Высокое окно

— Входи, — сказал он.

Комната полностью повторяла гостиную Ансона — вплоть до бумажного абажура и стеклянной пепельницы. Стены были выкрашены в цыплячий цвет. Для того чтобы у вошедшего сюда могло незамедлительно начаться разлитие желчи, на желтой стене не хватало только пары нарисованных черной краской жирных пауков.

— Садись. — Он закрыл дверь.

Я сел. Мы посмотрели друг на друга невинными глазами торговцев подержанными автомобилями.

— Пива? — спросил он.

— О'кей.

Он открыл две банки, наполнил жирный стакан, который держал в руке, и потянулся за таким же вторым. Я поспешно сказал, что могу пить прямо из банки. Он протянул ее мне.

— Десять центов.

Я дал ему десять центов.

Не сводя с меня глаз, он сунул монетку в жилетный карман. Потом подтянул кресло и сел в него, вытянув костлявые ноги и свесив между коленей свободную руку.

— Меня не интересуют твои пять долларов.

— Прекрасно, — сказал я. — Я, собственно, и не собирался тебе их давать.

— Умничка, — сказал он. — К чему? У нас тут милый респектабельный дом. Никаких темных дел не происходит.

— И очень спокойный, — подтвердил я. — Отсюда слышно, как этажом выше визжит стервятник.

Он раздвинул рот в широкой улыбке — почти на три четверти дюйма:

— Меня не просто удивить.

— Прямо как королеву Викторию.

— Не понял.

— Я давно не жду чудес в этой жизни, — сказал я. Бессмысленный разговор оказывал на меня бодрящее действие — как холодный душ.

Я достал бумажник и, порывшись в визитках, выбрал одну. Это была не моя визитка, на ней значилось: «Джеймс Б. Поллок. Страховая компания. Страховой инспектор». Я попытался вспомнить, как выглядел Джеймс Б. Поллок и где я его встречал. Но не смог. И вручил карточку рыжему.

Он прочитал ее и почесал уголком кончик носа.

— Что на этом парне? — спросил он, глядя на меня цепкими зелеными глазами.

— Драгоценности… — Я неопределенно помахал рукой.

Он обдумал мои слова. Пока он их обдумывал, я постарался заключить, встревожен ли он. Было непохоже.

— Ну, есть у нас такой, — наконец согласился он. — Тут уж ничем не поможешь. Мне он, правда, не показался серьезным малым: мягковат на вид.

— Может, меня дезинформировали, — предположил я. И описал ему Джорджа Ансона Филипса — в коричневом костюме, черных очках и бурой шляпе с желтой ленточкой. Я подумал, а что же случилось со шляпой? Наверху ее не было. Наверно, он выбросил ее, решив, что она слишком заметна… Впрочем, его светлая голова была почти такой же.

— Это похоже на него?

Рыжий сделал вид, что задумался. Наконец кивнул, его зеленые глаза внимательно следили за мной… Он водил карточкой по передним зубам, как палкой по прутьям решетки.

— Я подозревал в нем проходимца, — сказал он. — Но они бывают самых разных форм и размеров. Парень живет здесь только месяц. И, скомпрометируй он себя чем-нибудь, вылетел бы отсюда моментом.

Я очень постарался не рассмеяться ему в лицо.

— А что, если мы обыщем квартиру, пока его нет?

Рыжий покачал головой:

— Мистеру Палермо это не понравится.

— Мистеру Палермо?

— Это хозяин дома. Живет через улицу. Держит похоронное бюро. Владеет этим домом и кучей других. Практически всем районом, если ты понимаешь, о чем я говорю. — Уголок его рта и правое веко дернулись. — Не из тех, кого можно сердить.

— Ладно, пока мистер Палермо занимается своим похоронным бюро или чем-то там еще, давай пойдем и обыщем квартиру.

— Не вынуждай меня сердиться на тебя, — отрезал рыжий.

— Меня это волнует, как два процента от ничего, — сказал я. — Давай поднимемся и обыщем квартиру. — Я швырнул пустую банку из-под пива в мусорное ведро и пронаблюдал, как она отскочила от него и покатилась по полу.

Рыжий внезапно поднялся с места, встал, широко расставив ноги, потер руки и прикусил нижнюю губу.

— Ты говорил что-то насчет пяти.

— Это было много лет назад. Я передумал. Давай поднимемся и обыщем квартиру.

— Попробуй только сказать это еще раз… — Его правая рука поползла к заднему карману.

— Если ты собираешься вытащить пушку, то мистеру Палермо это не понравится.

— К черту мистера Палермо, — прорычал он внезапно яростным голосом, и лицо его густо налилось кровью.

— Мистеру Палермо будет приятно узнать, как ты к нему относишься.

— Послушай, — очень медленно проговорил рыжий, опуская руку и нагибаясь ко мне. — Послушай. Я сидел себе мирно и пил пиво. Банку-другую. Может, три. Может, девять. Кому какое дело. Я никого не трогал. Был чудный день. И было похоже, что будет чудный вечер, — и тут появился ты. — Он яростно потряс поднятой рукой.

— Давай поднимемся и обыщем квартиру, — сказал я.

Он резко выбросил кулаки вперед и в конце движения раскрыл ладони, растопырив пальцы так широко, как только мог. И подергал носом.

— Если б я был не на работе… — сказал он.

Я открыл рот.

— Не говори этого! — завопил он.

Он нахлобучил шляпу, пиджак надевать не стал; вытащил из ящика стола связку ключей, прошел мимо меня к двери, обернулся и дернул подбородком, приглашая меня следовать за ним. Выражение лица у него было несколько ошеломленное.

Мы вышли и поднялись по лестнице. Бейсбольный матч кончился, теперь звучала танцевальная музыка. Очень громкая танцевальная музыка. Рыжий выбрал один из ключей и вставил в замочную скважину двери номера двести четыре. За нашими спинами сквозь грохот музыки внезапно прорвался истерический женский визг.

Рыжий выдернул ключ из замка и оскалил зубы. Он пересек узкую площадку и забарабанил в дверь напротив. Ему пришлось барабанить долго и старательно, прежде чем на него обратили внимание.

Дверь резко распахнулась, и остролицая блондинка в ярко-красных брюках и зеленом свитере уставилась на него разъяренными глазами, один из которых был подбит совсем недавно, а другой — несколько дней назад. Синяки были и на шее. В руке она держала высокий стакан с желтой жидкостью.

— Заглохните — и быстро, — скомандовал рыжий. — Слишком много шума. Больше повторять не собираюсь. В следующий раз просто вызову полицию.

Девица обернулась через плечо и провизжала, перекрывая грохот радио:

— Эй, Дел! Тут один тип велит заглохнуть. Не хочешь прибить его?

Скрипнуло кресло, радио внезапно смолкло, и за спиной девицы появился плотный угрюмого вида мужчина. Он отпихнул подругу в сторону и злобно уставился на нас. Он был в брюках, уличных ботинках и майке. Ему явно не мешало бы побриться.

Он встал в дверях, широко расставив ноги, тяжело посопел носом и сказал:

— Вали отсюда. Я только что вернулся из закусочной. Я закусил там препаршиво. И не хочу, чтобы меня беспокоили сейчас.

— Вы слышали, мистер Хенч, — сказал рыжий. — Выключите радио и прекратите скандалить. Сию же минуту.

Человек по имени Хенч подался вперед:

— Послушай, ты, заморыш! — И тяжело ступил вперед правой ногой.

Рыжий не стал дожидаться, когда Хенч наступит ему на ногу. Он проворно отскочил назад и швырнул за спину связку ключей, которая звякнула о дверь номера двести четвертого. Правая рука его сделала неуловимое движение — и в ней оказалась плетеная кожаная дубинка.

— Ах, так! — сказал Хенч, сжал огромные волосатые кулаки и тяжело выбросил их в пустоту.

Рыжий ударил его дубинкой по макушке, девица снова завизжала и швырнула стакан с ликером в физиономию своему дружку. Сделала ли она это потому, что почувствовала себя в безопасности, или это был честный промах, я не понял.

Ослепленный Хенч с залитым ликером лицом рванул в комнату, держа такой опасный крен, что на каждом шагу грозил впилиться носом в пол. Постель была разобрана, и белье скомкано. У кровати Хенч упал на одно колено и сунул руку под подушку.

— Осторожней, — сказал я. — Пистолет.

— Сейчас и с этим разберемся, — процедил сквозь зубы рыжий и стремительно сунул уже пустую правую руку под расстегнутый жилет.

Все так же стоя на одном колене, Хенч повернулся к нам — в его руке был черный пистолет с коротким дулом. Но Хенч не поднимал его угрожающе, а просто держал на раскрытой ладони и тупо смотрел на него.