Эшафот забвения

Первым не выдержал исполнитель главной роли молоденький Володя Чернышев: в один из дней он просто не пришел в студию Богомила и автоматически стал одним из главных обвиняемых. Но дело было не в Чернышеве: меня не покидало смутное чувство, что во всех этих утомительных, полубезумных, многочасовых и многоходовых построениях проглядывает нечто похожее на истину; как будто кто-то подсказывал мне правильный ответ с задней парты, едва заметно артикулируя, вот только расслышать его я не могла.

В какой-то момент все вдруг стали серьезно подозревать и серьезно ненавидеть друг друга. Неизвестно, как далеко бы это зашло, если бы появившийся на студии Братны не объявил нам, что новая актриса найдена и съемки фильма будут возобновлены.

…Братны все-таки удалось отстоять кино.

Даже с его веселой гипнотической властью над людьми сделать это было непросто. Два происшествия в группе: одно исчезновение и одно убийство – это был явный перебор. Такого никто из чиновников-старожилов Госкино и припомнить не мог. Братны откровенно намекали на то, что у него чересчур много недоброжелателей среди менее удачливых коллег по цеху, и особенно в Актерской гильдии. Разнузданное поведение Братны на пробах не осталось безнаказанным: актеры – а среди них было много популярных персонажей светской хроники, – в свое время так унизительно отвергнутые Анджеем, подняли шумиху в прессе. Впрочем, на первый взгляд выглядело это довольно опосредованно и вполне невинно. Так, Ким Сартаков в одном из своих многочисленных интервью женским журналам заявил, что Братны практически профнепригоден, деспотичен и неумен и что его Золотая пальмовая ветвь – всего лишь легкое недоразумение, результат сложных закулисных интриг и очередной поворот причудливой мировой киноконъюнктуры. Кроме того, Сартаков позволил себе усомниться в психическом здоровье Братны, и растиражированный образ режиссера-безумца пошел гулять по страницам прессы. В конце концов его стали туманно обвинять в причастности к смерти одной актрисы и исчезновению другой: одна из скандальных публикаций о съемках фильма так и называлась: “Смерть в кино”. Ругать Братны стало хорошим тоном.

"Мосфильм” стали осаждать журналисты, жаждущие взять интервью. Братны откровенно посылал их, тогда писаки взялись за съемочную группу. Но так же, как и Братны, группа стойко держала оборону. Прокололся лишь один незадачливый шофер Тема, которого ушлый репортер бульварного издания “День: скандалы и сенсации” застал ширяющимся в туалете. Сразу после этого “День…” разразился большой статьей о “героиновом оскале нового русского кино”. Статья имела неожиданный резонанс – на студию нагрянули сотрудники региональной группы по борьбе с наркотиками и попытались произвести шмон в офисе съемочной группы.

Впрочем, эта история закончилась, так и не начавшись.

Братны, используя свое магнетическое влияние на людей как таран, успел обаять всех: от руководителя группы до двух симпатичных овчарок, специально натасканных на поиск наркотиков.

Следствие же по делу об убийстве Бергман продвигалось вяло, пока не зашло в тупик совсем. Следователи все еще работали на студии, несколько раз я встречала в кафе “рядового оперативника” Костю Лапицкого, но мы делали вид, что незнакомы. Но следовательский пыл носил скорее формальный характер. Никаких улик, кроме совершенно стерильной рукоятки орудия преступления. Само же орудие было изготовлено кустарно, а не фабричным способом, поэтому проследить историю его возникновения не представлялось никакой возможности. Свидетельские показания были путаными, содержали массу противоречий и нестыковок. Но главным препятствием было отсутствие мотива. Убийство актрисы не было выгодно никому. Некоторое время циркулировала фантастическая версия о недоброжелателях Братны, которые пытаются сорвать ему съемки таким экстравагантным образом. Но недоброжелателей у Братны было через одного, и, если следовать логике этой версии, в круг подозреваемых можно было вовлечь весь Союз кинематографистов России.

Пилюлю подслащивал лишь отборочный комитет Каннского фестиваля, который слал в Госкино факсы с подтверждением заинтересованности в участии фильма Братны в конкурсном показе.

Скандал вокруг Братны приобрел затяжной характер, но с новой силой вспыхнул тогда, когда из Праги приехала вновь утвержденная исполнительница главной роли – известная в прошлом актриса. Совсем недавно ей пришлось пережить такую же газетную травлю, и именно поэтому она уехала работать в Чехию. В одном из серьезных чешских киножурналов она прочла новый сценарий Братны и Новотоцкой. И именно поэтому послала факс в Москву. Ей хотелось сыграть эту роль.

Я знала историю этой актрисы. И я знала ее не из газет, которые могли извратить все, что угодно.

Я поняла это, как только актриса появилась в съемочной группе и воспрявший духом, а потому особенно привлекательный Братны представил ее.

Это была Марго.

Та самая культовая актриса, которую я уже видела когда-то из-за полуприкрытой дверцы шкафа в одном из московских особняков. Я была знакома с молодым актером, любившим ее. Вместе мы участвовали в одной из операций Кости Лапицкого. Тогда ему не повезло, тогда ему не хватило жалких нескольких секунд, чтобы спастись, – именно потому, что он слишком любил Марго. И был вынужден на ее глазах убить человека, которого полюбила она сама.

Та самая Марго… Ничуть не изменившаяся, с тем же трагическим сломом бровей, с теми же тяжелыми серебряными перстнями на пальцах, с той же горькой складкой у рта. С теми же властными глазами, с той же седеющей головой, – ей по-прежнему не приходит в голову закрашивать седину. Когда я увидела ее первый раз, она показалась мне красивой. Теперь же я нашла ее ослепительной.

Та самая Марго.

В день, когда убили Олега Куликова, ей было сорок девять. Сейчас ей пятьдесят.

Слишком молода для роли в фильме Братны, меланхолично подумала я, у Анджея совсем крыша поехала. Невозможно играть увядание, невозможно играть беспомощное ожидание смерти с таким полным жизни, таким еще не прожитым лицом. Ей ничего не будет стоить заставить своего партнера влюбиться без памяти, вместо того чтобы обворовывать и методично изводить ее, – ау, Братны, как же твоя концепция?

Та самая Марго.

Почему именно она? Почему я все время встречаю людей, которых уже знала когда-то, почему они появляются в моей нынешней жизни и напоминают обо всех прошлых жизнях сразу?

Я пыталась найти ответ и так и не могла его найти. Когда-то давно, еще во ВГИКе, Иван рассказал мне странную теорию о том, что все знакомы со всеми через пять человек. То есть – пятый, встреченный тобой, обязательно знает кое-что о тебе.

Я тоже знала кое-что о Марго.

Я знала это от Олега Куликова, молодого актера, который боготворил ее; я знала, что она пережила трагическую любовь, что она много курит, что складывает свои серебряные перстни в пепельницы, чтобы их легче было найти, – это были его слова, и я хорошо запомнила их… Я даже могла бы нежно шантажировать Марго этими только ей одной принадлежащими привычками. Я могла бы многое порассказать ей о самом Олеге, о том, почему он стал убийцей, и это разрушило бы его образ ревнивого романтика.

Бойтесь пятых по счету в своей жизни, тупо подумала я, вспомнив сейчас теорию Ивана. Не исключено, что они знают о вас такое, что вам самим хотелось бы забыть.

Я – самый идеальный вариант. Даже Лапицкий ничего не знает обо мне до конца…

Зачем Братны пригласил ее на роль? Или он тоже не устоял перед складкой у губ и седеющими волосами?..

– Знакомьтесь, это Марго, – представил Братны актрису. Раздались громкие хлопки и одобрительное посвистывание. Марго знали все – она никогда не пребывала в забвении, как Бергман или Александрова, она была еще слишком молода, чтобы быть забытой.

А потом произошла совсем уж удивительная вещь – все мужчины в группе, включая шофера Тему, вечно околачивающегося в гуще творческой массы, почтительно поцеловали ей руку. Даже Володя Чернышев смотрел на нее глазами, которыми он обычно смотрел только на Братны: смесь благоговения, преданности и внезапно вспыхнувшей всепоглощающей страсти. И даже всегда скептичная гашишница Светик попросила у Марго автограф.