На оперативном обслуживании в Костроме

Пели невидимые птицы, и день обещал быть сухим и ясным.

Не успели шаги уходивших затихнуть, мы, не сговариваясь, побросали телогрейки и сразу же повалились сверху.

Потянулись блаженные минуты. Заботиться о мешках не приходилось. Во-первых, было еще рано, преступники наверняка предпочли бы для визита ночь или вечер; во-вторых, с нами был Каро; два его торчащих уха были чувствительны, как радары.

Сначала мы дремали все трое, что было категорически запрещено. Войт, который был старшим, похрапывал громче других.

Когда солнце начало припекать, мы разделись. Спать больше не хотелось. Было приятно, лежа с закрытыми глазами, слушать друзей, что-то вспоминать самому.

Войт пересказал «Милого друга». У него оказалась цепкая память оперативника.

— На тридцать франков Дюруа покупает цветы,— рассказывал Серега таким тоном, словно платил из своего кармана,— Пишет: «Госпоже де...»

Хорошо помню, что за этим последовало. Смердов спустился к кустам, где лежали мешки.

— Сюда! — Он замахал руками.

Мы сбежали в лощинку. Только Каро остался на месте, невозмутимо поглядывая кроткими умными глазами.

Из всех мешков были вытряхнуты ветки. Увядшие, пожухлые, они валялись под кустами, рядом с мешками.

— Так...— Войт быстро принял решение.— Смердов, собаку на обыск местности. Малевич — к деревне! Я — на берег! Сбор через тридцать минут. Не заблудиться!

Я накинул телогрейку, поправил кобуру, бросился к тропинке.

Так же, как несколько часов назад тишина сомкнулась за уходившей группой, которую мы сменили, она теперь мгновенно отрезала и меня от моих друзей.

Я то шел быстро, то останавливался, приседая, но ниоткуда не доносилось ни звука. Я опасался потерять дорогу. К месту засады вела едва приметная тропинка, от которой в разные стороны отходили другие, еще менее приметные.

Я шел уже минут двадцать — никого не было. Повернул назад. Первое же пересечение тропинок поставило меня в тупик — я не представлял, какой из них следовало отдать предпочтение.

Лес стоял мрачный, неухоженный, дерево к дереву, весь в завалах, ощетинившийся сухостоем.

Неожиданно раздался треск сучьев. Я встал за дерево, загнал патрон в патронник, снял курок с предохранителя.

Треск приближался.

— Стой! — крикнул я.— Стреляю...

На тропинку выпрыгнула собака. Я узнал Каро. За ним показался какой-то весь притихший, сконфуженный Смердов. Благодаря ему, а главным образом Каро мы достигли злополучной засады. Войт ждал нас.

Было еще только около одиннадцати утра, а наше дальнейшее пребывание в засаде было уже бессмысленным.

— Меня точно выгонят,— сказал Груздев, когда мы снова расстелили телогрейки.— Вас могут оставить, вы недавно работаете...

— Каро спишут...— Смердов чуть не плакал.

Пес прислушивался к разговору, не оставляя тем временем без внимания лощину внизу. Не в его возможности было осознать все последствия происшедшего, как и свой промах.

Я дал ему хлеба. Смердов разрешил. Каро взял, удивленно глядя на проводника и на меня.

Самоуверенными и веселыми мы приехали сюда еще несколько часов назад. Теперь в наших рядах полное уныние.

— За нами следили. Подождали, пока мы задремлем...

— А собака? — запротестовал Смердов,— Каро обязательно почуял бы!

— Любого? — Войт поднял голову.

— Чужого? Обязательно! На своего мог и не среагировать.

— Как понять «на своего»?!

— Кто с ним работает, кормит...

— Стоп! — Войт сорвался с места.— Какие у тебя отношения с проводником, которого ты сменил?

— Пока не появился Дик, Каро его был первым...

— Преступник не стал бы вытряхивать ветки. Да еще из всех мешков...— дошло до меня.— Достаточно было пощупать.

— Я ему сделаю,— шепотом пригрозил Войт.

Теперь уже осторожно, стараясь не шуметь, мы спускаемся в лощину, наполняем мешки и снова ставим на прежнее место.

Преступников возьмем не мы — другая оперативная группа, следующей ночью...

Но все это было потом. А пока он все тянулся, первый мой день в милиции...

Допросы закончились, задержанных рассадили по камерам.

Поздно вечером в кабинете начальника отделения началось подведение итогов.

— Где Шатров? — начальник милиции протер очки. Он показался мне мудрым Макаренко, чей авторитет был непререкаем.— Кто знает?

Оперативники пожали плечами. Лишь Войт знал, что старший оперуполномоченный поехал к Усольцевой зa отрезом, который я забыл на обыске.

— Сейчас будет,— громко сказал Войт и не ошибся.

В кабинет действительно вошел Шатров. Он не спешил сообщить о результатах своей поездки. Шатров нашел свободный стул, удобно устроился и только потом, измотав мое терпение, подмигнул: отрез серого коверкота прибыл благополучно.

Совещание вел Андрей Николаевич.

— Получена телеграмма из Ленинграда...— сказал он и замолчал. Он был никудышный оратор: говорил о том, что ему самому уже перестало быть интересным.— У них там кража денег. У иностранца. Подрезан карман и бумажник...— Короткие сбивчивые фразы.— Едет оперативная группа. Редкий случаи... На резаных купюрах берут целую группу. И какую! Тряпкин, Паша Пи терский! У каждого, как воры говорят, руки золотые по локоть...

Савватьев доложил:

— В вещах Варнавина в вытрезвителе — три надрезанные двадцатипятирублевки.

— Это за «Омегу»,— заметил Андрей Николаевич.— Пирожковский расплачивался.

Зильберману позвонили. Он передал трубку Андрею Николаевичу:

— Тебя!

— Слушаю... Так... Сейчас, — Андрей Николаевич обводил глазами сидящих, прикидывая, па ком остановить выбор. Все замолчали.— Выезжаю.— Он положил трубку.— Савватьев, со мной. И ты...— Он посмотрел на меня.— В районе набережной, на территории Второго, стреляли. Выезжает оперативная группа Управления. Второе уже выехало.

— Нам не посылать? — спросил Зильберман.

— Пока не надо.

Мы проехали Молочной горой, свернули на набережную. Мелькнуло здание бывшего ночлежного дома, построенного костромским купцом Федором Черновым «на свой капитал для нуждающихся в бесплатном ночлеге без различия всякого сословия и обоего полу...».

И вот через несколько часов я снова на том же месте, где утром мы со Смердовым описывали свои бесчисленные окружности, взбираясь на окрестные холмы и снова спускаясь к Волге. И я снова вижу, как все было...

Сообщение о выстреле на территории Второго не подтвердилось. Все снова сели в машины.

— Я знаю этого мужика, что звонил,— заметил Савватьев.— Он раньше у нас работал. Паникер страшной силы.

— Я его тоже знаю,— вздохнул Андрей Николаевич.— Ну ладно. Тебе, наверное, нет смысла возвращаться в отделение, раз мы около твоего дома...

— Конечно.

Шофер притормозил. Мы были в районе Депутатской улицы.

— Пока,— Савватьев подал мне руку, открыл дверцу, вышел.

Мы проработали с Савватьевым несколько лет. И всегда были в разных подразделениях, показатели которых обычно сравнивали. Когда я служил в Первом отделении, он был во Втором, позже я работал в Свердловском райотделе, Савватьев — в Ленинском. На короткий период нас свел Костромской горотдел.

А потом Савватьева не стало.

В вестибюле областного управления внутренних дел на мраморной доске выбиты фамилии сотрудников, погибших при исполнении служебного долга. Среди них и его — Савватьев.

Мы не дружили. В нас обоих жил дух соперничества. Однажды во время совместной работы в горотделе на служебных занятиях по самбо, к его, а еще больше — к собственному удивлению, я бросил Савватьева через себя на маты.

Никто не мог такое предвидеть. Он был сильнее и опытнее меня, может, это на долю секунды лишило его бдительности.

Так или иначе, я стоял, а Савватьев поднимался с матов. Лицо его было красным, он не смотрел по сторонам. Все в зале смотрели на нас.

— Давай еще раз,— буркнул Савватьев, принимая стойку.

Прозвучала команда собираться и выходить.

— Может, в другой раз? — спросил я.