Девять месяцев до убийства

— Вы ничуть не ошибаетесь. Но продолжайте, пожалуйста, ваше повествование.

— М-да. Ну, а потом началась история с Майклом и этой женщиной.

Ошибиться было невозможно — в голосе Тимоти звучала явная неприязнь, даже отвращение.

— Майкл познакомился с ней в какой-то крысиной норе на площади Пигаль. Мне рассказал на следующий же день. Я счел это просто мимолетным увлечением и НС придал особого значения. Но скоро понял, что Майкл с каждым днем становится все дальше и дальше от меня. Тогда мне'казалось, что происходит это постепенно. Но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что все случилось просто стремительно. Минуло совсем немного времени с того дня, как он в первый раз сказал мне о ней и до того, как он пришел собирать вещи на нашу квартиру и сообщил, что женится на этой женщине.

Я позволил себе заметить:

— Вы, наверное, были шокированы, сэр.

— Шокирован — не то слово. Ошеломлен, потрясен, лишился дара речи. Когда нашел, наконец, слова, чтобы образумить его, он только огрызнулся на меня — дескать, надо заботиться о своих собственных делах, и ушел.

В голубых глазах молодого человека, глядевших прямо и открыто, появилось выражение глубокой печали.

— Так и кончилась наша дружба.

— Вы больше не виделись? — негромко спросил Холмс.

— Я пытался встретиться с ним, и мне удавалось ненадолго увидеть его дважды. Разумеется, молву не остановишь— и вскоре Майклу указали на дверь в Сорбонне. Когда я услыхал об этом, решил пойти к нему. Как оказалось, жил он в каком-то неописуемом хлеву на левом берегу Сены. Он был один, когда я посетил его, но полагаю, что жена его жила там же, вместе с ним. Я застал его полупьяным и враждебно настроенным — совсем другой человек, ничуть не похожий на того, которого я знал раньше. Вызвать его на разговор мне не удалось. Я просто положил сколько-то денег на стол и удалился. Четырнадцать дней спустя я встретил его на улице, неподалеку от Сорбонны. Он был в таком состоянии, что у меня просто слов нет, чтобы описать его. Он напоминал какой-то призрак, над которым довлеет проклятие. Совершенно отсутствующий взгляд. Я попытался было заговорить с ним, но он только обругал меня и ушел.

— Если я верно понял вас, вы, стало быть, так ни разу и не видели его жену?

— Нет, но слухов о ней ходило предостаточно. Поговаривали, что у этой женщины есть сообщник, с которым она жила до заключения брака и не прерывала связи даже в замужестве. Правда, больше я об этом ничего не знаю.

Он смолк. Казалось, вся трагическая судьба его друга еще раз проходит перед его внутренним взором. Потом сказал решительно:

— Думаю, что в этой несчастной истории с браком Майкл просто стал игрушкой в чьих-то руках, и все, содеянное им, вовсе не имело целью опозорить дом своих благородных предков.

— Полагаю, что в этом отношении могу всецело согласиться с вами, — сказал Холмс. — Недавно я оказался обладателем ящичка с хирургическими инструментами, принадлежавшими Майклу. Когда я обследовал футляр, выяснилось, что Майкл Осборн тщательно скрыл родовой герб, украшавший его, с помощью куска бархата.

Тимоти Уэнтуорт был поражен до глубины души.

— Ему что, пришлось даже расстаться с инструментами?

— Из чего я умозаключаю, — продолжал Холмс, — что попытка скрыть герб свидетельствует не только о стыде, который он испытывал, но и о стремлении уберечь доброе имя рода, которое он якобы намеревался втоптать в грязь.

— Просто непростительно, как его отец не желает этого видеть. Но теперь, сэр, когда я рассказал все, что знаю, я с нетерпением жду, что поведаете мне вы.

Нельзя было не заметить, что Холмс тянет с ответом. Он поднялся с кресла и стал расхаживать по комнате. Наконец, остановился и сказал:

— Вы больше ничем не сможете помочь Майклу, сэр.

И Уэнтуорт тоже, казалось, с трудом удерживается, чтобы не вскочить.

— Но ведь мы же уговорились!

— Через какое-то время после вашей последней встречи с Майклом случилось несчастье. К настоящему времени он совершенно лишился рассудка, мистер Уэнтуорт. Он ничего не может вспомнить из своего прошлого и, вероятно, память уже никогда не вернется к нему. Однако он — в заботливых руках. Повторю — вы ничего не сможете для него сделать, и если я вам решительно не советую видеться с ним, то лишь потому, что хочу избавить от дальнейших душевных мук.

Тимоти Уэнтуорт в глубокой печали смотрел себе под ноги и обдумывал совет, данный ему Холмсом. Я почувствовал облегчение, когда он сказал, наконец, со вздохом:

— Хорошо, мистер Холмс, будем считать, что с этим делом улажено.

— Уэнтуорт поднялся и протянул моему другу руку.

— Но если я когда-либо смогу что-то сделать для него, сэр, то дайте мне знать, пожалуйста.

— В этом вы можете смело на меня положиться.

Когда молодой человек откланялся, Холмс долго глядел ему вслед из окна, а когда, наконец, заговорил снова, голос его был столь тих, что я с трудом разбирал слова.

— Чем более тяжкие ошибки мы совершаем в жизни, Ватсон, тем преданнее нам истинный друг.

— Как вы сказали, Холмс?

— Так, пришла в голову одна мысль.

— Во всяком случае, после того, что нам сообщил Уэнтуорт, мое мнение о Майкле Осборне совершенно переменилось.

Холмс снова сел к камину и пошевелил кочергой угли.

— От вас, разумеется, не укрылось, что слухи, пересказанные им, значительно более важны, чем факты?

— Должен признаться, что не вполне понимаю, куда вы клоните.

— Слух, что эта женщина, жена Майкла, имеет сообщника, проливает совершенно новый свет на все дело. Кто же, как ни он, являет собой недостающее звено в цепочке? Тот самый тигр, подославший к нам наемных убийц.

— Но откуда же он узнал обо всем?

— Ах, вот вы о чем. Откуда он узнал, что я иду по его следу, когда я и сам еще не знал об этом? Думаю, нам следует нанести герцогу Шайрскому еще один визит. На этот раз — к нему в дом на Беркли-Сквер.

Не успел я подумать, что наносить такой визит было бы нескромностью с нашей стороны, как внизу снова зазвонил колокольчик, и миссис Хадсон опять кого-то впустила. Тут же раздался адский топот — посетитель ринулся мимо нашей экономки и побежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Дверь распахнулась, и он предстал перед нами — худощавый юнец с угреватым лицом, с которого не сходило выражение дерзости. Поведение его невольно заставило меня взяться за кочергу.

— Кто из господ будет мистер Шерлок Холмс?

— Это я, мальчик мой, — ответил Холмс.

Юноша протянул ему пакетик из коричневой бумаги.

— Здесь то, что я должен вам передать.

Холмс взял пакет и тут же вскрыл его.

— Недостающий скальпель! — воскликнул я.

Холмс не успел ответить. Посыльный опрометью бросился вон, а мой друг — устремился следом.

— Подожди! — крикнул он. — Мне надо поговорить с тобой! Не бойся!

Но юноши уже и след простыл. Холмс выскочил следом за ним на улицу. Я поспешил к окну и увидел, как юноша несется, сломя голову, по улице, как будто за ним гонятся все демоны ада, а Шерлок Холмс преследует его по пятам.

— Рэйчел!

Она обернулась.

— Грант! Грант Эймз!

— Вот, подумал, еду мимо — дай зайду, — сказал плейбой.

— Очень мило с твоей стороны.

Рэйчел Хагер была одета в голубые джинсы и облегающий пуловер. Длинноногая и стройная, она отнюдь не была лишена и некоторых приятных округлостей. Пухлые губы, карие глаза, курносый нос. Словом, она напоминала мадонну, которая налетела носом на дверной косяк.

Столь милый парадокс не укрылся и от Гранта Эймза Третьего. Еще недавно она выглядела совсем иначе, подумал он, а сам спросил, указывая на клумбу, которой она как раз занималась:

— Я и не знал, что ты выращиваешь розы.

Она улыбнулась, показав великолепные зубки.

— Пытаюсь выращивать. Бог мой, кто бы знал, скольких трудов это мне стоит. Но выходит что-то неважно — видать, растения меня не любят. Что это тебя занесло в такую глушь как Нью-Рошель?