Победный ветер, ясный день

— Об Афе… Об Афине.

— Я, собственно, за этим сюда и пришел.

Лене даже в голову не пришло попенять Гурию, что на кладбище приходят совсем за другим. К тому же стремительно меняющееся русло их беседы оказалось внезапно перегороженным Светаней. Ощипанная жена мэтра-экстремала наконец-то притаранила трофейные ключи от «шестерки».

— Держи… Поедем, что ли?.. Мне здесь все тоже остобрыдло. Хотя, казалось бы, такое место философическое… Тишина, покой… С каким удовольствием я бы посещала сей дивный погост… Хоть каждый день…

При других обстоятельствах. — Она бросила полный тайных, невысказанных желаний взгляд на реющую вдали вечнозеленую бороду Маслобойщикова. — А ему здесь было бы хорошо…

Если сейчас Светаню не окоротить, то через секунду она начнет обсуждать размеры памятника отцу-основателю школьной антрепризы, а также конфигурацию могильной решетки. Хотя Лена сильно подозревала, что при Светаниной любви к проспиртованному мэтру дело ограничится наспех вырытой неглубокой могилой и фанерной табличкой «Собаке — собачья смерть». На растушеванном сленге актеров Пекинской оперы.

— Простите, нам пора, — обратилась Светаня к Гурию, небрежно скосив рот. — Я забираю у вас девушку, уж не взыщите.

— Не сейчас. — Лена посмотрела на Светаню с укоризной. — Не сейчас. Потом.

Мне необходимо поговорить с э-э.., лейтенантом.

— Да? — озадачилась Светаня и перевела взгляд с Лены на Гурия. — Вообще-то я думала, что…

— Подходи к машине минут через пятнадцать…

— Ладно… Через полчаса подойду, — проявила неожиданное великодушие обычно склочная экс-прима. — Только сомневаюсь, что вы уложитесь…

— Идемте, лейтенант, — скомандовала Лена, и Гурий послушно стартовал в сторону выхода.

Лена двинулась было за ним, но через пару секунд вернулась к Светане.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она. — Что значит «уложитесь»?

— Да ладно тебе. — Светаня обнажила в бледно-розовой улыбке бледно-голубые, побитые сибирскими морозами зубы пристяжной кобылы. — У меня глаза не на затылке растут… Я же вижу, что тебя от страсти прям наизнанку выворачивает… Вот уж не подозревала, что форма тебя заводит.

Только милицейская или как?

— Еще спортивная. И железнодорожная, — по инерции парировала Лена и только потом неожиданно покраснела. — Что за чушь ты несешь? Какая страсть?

— Ладно-ладно… Беги к своему лейтенанту, нимфоманка. Когда закончите, дашь отмашку. Я неподалеку буду, веночки посмотрю на продажу… Чудные веночки видела, а такие к ним ленточки можно будет присобачить… Атласные, с позументом…

Хотя этой скотине атласные… Сатиновыми обойдется, подлец! Я ему из старых трусов понашиваю… Я ему понашиваю… Я ему понавешиваю… Всех собак, алкоголику!

— Это не то, что ты думаешь… — прервала полет Светаниной фантазии Лена. — Как тебе такое вообще могло в голову прийти? Это совсем, совсем не то…

— Конечно, не то… Поражаюсь твоему вкусу… Добро бы морским офицером был при кортике… А так… Нет, Ленка, ты меня удивляешь…

Препираться со Светаней дальше означало бы попусту терять время. И Лена, махнув рукой на подругу, побежала догонять Гурия.

…Через десять минут они уже сидели в машине.

— Ну? Стало быть, у вас для следствия кое-что имеется? — начал Гурий казенным голосом заседателя народного суда, что несколько не вязалось с его новым имиджем.

— Кое-что… — подтвердила Лена. И замолчала, мучительно решая для себя — да или нет. Да — или нет? Да — или нет?

Если сейчас она расскажет Гурию о бумажнике Романа и контракте с «Лиллаби», найденном в Афином доме, то придется говорить и обо всем остальном. Иначе никак не объяснить появление у нее всех этих вещей. Вещей, с которыми ей одной явно не справиться. А они — ощущая собственную безнаказанность — тащат за собой другие вещи. Покрупнее и помасштабнее. Яхты, например. С не правдоподобно красивыми именами. Таким же не правдоподобным, сбивчивым и фантастическим будет выглядеть объяснение, но он поверит, он должен поверить…

Лена еще раз исподтишка взглянула на профиль Гурия: теперь он выглядел пугающе медальным. Что ж, такому человеку можно доверить не только тайны следствия, но и собственную жизнь. Где-нибудь среди колец питона, непролазных, кишащих всякой нечистью дебрей Амозонки, в ручищах мента — низколобой антропологической ошибки, тупиковой ветви в развитии… Или в самой гуще террористов, захвативших какой-нибудь рейсовый самолет.

Кстати, о самолетах.

Интересно, от чего она идет, легкая турбулентность, заставляющая подрагивать самые кончики пальцев? А впрочем, все и так ясно: она готова совершить затяжной прыжок в тайну гибели Нео, осененную узким и легким вымпелом-рыбой…

Готова.

— Что же вы хотите рассказать мне, Лена? — мягко напомнил о себе Гурий. От народного заседателя и следа не осталось.

И Лена решилась.

— Не только рассказать… Я сейчас покажу вам кое-что. Только обещайте выслушать меня до конца. И…

— Что — "и"?

«И не упечь меня за решетку», — едва не вырвалось у нее. А впрочем, по здравом размышлении, не стоит пугать полубогов, они и сами могут испугаться и таких дел натворить, что не расхлебаешь.

— Что — "и"?..

— Ничего… Просто выслушайте до конца. Обещаете?

— Конечно.

Обстоятельства, при которых они познакомились, напрочь вылетели из Лениной головы. Прихватив с собой целый шарабан самых разнообразных персонажей — начиная от эстрадной дивы (на козлах) и заканчивая гурьевской сельскохозяйственной мамашей (на запятках). Туда же были погружены обломки маленькой яхты — почему-то о ней Лене не хотелось вспоминать больше всего.

Тем более что начала она тоже с яхты.

Большой.

Известие о «Такарабунэ» странно взволновало Гурия. Как будто Лена говорила не о плавсредстве, на котором произошло убийство, а о женщине, которая оставила несчастного провинциального мента по причине несчастной провинциальной зарплаты. И ушла к более перспективному, с ее точки зрения, хозяину пивной палатки.

Глухая ревность, смешанная с таким же глухим отчаянием, на секунду исказила новоиспеченный медальный профиль лейтенанта.

— Стало быть, вы в курсе того, что произошло в лодочном кооперативе, — выдоил из себя Гурий.

— А вы? — выдоила из себя Лена.

— Мне по должности положено. А вот откуда вам это известно?

— Известно…

— Да… Интересно, членов переходного правительства в Эфиопии об этом тоже проинформировали? .

Напрасно, совершенно напрасно она решила покаяться в старенькой исповедальне с номерным знаком «Р371КИ». Слишком дорого ей будет стоить внезапный приступ откровенности. И что за помутнение на нее вообще нашло?..

Но углубиться в эти запоздавшие мысли Лене так и не пришлось. Гурий взял себя в руки и вполне деловым тоном спросил:

— И какое же отношение имеет убийство в «Селене» к смерти вашей подруги?

Пора.

Не говоря ни слова, Лена расстегнула рюкзак и извлекла на свет божий то, что, по ее мнению, могло иметь отношение к убийству Романа: контракт с «Лиллаби», подписанный Афой. Контракт, которому так и не суждено будет вступить в силу.

Спустя секунду бумага перекочевала в руки Адониса — Лао-цзы, и он принялся изучать ее, изредка шевеля безупречными, с точки зрения какого-нибудь древнегреческого ваятеля, губами.

— Ни фига себе, — вынес свой вердикт Гурий ровно через десять минут. — Значит, они были знакомы. Интересная киношка.

Но…

— Что — «но»? — по инерции спросила Лена, хотя и так было ясно, что Гурия явно не устроил жанр киношки.

— Это можно рассматривать только как косвенную улику. И то…

— Но они знали друг друга…

— Мало ли кто был с кем-то когда-то знаком. За такие вещи не убивают, согласитесь. А от случайностей никто не застрахован. Хотя факт примечательный…

— Есть еще один… Может, не такой примечательный… Вот…

Билет на электричку, следующий подпунктом номер два, произвел на Гурия гораздо большее впечатление и потребовал гораздо больше времени на изучение. Гурий, перекрывая свой же собственный рекорд, ползал по нему глазами около двадцати минут.