Тихая сатана

– Пожалуйста, подпишите. – И тут же обратился к его жене: – Вы подозреваете кого-нибудь в краже?

Она сбивчиво, торопливо заговорила:

– Мы здесь второй год. Обменяли мужнину комнату и мою квартиру. С соседями отношений никаких. Нам от них ничего не надо. Только вот им… То одно одолжат, то другое попросят. По телефону звонить приходят. Возможно, завидуют нам. Один Сергеев чего стоит.

– Понятой, который здесь был, – уточнил Школьников, заметив вопросительный взгляд Савина. – Зайдет вроде бы по делу, – продолжал он, – а глазами по комнате ширк, ширк.

– Понятно. А конкретные подозрения имеются?

– Сергеев на нас обижен. Под Новый год попросил в долг пятьсот рублей на мотоцикл. Я отказал. И правильно сделал. Раз одолжишь, два одолжишь – на голову сядут, – заключил Школьников. – С тех пор не заходит. Может, зло затаил на нас?..

Савин опустил глаза. Больше всего он не любил подозрительность.

– Сосед где работает? Не знаете?

– Не…ет.

Школьников продолжал читать протокол. Не отрываясь от текста, он вытащил из кармана пиджака ручку, снял колпачок, но неожиданно лицо его вспыхнуло:

– Я не стану подписывать этот документ.

– Извините, не понял, – Савин с недоумением посмотрел на него.

– А чего понимать? – Брови Школьникова дрогнули. – Вы его составили так, вроде бы и кражи не было. Ни следов, ни взломов, ни вещественных доказательств.

– Но ведь действительно же взломов не было. Мы фиксируем…

– Вы фиксируете свое неумение. – Школьников решительно поднялся. – Как же так? В квартире были чужие люди. Похищены вещи. И никаких следов?.. Так не бывает, – его голос звучал уверенно. Резким движением ладони он откинул тяжелую прядь волос.

– В протоколе нет ошибок, – спокойно ответил Савин. Его не так-то просто было смутить, хотя тон Школьникова и кольнул. – В нем объективно изложено все, что выяснено при осмотре. Вы незаслуженно бросаете упреки.

– Я не хочу, чтобы воры по моей спине пешком ходили, – сухо проговорил Школьников. – Не обнаружили! Зато мы обнаружили. По вашему протоколу выходит, что мы сами у себя украли и сами на себя в милицию заявляем.

– Успокойся, Вася, – смущенно проговорила его жена и потянула за рукав.

Наступила неловкая пауза. Таранцу был неприятен этот разговор. Обычно с потерпевшими всегда складывались нормальные отношения и находился общий язык, а тут…

Школьников с минуту о чем-то сосредоточенно думал, потом решительно взял протокол, еще раз прочитал концовку и подписал. Движения руки были четки, решительны.

– Мы уточним приметы похищенных вещей и сообщим сегодня же, – проговорил он. – Вы до каких часов работаете?

– До утра, – ответил Савин.

В отделение милиции они вернулись около восьми. В дежурной части остро пахло мандаринами, несколько штук было на подоконнике, два закатились под широкий деревянный диван, на котором лежал пьяный мужчина в темно-сером пальто. Его лицо прикрывала новая беличья шапка, тонкая рука свисала с дивана.

– Опять пьяного притащили? Для чего медвытрезвитель?.. – проговорил Таранец, проходя за барьер к дежурному. – Зачем принимаешь? А если с сердцем что? У нас врачей здесь нет.

– Его из ресторана таксист доставил, – сказал Бутрименко. – Говорит, архитектор какой-то.

– Тогда другое дело, раз архитектор, – усмехнулся Савин. – Придется прикрепить к стене отделения мемориальную доску в память того, что двадцать пятого февраля здесь около часа находился в бессознательном состоянии такой-то.

– Это совсем и не архитектор. Его без больничного листка не восстановить, – сказал Таранец и посмотрел на двух мужчин, которые, набычившись, сидели в разных углах на соседнем диване.

– За что этих-то?

Словно желая ответить на его вопрос, низкорослый задержанный внезапно вскочил с дивана и, широко размахнувшись, ударил портфелем другого. Тот, поправив идеально ровный пробор, смущенно пожал плечами. В дежурной еще сильнее запахло мандаринами.

– Ну-ну! Потише! – сказал Таранец. – Почему насильно кормите фруктами этого гражданина? Мандарины для детей больше предназначены. Стыдно, гражданин!

– Не стыдно! Жаль, что мандарины мягкие. Вместо них кирпичей бы в портфель. Снабдил бы его на всю оставшуюся поганую жизнь, – лицо мужчины исказилось. – Живут же такие на белом свете. Он сам что-нибудь производит?

Нет! Пример показывает? Нет! Только с важным видом все обещает. Деньги под расписки берет и не возвращает…

Низкорослый мужчина опять высоко поднял портфель, но Таранец, перехватив руку, остановил его движение.

– Рассадите их в разные комнаты, – воскликнул он. Из дежурной части Савин и Таранец поднялись на второй этаж к оперативникам. Их шаги гулко раздавались в опустевшем коридоре. В кабинете оказались лишь Казаков и участковый Гусаров. Савин стянул с себя пальто. Таранец, не снимая куртки, сел за стол.

– Сложная кража? – поинтересовался Казаков.

– Не то слово, – сказал Таранец. – Не так просто будет ее раскрыть. Перспектива слабая, – он безнадежно махнул рукой. – Ни следов, ни очевидцев. Хотя, – он неожиданно подмигнул, – ты же у нас специалист по таким делам.

– Забыл добавить, что крупный спец, – шутливо откликнулся Казаков. – Что-то кражи зачастили, – уже озабоченно произнес он. – Хотя чему удивляться. Сейчас в квартирах такие вещи бывают, которых за прилавком не встретишь или в очереди настоишься. У воров на это нюх! Ориентируются быстро. Есть спрос, есть и предложения. В магазин за дефицитом не полезут. Понимают, госкража – срок большой.

Савин кивнул.

– Паршивый месяц выдался. По краже работать придется без передыху. Скоро конец квартала. – Он походил по кабинету и тоже сел, положив руки на колени.

Гусарова этот вопрос, похоже, не волновал.

– Жалко этого мужика с мандаринами. Насмотришься, наслушаешься… Неужели в жизни чаще нечестные отношения существуют, – раздумчиво проговорил он.

– Ну и сказал! – рассмеялся Савин.

– Насмотрелся! Когда успел? – спросил Казаков. – Тебе сколько лет?

– Двадцать два!

– Всего-навсего! Так вот! По словечкам и фактикам вывод о жизни и людях не делай. – Казаков поднес ко рту сжатый кулак и громко чихнул.

– Будь здоров, – сказал Таранец.

– Сначала по слякоти гоняют, а потом здоровья желают, – ответил Казаков. – Я вижу, вашим разговорам конца не будет. Пойду-ка высплюсь и перекушу по-человечески. Намотался сегодня, да знобит что-то.

Савин встал со стула и, надевая пальто, сказал Таранцу:

– Я тоже пойду. А ты от Школьникова заявление прими. Он скоро подъедет…

Школьников пришел в начале десятого. Тот же хмурый, внушительный вид, то же чувство своей значительности, только говорил он теперь слегка заискивающе. Окинув взглядом простенькую обстановку кабинета, он пододвинул стул к приставному столику и сел.

– Я выяснил, что украли. Оказалось, достаточно много… Вот список…

Таранец взял протянутый лист плотной глянцевой бумаги и стал внимательно читать написанный убористым четким почерком текст.

«Четыре золотых кольца с бриллиантами, серьги бриллиантовые с изумрудами, две золотые цепочки, золотой брелок с голубой эмалью и изображением женской головки, ажурный браслет золотой, две десятирублевки царской чеканки, шесть ложек обеденных, шесть чайных, шесть десертных – все серебряные, часы японские „Сейко“, облигации на тысячу пятьсот двадцать рублей…»

Похоже было, что при составлении списка Школьниковым руководила горечь утраты ценностей. Он сидел притихший. Теперь его было не узнать.

– Вы все указали? – спросил Таранец, откладывая лист в сторону.

– Все. Жулик взял, как говорится, подчистую, – откашлявшись, произнес Школьников хорошо поставленным голосом. Сейчас он производил впечатление вполне покладистого человека. – Я попытался изобразить внешний вид, конфигурацию похищенных ценностей. Думаю, вам это понадобится. – Школьников из бокового кармана пальто достал другой лист бумаги.