Форма воды

Префект заявил, что он удовлетворен ответом, тем более что Монтальбано точно выбрал два глагола (раскрывать и подтверждать) и одно существительное (прозрачность), которые испокон веков входили в лексикон префекта.

– Это Анна, извини, если помешала.

– Что у тебя с голосом? Ты простудилась?

– Нет, я на службе, в оперативном отделении, и не хочу, чтобы меня слышали.

– Ну, что ты мне хочешь сказать?

– Якомуцци позвонил моему начальнику, сообщил, что ты еще не хочешь кончать с Лупарелло. Мой начальник ответил, что ты, по твоему обыкновению, ведешь себя как последняя сволочь, – мнение, которое я разделяю и которое уже имела случай высказать тебе несколько часов назад.

– Ты за этим звонила? Спасибо за подтверждение.

– Комиссар, мне нужно шепнуть тебе еще одну вещь, которую я узнала, как только мы с тобой расстались и я вернулась сюда.

– Анна, я совершенно затрахан, дел по горло. Завтра.

– Я бы на твоем месте не стала терять времени. Тебя это может заинтересовать.

– Имей в виду, что я сегодня до часу или полвторого ночи занят. Если можешь заскочить сейчас, давай.

– Сейчас нет. Подъеду к тебе домой в два.

– Ночи?

– Ага, и если тебя не будет, подожду.

– Алло, Сальво? Это я, Ливия. Мне неудобно, что я звоню тебе на работу, но…

– Ты можешь звонить мне когда и куда угодно. Что случилось?

– Ничего особенного. Я только что прочла в газете о смерти одного политика из твоих краев. Крохотная заметка, говорится, что комиссар Сальво Монтальбано ведет тщательное расследование причин смерти.

– И что из этого?

– Эта смерть прибавляет тебе хлопот?

– Не так чтоб очень.

– Значит, все остается по-прежнему? В субботу ты ко мне приезжаешь? Или опять преподнесешь какой-нибудь неприятный сюрприз?

– Какой?

– Ну, например, оповестишь меня поздним телефонным звонком, что в ходе расследования возникли неожиданные осложнения и, значит, мне придется подождать – сколько? – час, два, а может быть, и недельку. Ты уже так делал, и не один раз.

– Успокойся, на этот раз у меня получится.

– Доктор Монтальбано? Это отец Арканджело Бальдовино, секретарь его преосвященства епископа.

– Очень приятно. Что я могу для вас сделать, падре?

– Его преосвященство узнал и, должен сознаться, был несколько удивлен, что вы считаете целесообразным продолжить следствие по поводу прискорбного и злополучного ухода из жизни инженера Лупарелло. Эти сведения соответствуют истине?

– Соответствуют, – подтвердил Монтальбано и в третий раз принялся объяснять причины своего поступка. Отец Бальдовино, казалось, проникся пониманием, но умолял комиссара закрыть дело как можно скорее, «дабы предотвратить праздные толки и не причинять семье, уже и без того сокрушенной горем, новых мучений».

– Комиссар Монтальбано? Говорит инженер Лупарелло.

«Ядрен батон, так ты разве не умер?» У Монтальбано уже было сорвалась эта шутка дурного тона, однако он успел вовремя остановиться.

– Я сын покойного, – продолжал тот – голос человека интеллигентного, очень воспитанного, никаких признаков местного выговора. – Меня зовут Стефано. Я хотел бы обратиться к вам с просьбой, которая, возможно, покажется вам необычной. Я звоню по поручению мамы.

– Если я могу быть чем-нибудь полезен, пожалуйста.

– Мама желала бы с вами встретиться.

– Что же необычного в вашей просьбе, инженер? Я сам намеревался на днях просить синьору принять меня.

– Дело в том, комиссар, что мама хотела бы встретиться с вами если не сегодня, то завтра.

– Бог мой, инженер, в ближайшие дни у меня не будет ни одной свободной минуты, поверьте. И у вас тоже, полагаю.

– Десять минут найдутся, не беспокойтесь. Вам будет удобно завтра ровно в пять?

– Монтальбано, знаю, что заставил тебя ждать, но я был…

– …в сортире, это твое царство.

– Кончай, чего тебе надо?

– Хотел сообщить тебе о серьезном происшествии. Мне только что звонил Папа из Ватикана и страшно тебя ругал.

– Ты что несешь?

– Да-да, он вне себя, потому что остался единственным человеком в мире, которому ты не доложил о результатах вскрытия Лупарелло. Он чувствует себя обойденным и намеревается, как я понял, отлучить тебя от Церкви. Тебе конец.

– Монтальбано, ты совершенно спятил.

– Ответишь мне на один вопрос?

– Конечно.

– Ты лижешь всем зад по природной склонности или из карьеризма?

Искренность ответа обезоружила Монтальбано.

– Думаю, по природной склонности.

– Слушай, вы закончили экспертизу одежды, которая была на инженере? Нашли что-нибудь?

– Нашли то, что в каком-то смысле можно было предвидеть. Следы спермы на трусах и на брюках.

– А в машине?

– Машину мы еще осматриваем.

– Спасибо. Катись назад в задницу.

– Комиссар? Звоню из телефонной будки у шоссе рядом со старым заводом. Я сделал то, о чем вы меня просили.

– Ну и как, Фацио?

– Вы были совершенно правы. БМВ Лупарелло приехал из Монтелузы, а не из Вигаты.

– Точно?

– Со стороны Вигаты пляж завален бетонными блоками, не проедешь, ему пришлось бы лететь.

– Ты выяснил, каким путем он ехал?

– Да, совершенно невероятным.

– Объясни-ка.

– Между Монтелузой и Вигатой есть десяток дорог и дорожек, на которые можно в определенном месте свернуть, чтобы незамеченным добраться до выпаса, а машина инженера шла по дну пересохшего Каннето.

– Каннето? Да там и проехать-то невозможно!

– Но у меня же получилось, значит, и у кого-то другого тоже могло выйти. Там совсем сухо. Только у моей машины кардан полетел. А поскольку вы не хотели, чтоб я брал служебную машину, теперь мне нужно будет…

– Я тебе заплачу за ремонт. Что-нибудь еще?

– Да. Там, где БМВ выехал на берег речки, на песке остались следы протекторов. Если мы сейчас известим доктора Якомуцци, сможем получить отпечаток.

– Да пошел он к чертям собачьим, этот Якомуцци.

– Как прикажете. Вам еще что-нибудь нужно?

– Нет, Фацио. Возвращайся.

Глава пятая

Маленький пляж на Пунтасекка – песчаная полоска, которую море намыло у подножия каменного холма – в этот час был пуст. Когда появился комиссар, Джедже уже был там и в ожидании его курил сигарету, опершись на машину.

– Вылезай, Сальву, – сказал он Монтальбано, – глотнем малость свежего воздуха.

Какое-то время они стояли молча и курили. Потом Джедже, потушив сигарету, начал:

– Сальву, я ведь знаю, что ты у меня хочешь спросить. И я хорошо подготовился, можешь даже спрашивать вразброску.

Они улыбнулись этому общему воспоминанию. Они знали друг друга еще с подготовительного класса в маленькой частной школе, предшествовавшей школе настоящей, и учительницей у них была синьорина Марианна, сестра Джедже, на пятнадцать лет старше него. Сальво и Джедже были учениками нерадивыми, уроки готовили, особо не вдумываясь, и так же, как попугаи, отвечали. Бывали дни, однако, когда учительница Марианна не довольствовалась их пономарским бубнением и тогда принималась спрашивать вразброску, то есть не по порядку, в котором они выучили: вот тут-то и начинались муки, потому что требовалось понимание, логика.

– Как поживает сестричка? – спросил комиссар.

– Отвез ее в Барселону, там есть одна глазная клиника специализированная. Говорят, делают чудеса. Мне у них сказали, что хотя бы правым глазом она немного будет видеть.

– Когда с ней встретишься, передавай ей от меня пожелание поправиться.

– Будь уверен. Я тебе сейчас говорил, что подготовился. Давай налетай с вопросами.

– У тебя сколько народу работает на выпасе?

– Только шлюх и гомиков будет двадцать восемь. Плюс Филиппо ди Козмо и Мануэле Ло Пипаро, они у меня там следят, чтобы не случалось разных заморочек, ты ж понимаешь, достаточно какой-нибудь ерунды, и я накроюсь медным тазом.