Смертельный удар (сборник)

Легкая прохлада стояла в воздухе после полудня. Несмотря на относительно теплый воздух, я ощутила холод от сидения в сырости. Я не надела перчаток, чтобы держать оружие в готовности, но к тому времени, когда появился Юршак, мои пальцы так закоченели, что я сомневалась, смогу ли стрелять.

Около трех пятнадцати на Лейк-Шор-Драйв остановился лимузин, из которого высадился член городского управления со своим напарником. Лимузин двинулся вверх к Монро, где развернулся, и проехал, чтобы остановиться поблизости от фонтана. Когда я удостоверилась, что никто не появился, чтобы держать меня под прицелом, я встала со своего сиденья и вернулась в парк.

Юршак осматривался вокруг, ища своего сына. Он не обратил на меня никакого внимания, пока вдруг не понял, что говорить с ним собираюсь я.

– Арт не смог прибыть, мистер Юршак, он прислал меня. Я – Варшавски. Думаю, вы слышали мое имя от вашей жены. Или от Густава Гумбольдта.

Юршак был одет в черное кашемировое пальто, застегнутое до подбородка. В его лице, оттененном черными волосами, я увидела несомненное сходство с Кэролайн: те же высокие округлые скулы, короткий нос, удлиненная верхняя губа. Даже его фиалковые глаза были такими же, только немного поблекшими с возрастом, но отличались чистой голубизной, которую не часто увидишь. Он казался больше похожим на нее, чем на молодого Арта.

– Что вы сделали с моим сыном? Где вы его держите? – требовательно начал он охрипшим голосом.

– Он пришел ко мне в субботу, опасаясь за свою жизнь… утверждал, будто вы сказали его матери, что он для вас умер, коли позволил мне заполучить отчет, который вы сделали по «Ксерксесу» для «Маринерз рест». Он сейчас в безопасности. Я хочу поговорить с вами не о вашем сыне, а о вашей дочери. Возможно, вы пожелаете сказать вашему спутнику, чтобы он отошел в сторону, пока мы поговорим.

– О чем вы говорите? Арт – мой единственный ребенок! Я требую, чтобы вы отвезли меня к нему немедленно, или я вызову полицию, причем быстрее, чем вы сумеете моргнуть.

Его губы сжались в линию, изобличая упрямство и разгневанность, которую я тысячу раз наблюдала на лице Кэролайн.

Арт был влиятелен в Чикаго еще до того времени, когда я поступила в колледж. Даже без его клики, контролирующей городской совет, нашлось бы достаточно полицейских, обязанных благосклонности Юршака. Любой из них был бы счастлив арестовать меня, если бы он того захотел.

– Вернитесь в памяти на четверть века назад, – тихо сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не прервался. – Дочери вашей сестры… солнечный полдень… ваша племянница танцует для вас, пока муж сестры на работе. Вы не могли забыть, что вы значили в жизни этих двух девочек.

Выражение его лица, такого же подвижного, как у Кэролайн, сменилось от ярости к страху. От ветра его щеки покраснели, но под этой краснотой проступала посеревшая кожа.

– Прогуляйся, Мени, – сказал он коренастому мужчине, стоявшему рядом с ним. – Иди в машину. Я вернусь через пару минут.

– Если она угрожает вам, Арт, я должен остаться.

Юршак покачал головой:

– Всего лишь кое-какие старые семейные проблемы. Я решил, что это имеет отношение к бизнесу, когда попросил вас с ребятами сопровождать меня. Ступай вперед, сядь в машину, один из нас должен находиться в тепле.

Коренастый мужчина пристально посмотрел на меня. Он, вероятно, решил, что выпуклость в моем кармане создают перчатки или записная книжка, и повернул к лимузину.

– Ладно, Варшавски, чего вы хотите? – прошипел Юршак.

– Целый букет ответов. В обмен на эти ответы я не допущу, чтобы тот факт, что вы соблазнили дочь родственников, которая является вашей племянницей, попал в газеты.

– Вы ничего не можете доказать.

Он не сдавался, но и не пытался уйти.

– Оставим это, – раздраженно сказала я. – Эд и Марта рассказали мне всю историю прошлым вечером. И ваша дочь так похожа на вас, что доказать это будет очень легко. Мюррей Райерсон из «Геральд стар» сделает это в две минуты, если я попрошу его, или хотя бы Эди Гибсон из «Триб».

Я направилась к одной из металлических скамеек, примостившихся в конце аллеи у фонтана.

– Мы должны о многом поговорить. Поэтому вам тоже стоит устроиться поудобней.

Я перехватила его взгляд, направленный на лимузин.

– Даже не помышляйте об этом! У меня оружие, я умею им пользоваться, и если ваши мальчики прикончат меня, Мюррей Райерсон знает, что я пошла на встречу с вами. Садитесь и давайте разберемся со всем этим.

Он пошел за мной, опустив голову, его руки в карманах дрожали.

– Я ничего не признаю. Я думаю, что вы погорячились, но если пресса вонзит зубы в историю, подобную этой, они уничтожат меня одними только косвенными намеками.

Я изобразила подобие очаровательной улыбки:

– Все, что вы должны были бы сделать, это заявить, что я шантажирую вас. Конечно, я предъявила бы фото Кэролайн, а они взяли бы интервью у ее матери и так далее, но вы можете еще сделать попытку. Теперь давайте посмотрим…

У нас так много семейных дел, что коли говорить о них, то даже не знаю, с чего начать. С закладной Луизы Джиак, или с меня, погибающей в трясине Мертвого озера, или с Нэнси Клегхорн?

Я говорила, как бы раздумывая, но продолжала наблюдать за ним краешком глаза. Он, как мне показалось, впал в раздражение при упоминании имени Нэнси, а не Луизы.

– Я знаю! Тот отчет, который вы подготовили для «Маринерз рест» по «Ксерксесу»… Вы играли первую скрипку по вопросам страховки, не так ли? Что они делают – платят вам по большему тарифу, чем положено, чтобы вы могли прикарманить разницу? И какое это будет иметь значение, если кто-то разоблачит вас? Это не погубит вашу репутацию в глазах общественности. Вас обвиняли и в худшем, однако переизбрали снова.

Неожиданно воспоминание, которое ускользало от меня после того, как я поговорила с Кэролайн в субботу, всплыло на поверхность: миссис Пановски стоит в дверях и говорит о своих финансовых бедах и о том, что Джой не оставил никакой страховки. Может быть, он не подписывал контракт. Но «Ксерксесу» было выгодно, подумала я, не обеспечивать страхование жизни. Правда, возможно, дело было в том, что он уже не работал в компании, когда умер, и ему не должны были бы платить. Как бы там ни было, это требовало выяснения.

– Когда умер Джой Пановски, почему его семье не выделили никакой страховки?

– Я не понимаю, о чем, черт возьми, вы говорите.

– Джой Пановски. Он работал на «Ксерксесе». Вы их доверенное лицо по страхованию, поэтому должны знать, почему служащий не получает посмертную страховку.

Неожиданно мне показалось, что его как будто скрутило изнутри. Я бешено соображала, пытаясь развить преимущество натиска постановкой острых вопросов. Но у него был большой опыт в борьбе с критикой. Он мог заявить, что реально у меня на него ничего нет. Он снова обрел равновесие, чтобы держаться бодро и упрямо все отрицать.

– Хорошо. Оставим это. Я могу достаточно быстро все выяснить, если поговорю с курьером или с другими служащими. Давайте вернемся к Нэнси Клегхорн. Она видела вас вместе с Дрезбергом в вашем офисе, и вы знаете, так же как и я, что специальный уполномоченный по страхованию не позволит вам держать лицензию, если вы якшаетесь с шайкой воров.

– Да хватит вам, Варшавски! Я не знал, кто такая ваша Клегхорн, пока не прочитал в газетах, что она покончила с собой. Я имею право разговаривать с Дрезбергом время от времени – он делает много для моего района, а я член городского управления. Я не могу позволить себе быть утонченной дамой, затыкающей нос при запахе гнили. Специальный уполномоченный не станет и раздумывать над этим, не говоря уже о том, чтобы разбираться.

– Поэтому вас не волнует, что станет известно, что вы с Дрезбергом встречались в вашем офисе?

– Докажите это.

Я сказала, зевая:

– А как, вы думаете, я услышала об этом? Конечно, был свидетель. Тот, кто еще жив.

Даже это не потрясло его, и мне не удалось ничего выпытать у него. Когда беседа закончилась, я чувствовала себя не только расстроенной, но и слишком неопытной для недобросовестной сделки. Арт имел куда больше опыта, чем я. Я прямо чувствовала, как говорю, скрипя зубами: «Ну погоди, Блэк Джек, я доберусь до тебя в конце концов!»