, и Гай уступил. Бруно принесли большой бифштекс под слоем грибов, Гаю — рубленый шницель.

— Что вы строите в Меткафе?

— Ничего не строю, — ответил Гай. — Там живет моя мать.

— О, — заинтересовался Бруно. — Едете ее проведать? Вы из тех мест?

— Да. Я там родился.

— Вы мало похожи на техасца. — Бруно щедро полил кетчупом бифштекс и гарнир, осторожно взял с тарелки веточку петрушки и остановился, держа ее в воздухе. — Сколько вы не были на родине?

— Около двух лет.

— Ваш отец тоже там?

— Отец умер.

— А–а. С мамой у вас хорошие отношения?