Роль (СИ)

— Ну, подожди… — Он встал, попытался обнять ее.

Она выскользнула, скрылась в ванной. Бежин подергал ручку.

— Милая, не сердись. Я вовсе не хотел тебя обидеть…

Илзе метнула взгляд на вентиляционную решетку и полезла под ванну. Патрон тускло блестел у стены, но дотянуться она не могла. Она встала, огляделась, изо всех сил дернула вешалку для полотенец. Услышав странный шум, постучал.

— Илзе, что случилось? С тобой все в порядке?

Не получив ответа, он с силой надавил на дверь, защелка отлетела. Илзе стояла на коленях, засунув голову под ванну. Это выглядела странно и соблазнительно. Ей удалось, наконец, достать блестящий предмет, она встала.

— Что это? — спросил Бежин.

Это был не патрон.

— Сережка потерялась… — Из глаз Илзе хлынули слезы.

Бежин улыбнулся ей, обнял.

— Наоборот, нашлась, малыш. Что же ты плачешь?

— Я ее так долго искала… И вторую выкинула со злости. — Нашла из-за чего рыдать. Купим другие.

— Отпусти меня! — Илзе вырвалась. — Конечно, ты все можешь купить! И всех…

— Ты такая красивая, — сказал Бежин.

— Ты опять?! — Лицо Илзе исказилось злобой. — Я не пустоцвет, слышишь?! Я проверилась со всех сторон. С этой стороны, я абсолютна здорова и могу рожать детей!

— Конечно, рожай, — разрешил Бежин. — Кто против?

— Ты! Или ты забыл, что мне говорил?

— Что?

— Что я не могу! А я могу — значит, не можешь ты! Есть вещи, которые нельзя купить!

— Конечно, — согласился он. — Успокойся, любовь моя…

Илзе задом пятилась из ванной.

— Ты думал, ты жеребец? А ты — мерин! Ха-ха! Бессмысленный оскопленный мерин!

Бежин шагнул к ней.

— Не подходи! — испугалась она. — Или я убью тебя!

Она так часто направляла на него пистолет, что сейчас ей казалась, что сжимает его, и растерялась, обнаружив в руках всего лишь сережку. Изо всех сил, Илзе швырнула ее ему в лицо, кинулась к двери. Бежин схватился за глаз.

— Любимая, за что?

— За что? — Илзе отворила дверь. — Ты еще спрашиваешь, за что?!

Бежин снова шагнул, но она со злорадной улыбкой оглушительно хлопнула перед его носом тяжелой железной дверью.

От оглушительного грохота Широков в студии подскочил на стуле и схватился за уши в наушниках. — Что случилось?

Бежин вставил в ухо жучок.

— Слышишь меня? Ты жив?! — спросил Широков.

— Жив… — Бежин стонал и тер пострадавший глаз.

— Ранен? Кто стрелял?! — Ранен, — подтвердил Бежин.

— А кто должен был стрелять?

— Ну, не знаю, — смутился Широков. — Никто не стрелял. Но если бы было из чего, я бы с тобой точно сейчас не разговаривал. Похоже покойник был порядочной свиньей.

— Похоже, — подтвердил Широков. — Так что случилось?

— Ничего. — Бежин вздохнул. — Она ушла.

Илзе нажала кнопку лифта. Огонек не зажегся. Она надавила снова, прислушалась — лифт не работал. Она почти ничего не видела, сбегая по лестнице, и с разбегу наткнулась на рабочего в синей униформе, идущего навстречу.

— Вы лифтер? — напористо спросила она, пытаясь прочитать надпись на куртке.

— Я из бюро по обслуживанию, — с достоинством сказал Левко.

— Какая разница? Почему не работает лифт?

— Плановая профилактика, — объяснил Левко.

— Если плановая, то почему ее не делать ночью, когда люди спят?

— Работники бюро тоже люди, — обиделся Левко. — По ночам им тоже хочется спать.

Он прошел по техническому этажу, фиксируя в памяти коммуникации, мимо катушки лифтоподъемника с намотанными маслянистыми тросами, похожими на змей, поднялся на крышу. Внизу раскинулся город. Люди отсюда выглядели мелкими и медлительными, словно лобковые вши, которых при желании можно раздавить ногтем большого пальца. Левко набрал воздуха в грудь и почувствовал себя хозяином, ответственным за это обширное хозяйство, называемое миром. Левко открыл замок, зашел в будку, опоясанную внутри жестяными трубами вентиляции. Сдвинув толстую трубу, заглянул вниз, достал из кармана бечевку, привязав к ней камешек, принялся измерять глубину шахты.

Поддон с кирпичом покачивался на ветру, перетирая трос о бетонный бортик крыши. Левко стоял на краю, сматывая бечевку. Камешек он бросил вниз, и тот упал точно на середину дорожки.

Павлов забыл, когда последний раз занимался физическим трудом, и через несколько минут взопрел, рубашка пошла темными пятнами, руки саднило, пыль лезла в глаза и нос. Он скидывал старое сено с полка вниз, зло вонзая вилы в слежавшиеся пласты. На сеновал вошла соседка Люба. Была она полной, конопатой и очень доступной по причине переходного возраста. Редкие волосы ее неопределенного цвета были пострижены кокетливой челочкой.

— Да, чего ж вы так уродуетесь, Андрей Алексеевич? — спросила она. — Полегонечку надо, наметом. И вилы неправильно держите. Давайте, я покажу…

Она подоткнула юбку, обнажив толстые белые ноги, стала подниматься по лесенке, глядя на Павлова горящими глазами. Когда она с вожделением облизнула губы, Павлов не выдержал, угрожающе поднял вилы.

— Уйди, — глухо сказал он.

Люба отступила.

— Да, что вы, Андрей Алексеевич, я ведь не за этим. Просто, подсобить хотела.

— Убирайся, а то плохо будет, — пригрозил Павлов.

Разочарованная женщина направилась к двери.

— Вечерять приходите. Нарочно для вас первачу нацедила. — Она вышла.

Он облегченно вздохнул, но дверь скрипнула снова. Он метнул вилы в сторону двери. Вошедший Широков с уважением взглянул на вонзившиеся в темные доски вилы.

— Это конкретно, — признал он. — Что, так плохо?

— Не то слово, — сказал Павлов. — На всю округу ни одной приличной бабы. От самогона Любкиного тошнит. Забери меня отсюда, Сережа.

— Рано, Павлик. Потерпи.

— Ну, хоть девчонок приличных привези, что ли.

— Нельзя. Ты нищий актер, подрабатываешь у фермеров, откуда бы у тебя деньги на девчонок взялись? А если что, у тебя Любаша под боком.

Павлов закатил глаза и застонал, словно от зубной боли.

— Шучу. — Широков извлек из портфеля бутылку джина. — Вот тебе гостинчик.

Они сидели на сеновале, свесив ноги вниз, пили из граненых стаканов.

— Как дела у молодоженов? — поинтересовался Павлов.

— Неважно. Я не предполагал, что у вас такие сложные отношения.

— Я же говорил, что она с ним не ляжет. Знаешь, Сережа, она очень верная.

Широков взглянул на него с иронией.

— Блажен, кто верует. Странно, что ты совершенно не разбираешься в женщинах.

— В том-то и дело, что разбираюсь. Убьет, а не изменит. Она, ведь, любит меня.

Широков язвительно улыбнулся.

— Может быть, и ты ее любишь?

Павлов подумал.

— Может быть.

— Что-то тебе в лирику кинуло на лоне природы. О чем ты, вообще, говоришь? Он — это ты, иначе затея теряет смысл. В твоих интересах, чтобы у них были супружеские отношения. У нее пока не возникло сомнений, хотя он допускает жуткие проколы.

Павлов сжал зубы.

— Все равно, если даже она не узнает, то почувствует.

Широков поспешил сменить тему разговора.

— Зачем им сено? У них же нет коров.

— Для лошади, — объяснил Павлов. — Они держат мерина — в распутицу очень удобно.

Подъезжая к дому, Широков заметил машину Илзе. Она ждала его в гостиной.

— Что-то случилось? — спросил Широков. — Почему ты здесь?

— Я не могу зайти в гости к старому другу?

— Почему же? Можешь. Только раньше ты этого никогда не делала. — Он сел в кресло. — Так что же, все-таки, произошло?

— Надо когда-то начинать. — Она подошла к Широкову и уселась к нему на колени.

— Ты что?! — опешил он.

Илзе страстно, как в кино, приникла к его губам. Широков не мог отдышаться от жаркого поцелуя и удивления.

— Я тебе нравлюсь? — спросила Илзе.

Широков смешался.

— Как тебе сказать…

— Почему у тебя нет женщины, Широков?

— Откуда ты знаешь, что нет?