Парадиз–сити

На следующее утро Ло Манто вышел из дому на четверть часа раньше обычного, заскочил в «деликатеску» Дика, купил два стаканчика кофе и направился к углу, где в двух кварталах от продовольственной лавчонки торчал Слепой Мо. Стаканы немилосердно обжигали пальцы. Он остановился перед слепцом. Спущенный с поводка бульдог лакал холодную воду из большой синей миски, стоявшей справа от хозяина. Оставалось ждать, когда «король тотализатора» сам догадается о присутствии гостя.

— Прикажешь мне самому догадаться, какой кофе с сахаром? — спросил наконец Слепой Мо. — Или ты молчишь из деликатности — мол, оба стакана одинаковые?

— Вот этот — ваш, — протянул Ло Манто стаканчик, который держал в правой руке. — Я на всякий случай еще несколько пакетиков сахара прихватил, если вам вдруг захочется послаще.

Слепой Мо взял стаканчик, поднес к губам и одним долгим глотком выпил половину.

— В моем списке наслаждений большая чашка свежего сладкого кофе стоит на втором месте после красивой женщины. С минимальным отставанием, — наставительно добавил он, повернув к Ло Манто лицо, наполовину скрытое большими черными очками. — Ты еще мал, сравнивать пока не можешь. Так что придется тебе поверить мне на слово.

Ло Манто осторожно отхлебнул кофе и улыбнулся. Между Слепым Мо и темно–коричневым бульдогом на боку стоял деревянный ящик.

— Вы не возражаете, если я присяду? — вежливо осведомился он.

— Если Малыш Мо не возражает, то и я не против, — ответил Слепой Мо. — Не хочу только, чтобы мне делали выговоры, если ты начнешь опаздывать в школу. Я-то уже на месте, там, где должен быть. А вот тебя ждет класс и строгая монахиня у доски.

— Не такие уж они строгие, какими притворяются, — беззаботно отмахнулся Ло Манто, опускаясь на ящик под бдительным взглядом пса. — Говорить они могут что угодно, но по глазам–то видно, что все это не всерьез.

— В мое время в школе по–другому было, — поделился воспоминаниями Слепой Мо. — Ох, до чего же злые были эти бабенки в накрахмаленных белых робах! Знал я немало мужиков, которые долгие годы отбарабанили на зоне. Так они из тюряги выходили и то не такими озлобленными, как эти чертовы монашки.

— Так вы тоже в католическую школу ходили? — несказанно удивился Ло Манто.

— А ты думал, я прямо тут, на этом углу родился? — вопросом на вопрос ответил Слепой Мо. — Ия свой срок оттянул — как ты сейчас тянешь. Только запихали меня в специальную школу — не то что твоя теперешняя. Моя была для детишек, которые не могут нормально учиться, потому что не видят.

— И чему же вас там учили? — полюбопытствовал Ло Манто.

— Наши дамы проповедовали правду, — сказал Слепой Мо. — Вернее, вколачивали ее в башку. Они говорили мне, что из–за своей слепоты я не должен ожидать от окружающих ничего, кроме жалости, а это такая хреновина, с которой особенно не разжиреешь. Меня учили обходиться тем, что у меня есть, и не убиваться из–за того, чего у меня нет. Они не могли научить меня видеть, зато научили слышать. И урок этот пошел мне впрок — неплохой выигрыш мне в жизни принес.

Слепой Мо слышал все на свете. Свой врожденный физический недостаток он использовал для того, чтобы развить другие чувства. Когда другие говорили, Равини слушал, и одно лишь это позволило ему с годами создать основу своего влияния и благополучия. Незнакомцы, друзья и враги — все одинаково считали, что могут безбоязненно изливать перед ним душу, доверять ему, и искали совета у человека, редко открывавшего рот. Он был ушами Восточного Бронкса, знал о зачатках любой сделки и любого жульничества, прежде чем они становились реальностью. Ему не требовались глаза, чтобы распознать главных игроков, границы зон влияния преступных сообществ, а также то, какие из уличных дельцов действуют под крышей Росси. Он собирал информацию и хранил ее в мозгу, словно в собственном банке, не упуская ни одной подробности, тщательно учитывая все входящие и исходящие. Его величайшим даром была способность делать бизнес, не вмешиваясь ни в чью жизнь, а просто молча стоя на углу в Восточном Бронксе и принимая ставки.

Ло Манто постучал в массивную деревянную дверь, повернул ручку и вошел внутрь квартиры. Дженнифер последовала за ним. В коридоре царил мрак. По половицам громко застучали когти бросившейся им навстречу большой собаки. Дженнифер инстинктивно потянулась за револьвером. Ло Манто разорвал пакетик с сухариками для собак и взял пару сухариков в правую руку. Он подпустил бульдога поближе, когда уже слышен был глухой рык, вырывающийся из собачьей груди.

— Sono io, — сказал Ло Манто собаке, зная, что Равини всех своих псов приучал слушаться только команд на итальянском. — Fa il bravo and sietate^[22].

Бульдог резко затормозил. Проехав по инерции еще некоторое расстояние на когтях, он плюхнулся на задницу. Ло Манто нащупал в темноте маленький кофейный столик и включил на нем лампу с узорным абажуром. Перед ними сидел крупный коричневый бульдог с мокрым языком, свисающим набок из огромной пасти. Собака сидела, терпеливо дожидаясь угощения. Ло Манто протянул псу раскрытую ладонь. Тот, приподнявшись, в мгновение ока слизнул с нее два сухарика и опять уселся, чтобы в полной мере насладиться приятным сюрпризом.

— Ты научился обходить глупого пса, — раздался голос Слепого Мо. — Но почему ты так уверен, что проскользнешь мимо меня?

Ло Манто подошел к Слепому Мо, который стоял в проеме между прихожей и кабинетом. Со времени их первой встречи он сильно состарился. Его короткая прическа в стиле «афро» была отмечена дорожками седины, да и борода местами побелела. На носу у него были все те же большие темные очки, но передвигался он без трости.

— Я подумал, что тебе будет приятно услышать мой голос, — произнес Ло Манто, мягко положив руку Слепому Мо на плечо. — Вот и решил заглянуть.

— Кончай трепаться, — оборвал его Слепой Мо. — И что это за женщина?

Ло Манто оглянулся на Дженнифер и подтянул ее поближе за руку.

— Коп, — сообщил он слепому. — Городское управление полиции попросило ее присматривать за мной. Чтобы я не вляпался во что–нибудь сгоряча.

— Сам догадался, — буркнул Мо. — А то можно подумать, что ты заявился ко мне, чтобы показать своей девушке берлогу слепца. Тогда бы твое свидание с ней закончилось, еще не начавшись. Ох, бабы вокруг тебя черт–те чем заняты — или от пуль уворачиваются, или сами палят. А то, что она из числа копов, вычислить нетрудно — от нее духами не пахнет.

— Знала бы — откупорила бы пузырек «Шанель», — подала голос Дженнифер. — Согласна, девушке иной раз не мешает вспомнить об этом. Да только, знаете ли, все время приходится нестись туда, куда не зовут заранее.

Слепой Мо улыбнулся.

— А в ней что–то есть, — поделился он впечатлением с Ло Манто. — Мне это нравится. И тебе не помешало бы быть чуточку таким же. Ей–богу, не помешало бы.

— У тебя найдется для меня немного времени? — спросил Ло Манто.

— Ты привел ко мне женщину, принес целый мешок собачьей еды, — рассудительно произнес Слепой Мо. — Более чем достаточно, чтобы налить вам по чашке кофе и уделить минут пятнадцать. Ну, как, хватит вам столько?

— Зависит от того, что ты подашь к кофе на сладкое, — ответил Ло Манто, следуя за Слепым Мо в его кабинет.

Старик зажег свет. Обширный офис был наполнен металлическими шкафами, на серых стенах висели — не понятно зачем — старые фотографии, а книжные полки использовались для хранения пластинок с джазом и блюзами. Все они стояли строго в алфавитном порядке. Однако самым примечательным в комнате были два огромных окна от пола до потолка, из которых открывался захватывающий вид на просторы Ленокс–авеню.

— Вообще–то, я мог вас обоих пристрелить за взлом квартиры, — проворчал Слепой Мо, направляясь в угол кабинета, где была оборудована маленькая кухонька, — и остался бы чист перед законом. А его, видишь ли, еще сладостями корми!

— Так я ж не для себя прошу, — попытался оправдаться Ло Манто, садясь на массивный стул красного дерева перед письменным столом Слепого Мо. — У нас же гостья. Вот я и подумал, что неплохо было бы побаловать ее чем–нибудь вкусненьким.