Вендетта для Святого

В ответ он получил взгляд, полный убийственного презрения, явно тренированный в укрощении нахалов и удержании в рамках приставал, недвусмысленно означавший, что, как и большинство красивых итальянских девушек, она была крайне строгих правил. Только непогрешимая вера Святого в чистоту его намерений позволила ему принять этот отпор с ангельской улыбкой, в которой даже не было упрека, — пока она не отвела взгляд.

Кассир восторженно и уважительно поклонился ей и после короткого обмена репликами взял телефонную трубку. Саймон с сожалением понял, что девушка зашла сюда не поесть, а попросить вызвать такси — обычный метод в этих краях, где отыскание телефона всегда было большой проблемой.

После кратких слов благодарности она направилась к выходу, и входящий мужчина посторонился, придержав перед ней двери. Она проплыла мимо, принимая услугу как дарованную ей свыше, а он в награду должен был удовлетвориться наблюдением, как она садится в такси, которое волей случая было старомодным, с высокой подножкой. Только разделив с ним это удовольствие, Саймон заметил, кем был этот новоприбывший, который, закрыв наконец двери, подошел к нему.

— Марко Понти… Что за сюрприз, — сказал он тихо, не проявляя никакой реакции. — Не хотите составить мне компанию? Хотя мне, конечно, трудно состязаться с особой, которую вы только что созерцали.

Понти сделал классический жест, которым итальянцы могут выразить все что угодно и который на этот раз означал: «А кто бы не созерцал? Но это только перевод времени!» — и сел.

— Боюсь, что швейцарский монастырь, в котором она получила образование, на некоторое время остудил в ней южную кровь, — сказал он. — Но в один прекрасный день она снова взыграет. Я надеялся, что по возвращении завяжу с ней знакомство, но Джина Дестамио и я вращаемся в разных кругах.

— Как вы ее назвали? — спросил Саймон, не скрывая удивления.

— Это имя вам что-нибудь говорит?

— Да, если она родственница некоего Аль Дестамио, сомнительным гостеприимством которого я пользовался вчера на Капри.

Улыбка снова, как маска, скрыла лицо детектива, но Саймон ощутил скрытое под ней разочарование.

— Это его племянница, — сказал Понти.

4

За последние время Святой пережил столько потрясений, что привык не высказывать своей реакции.

— В конце концов, это маленькая страна, — заметил он. Взглянул на свой искрящийся карманный аперитив и кивнул официанту. — Хотите что-нибудь подобное перед едой?

— Если не возражаете, предпочел бы бренди. «Бутон веккио», хотя он у них самый дорогой. Как низкооплачиваемый муниципальный служащий я редко могу позволить себе подобную экстравагантность. — Понти подождал, пока официант, шаркая ногами, отошел, и спросил: — Что привело вас к Дестамио?

Вопрос был задан непринужденно, но глаза его, не моргая, впились в лицо Святого.

— Мне самому это интересно, — холодно ответил Саймон. — Мы как-то случайно встретились, и очень скоро у нас возникли серьезные расхождения во взглядах. Настолько серьезные, что меня бы не удивила его причастность к сегодняшнему нападению Тони.

Детектив обстоятельно взвесил слова Святого, и на его лице снова блеснула улыбка:

— Я слышал о вас немало историй, некоторые, несомненно, придуманные, некоторые, возможно, правдивые. Но ни в одной из них не говорилось ничего о том, что ваши связи с этими людьми могут быть устойчивыми. Тем не менее мне интересно узнать поподробнее о том расхождении во взглядах, которое вы упомянули.

В этот момент вернулся официант, принесший бренди. Прежде чем он снова удалился, Саймон воспользовался случаем заказать еду или, точнее, позволить, чтобы это сделал Понти, с удовольствием предоставив инициативу знатоку, который его сюда направил.

Когда официант был уже вне пределов слышимости, Святой, опустив последний вопрос Понти, спросил сам:

— Вы не имеете ничего против того, чтобы объяснить мне, что означают слова «этими людьми»?

— Мафия, — спокойно ответил Понти.

Теперь уже Саймон позволил вздрогнуть своим векам.

— Вы полагаете, Тони наняли они?

— Этот кретин, очевидно, один из них. Но я уверен, что Аль Дестамио — крупная рыба, хотя и не могу этого доказать.

— Это становиться интересным, — заметил Святой.

Понти маленькими глотками потягивал свой коньяк.

— Вы что-нибудь знаете о мафии?

— Как и всякий другой — то, что читал в газетах, и то, что литературная фантазия накрутила в покетбуках. Но, строго говоря, даже не знаю, что значит это слово.

— Это старинное слово, и никто толком не знает, откуда оно взялось. Существует легенда, что возникло оно здесь, в Палермо, в XII веке, когда французы владели Королевством обеих Сицилий. Якобы некий молодожен после венчания выходил из церкви и, разговорившись со священником, на мгновение расстался с новобрачной. Пьяный француз, сержант, оттащил ее в сторону и начал насиловать, а когда она попыталась убежать, убил ее. Несчастный муж опомнился слишком поздно, чтобы ее спасти, но накинулся на француза и прикончил его, крича: «Морте алля Франция!» [7] Палермо тяжело страдало под бременем оккупации, вспыхнул бунт и за несколько дней все французы были схвачены и истреблены. «Монте алля Франция — Италия анела» [8] — стало боевым кличем. Разумеется, потом французы вернулись и перебили большинство бунтовщиков, а те, кому удалось уцелеть, попрятались в горах. Они и сохранили аббревиатуру боевого клича «мафия» как свое название. Такова одна из версий.

— Трудно представить мафию своего рода движением сопротивления, длящимся тринадцать веков.

— Сейчас — разумеется, но вначале все так и было. До самого объединения Италии мафия была на стороне угнетенных. Только потом начались вымогательства и убийства.

— Мне кажется, что-то похожее я слышал о тамплиерах. С ними произошло нечто подобное, — подумав, сказал Саймон, — но независимо от этого не понимаю, какую вы видите связь между ними и мной?

Понти подождал, пока подали «капонето ди меланзане» и бокалы, наполненные вином. Потом продолжал:

— Все очень просто. Вольно или невольно вы оказались замешаны в дела мафии. Я только что сказал вам, что Тони получит свое. Но я не рассчитываю, что он сознается в действиях по команде Дестамио, скорее выдвинет версию самообороны, после того как вы поймали его руку в своих карманах. Найдутся свидетели, которые покажут, что это вы напали на него. И никто не сможет заставить его признать знакомство с Дестамио. Это — омерта, закон молчания. Умрет, но не скажет. Возможно, не по кодексу чести, а просто потому, что, заговори он — и нигде ему не спрятаться, не останется для него места на земле. В мафии нет предателей, имеется в виду — живых, и умирают они нелегкой смертью.

Саймон попробовал «Циклопе делла Этна». Вино было легким, с деликатным изысканным вкусом, составлявшим хороший аккомпанемент к острым блюдам.

— В квестуре, — сказал он, — мне показалось, что Тони был в лучшем положении, чем я. Значит, длинные руки мафии на этом острове проникают даже в ряды неподкупной полиции?

— Это вполне возможно. — Понти прекрасно владел собой.

— На этом несчастном острове мафия — это сила. Поэтому я и дал вам понять, что стоит поговорить в другом месте.

— А я должен понять, что вы единственный полицейский, кто вне подозрений?

Детектив не обиделся и позволил себе улыбнуться, так что Саймон снова мог убедиться в прочности этой маски, за которой могло скрываться что угодно.

— Синьор Темплер, разрешите рассказать вам еще одну историю, на этот раз не легенду. Она касается одного человека, который приехал с севера, из Бергамо, чтобы открыть на острове магазин. Вначале дело шло трудно, но через некоторое время все наладилось, и он смог обеспечить семье скромный доход. Тогда появились люди мафии с требованием дани, а он по незнанию или из-за самоуверенности отказался платить. Когда прислали человека, чтобы публично побить его палкой, вырвал ее и избил посланца. Но немного перестарался, и тот умер. Потом бывает только одно: вендетта или смерть. Торговец, его жена и дочь были убиты, и уцелел только сын, которого заранее отправили к родне в Бергамо, а те, как только узнали об этом, переправили его к друзьям в другой город, где его выдавали за родного сына. Мальчик, однако, знал всю историю и вырос, ненавидя и мечтая вступить на тропу войны с мафией. А когда вырос, понял, что вендетта — это не тот способ.