Паранойя

— Господи, ну почему нужно устраивать ссоры по любому ничтожному поводу?

— Дети — ничтожный повод?! Я не слышала, чтобы ты заговаривал со мной о детях уже… Я уже не помню, сколько времени. И теперь, с бухты-барахты, ты вдруг все решил: «через год или два» мы заводим детей!

— Но мы же вроде планировали…

— Кто планировал? Мы пока еще в подвешенном состоянии. Непонятно, что будет у тебя с работой, я только что получила новое место. Я не готова засесть дома и растить детей. И я уж точно не хочу переезжать из города в загородный дом — с чего, черт возьми, ты это взял?

Пола повернулась и пошла в ванную, а я последовал за ней.

— Надеюсь, это ты все не серьезно, — сказал я.

— Очень серьезно, — отрезала она. — И я это обсуждала с доктором Кармади. Пока я точно сама не знаю, чего хочу.

— И значит, выходит, что это я с тобой ничего не обсуждаю? Ты говоришь о детях со своим сраным психотерапевтом, а со мной поговорить тебе и в голову не приходит!

Я чувствовал, что перестаю владеть собой, что еще немного — и я начну говорить то, о чем потом придется жалеть.

— Мы можем обсудить это прямо сейчас, если хочешь, — сказала она.

— Знаешь, что я думаю? — сказал я. — Я думаю, что речь идет не о том, хочешь ты иметь детей или нет. Речь идет обо мне. Ты не знаешь, хочешь ли иметь детей от меня.

— Ну, знаешь…

— Может быть, я для тебя слишком ленивый, — продолжал я. — Может быть, тебе нужен какой-нибудь напыщенный хвастун с Уолл-стрит вроде Дага.

— Что?

— Я видел, как ты флиртовала с ним, просто до усеру хохотала над каждым его идиотским словом, как будто он какой-нибудь Робин Вильямс. [3]Ага, так и есть — ты краснеешь! Ты флиртовала с ним, так ведь?

— Да заткнешься ты наконец?

— А может, тебе пойти вниз и найти его — уверен, Кирстин не будет против. Они ведь, наверное, без предрассудков: может, вы обе смогли бы трахаться с ним одновременно.

Пола слушала все это отвернувшись. Когда я произнес последние слова, она повернулась ко мне и заорала:

— Вон отсюда, подонок! Пошел вон к чертовой матери!

Я вылетел из номера, хлопнув дверью, и понесся вниз по лестнице, в вестибюль. Затем я направился к теннисным кортам, но, поняв, что замерзаю, повернул и вернулся к гостинице.

В номер идти не хотелось, и я уселся на балконе, в одно из кресел-качалок, обращенных в сторону главной улицы. Всего в паре метров от меня сидели две молодые женщины. На вид им можно было дать лет двадцать с небольшим. У одной из девушек были длинные вьющиеся каштановые волосы; рыжие волосы другой были коротко острижены. Вид у обеих был скучающий, по всему было видно, что здесь они без спутников. Наверное, приехали сюда на уик-энд из Бостона или Нью-Йорка в надежде познакомиться с парнями. Шатенка бросила на меня взгляд. Я представил себе, как я завяжу с ней разговор, потихоньку стащу с пальца обручальное кольцо, суну его в карман, а потом пойду вместе с ней в ее номер.

Убедившись, что руки с обручальным кольцом не видно, я улыбнулся девушке-шатенке. Она удивленно и даже с некоторой неприязнью посмотрела на меня и повернулась к своей подруге. Через мгновенье обе встали и ушли.

Утром мы с Полой сделали вид, как будто вчерашней ссоры не было и в помине. Мы прекрасно позавтракали в гостинице, а потом провели день вместе, объездив на машине ближайшие городки и ни разу не поссорившись.

После обеда мы пустились в обратный путь, по извилистым дорогам штата Нью-Йорк. Пола уснула, привалившись к двери машины, а я отдыхал, слушая программу по радио, как вдруг оказался у нашего старого дома в Бруклине. Я стучу об асфальт баскетбольным мячом, и тут ко мне через улицу идет Майкл Рудник и говорит:

— Эй, Ричи, сыграем в пинг-понг?

— Давай! — говорю я.

Я кладу мяч на траву и иду за Рудником к его дому.

— Думаешь, сегодня сможешь меня обставить? — спрашивает он.

— Ага, — говорю я.

— Ну, поглядим, — говорит он.

По дорожке мы проходим к крыльцу и заходим в дом с черного хода. Здесь темно и очень тихо. Рудник велит мне первым спускаться в подвал, и я слышу, как за нами захлопывается дверь.

Мы играем в пинг-понг. Счет 20–14 в пользу Рудника. Он подает, и я отбиваю мяч в сетку. Рудник кладет ракетку и начинает гоняться за мной.

— Сейчас ты получишь! Сейчас ты получишь!

Я бегу и смеюсь. Рудник догоняет меня, обхватывает сзади и принимается стаскивать с меня трусы.

— Сейчас ты получишь! Сейчас ты получишь!

Я лежу ничком на диване, а Рудник, кряхтя и потея, наваливается на меня. Я больше не смеюсь. Я пытаюсь высвободиться, но он гораздо сильнее меня.

— Пожалуйста, не надо, — молю я. — Пожалуйста, не надо.

Я пытаюсь ускользнуть и упираюсь рукой в диван, как вдруг понимаю, что я уже не в подвале. Я сидел в машине, дергая руль. Машина вылетела на обочину и, съехав на траву, понеслась к стоящему прямо по курсу дереву. Я затормозил и резко крутанул влево. Пола проснулась и закричала. Машина пролетела в нескольких метрах от дерева, и нас снова вынесло на шоссе. К счастью, на встречной полосе не было машин, а то все могло бы кончиться весьма плачевно.

— Все хорошо, детка, — сказал я. Голова слегка кружилась, и шок еще не прошел. — Не волнуйся — все хорошо, все хорошо.

— Что случилось?

— Не знаю. Наверное, енот выбежал на дорогу.

— Енот?

— Не важно. Все позади.

Мы ехали дальше. У Полы сон как рукой сняло, но никто из нас не проронил ни слова.

Глава пятая

В понедельник утром мы с Полой вместе взяли такси до центра. Наскоро поцеловав ее на прощание, я вышел на Сорок восьмой, а она поехала дальше до Уолл-стрит.

Как всегда, после проведенных вместе выходных оставаться одному было странно. Кроме того, я чувствовал себя виноватым из-за того, как последнее время обращался с Полой. Она была мне не только женой, но и лучшим другом, может быть, единственным другом, и я понимал, как пуста стала бы моя жизнь без нее.

Раньше у меня было много друзей, но за эти годы почти все переженились или разъехались, и я теперь с ними почти не виделся. Были у меня знакомые по работе, но ни с кем из них мне не хотелось поддерживать отношений вне офиса. Мои товарищи по колледжу, с которыми мы когда-то вместе снимали жилье, по-прежнему жили в Нью-Йорке — Джо на Вест-Сайде, Стью в Гринич-Виллидж. Но Джо успел жениться, он и его жена преподавали в средней школе, и у меня с ними было мало общего. Стью работал веб-дизайнером, и нам всегда было о чем поговорить. Но Стью продолжал жить холостяком, у него не было постоянной подружки, так чтобы посидеть вчетвером, и поэтому мы редко встречались.

Родных у меня тоже было немного. Моя мать жила в Остине, в Техасе, со своим вторым мужем. С годами она все больше ударялась в религию, и мы не были очень близки. Мой отец жил с женой в Южной Калифорнии, но второго такого самовлюбленного говнюка было поискать, и я старался общаться с ним как можно реже. У меня были какие-то тетушки, дядюшки, двоюродные братья и сестры, но никто из них не жил в Нью-Йорке, и мы не поддерживали отношений.

С работы я решил позвонить маме — просто проведать. В последний раз я говорил с ней довольно давно, около месяца назад, а теперь подумал, что неплохо было бы позвонить кому-нибудь из родственников.

— Ричи, какой приятный сюрприз, — сказала мама, но мне показалось, что она не была особенно рада слышать меня.

В последнее время всякий раз, когда я говорил со своей матерью, мной овладевали одновременно беспокойство и скука, и я немедленно пожалел о своем звонке.

— Как там дела в Нью-Йорке? — спросила мама. — Как Пола?

— В Нью-Йорке все нормально, Пола прекрасно.

— Ну что ж, рада слышать. Ты что звонишь?

— Просто так, узнать, как ты.

— Ну что ж, очень приятно. Я всегда рада, когда ты звонишь, Ричи. Как погода в Нью-Йорке?