Московские сумерки

Алина вернула стакан Мартину.

– Вы что, думаете, у него больше нет? – спросил он. – Спорю, что у него хранится запас этого пойла еще с сорок пятого года в ожидании, когда какой-нибудь американец покажет здесь свою физиономию.

Алина никак не отреагировала на его слова, сказав лишь:

– Интересно, а где же Маруся, или как ее там?

– Невидимая тайна – Марья Павловна.

– Пойду, пожалуй, взгляну, – предложила Алина, но тут вернулся дядя Федя.

В руке он держал новую бутылку водки, однако лицо его заметно посерело и он, пока шел, приволакивал правую ногу.

– Отдохнуть бы маленько… – произнес он, тяжело усаживаясь на стуле. – А потом поедем по новой.

– Куда поедем? – не поняла Алина. Дядя Федя показал на бутылку.

– Нет, – возразила Алина. – Дядя Федя! Нам очень нужно переговорить с Димой, или с Юрой.

Дядя Федя лишь рукой махнул, будто отгоняя назойливую муху.

– Он придет попозже. У нас еще куча времени, чтоб надраться.

И дядя Федя откинулся назад на стуле, голова его опустилась на грудь, и он уснул.

Алина встала и прошла через ту дверь, где исчезал дядя Федя. Спустя минуту-другую Мартин услышал голоса. Поскольку дядя Федя не подавал признаков жизни, Мартин пошел вслед за Алиной.

Они вошли в более просторную комнату, метра четыре на четыре. Единственное окно смотрело на лес. Как только глаза привыкли к полумраку, Мартин разобрал, что почти четверть комнаты занимала кирпичная русская печь. Из мебели стояли стол без скатерти и два стула, на одном на которых сидела женщина, одетая во все черное.

Алина приблизилась к ней, но та не пошевелилась и даже не подняла головы. Она казалась хрупкой и сморщенной, как высохший кукурузный стебель. Ее седые волосы были коротко пострижены, чтобы не падали на глаза, и торчали клочьями вокруг ушей и шеи. Должно быть, когда-то она была крупной по комплекции, но теперь дряблая кожа у нее на щеках мешковато висела, как и ее черное, с длинными рукавами платье. Да и вся ее кожа походила на платье – будто надета с чужого плеча и носится лишь потому, что другого надеть нечего. Но глаза ее, живые и блестящие, казались слишком большими и оживленными на поблекшем морщинистом лице.

– Марья Павловна? – спросила Алина, но женщина не отвечала.

В комнату вошел Мартин, Алина представила его:

– Это Бенджамин Мартин. Он американец.

Лишь тогда женщина повернулась к нему. Она внимательно оглядела его и многозначительно произнесла, будто сообщала нечто чрезвычайно важное и весьма срочное:

– Я не знаю вас.

– Я Бенджамин Мартин, – сказал он. – Американец.

– Никаких американцев я не знаю, – ответила женщина и обратилась к Алине. – А что мы сейчас будем делать?

– Я, право, не знаю, – растерялась Алина. – А что бы вы хотели делать?

– Не знаю. Что мы будем делать?

– Может, нам поискать Диму? – предложила Алина. – Вы не знаете, где он?

– Не знаю я Диму. Разве я знаю Диму?

– Не знаете?

– Не знаю я Диму.

– Не думаю, что она знает Диму, – заметил Мартин и спросил:

– А Юру вы знаете?

– Не знаю я Юру.

– Не думаю, что она знает и Юру, – заключил Мартин и задал ей другой вопрос: – А кого вы знаете?

Марья Павловна в недоумении уставилась на них и сказала минуту спустя:

– Я не знаю. Что мы будем делать?

– Мы ищем Юру, – продолжал Мартин. – Но будь я проклят, если знаю, как его найти. Может, пойти опять к той соседке?

– А может, если вы будете сидеть, как сейчас сидите, он и сам придет? – раздался незнакомый мужской голос.

Мартин и Алина испуганно повернулись кругом. Позади них, у двери, ведущей в кухню, стоял бородатый человек в широкополой шляпе. В руках он держал старую двухстволку, направив ее на Мартина и взведя курки.

– Юра! – воскликнула Алина.

Вскочив, она порывисто обняла вошедшего, отчего у него слетела шляпа и дернулось ружье.

– Поосторожнее с этой штукой! – предостерег Мартин. Он шагнул к нему и отвел стволы в сторону.

Мужчина разжал объятия Алины и тоже шагнул вперед, освобождая ружье.

– Аля, что ты тут делаешь? И кто это? – он указал ружьем на Мартина.

По всему было видно, что он готов был улизнуть из дому или наделать каких-то глупостей с этим своим ружьем.

– Он друг, Юра. Он американец.

– Из ЦРУ? – насторожился Юрий.

– Нет, – сказала Алина.

– Да, – в тот же миг подтвердил Мартин.

– Так «да» или «нет»? – настоятельно переспросил Юрий, поводя ружьем.

– Временный сотрудник ЦРУ, подтвердил Мартин. – Меня послали разыскать вас.

Если его объяснение и не вполне соответствовало правде, то, по крайней мере, хоть разряжало напряженную обстановку.

– Достаточно ли этого, чтобы попросить вас нацелить эту штуку куда-нибудь еще?

Юрий направил дула на потолок, но держался по-прежнему настороженно.

– Не понимаю я, что мы делаем, – произнесла Марья Павловна. – Что мы будем делать?

Жалобный плач ее напоминал карканье ворон, доносившееся издалека по ветру, – просто непонятный звук, в котором нет ничего людского.

– 41 —

Суббота, 3 июня 1989 года,

Вечер,

Старый Буян

– Я, пожалуй, впервые так вкусно пообедал за последние полгода, если не считать того, что мне изредка готовила Катя, – сказал Юрий.

Ужин приготовила Алина: испекла картофельные котлеты, потушила кролика в сметанном соусе. Юрию удалось подстрелить его под самый вечер. Все трое уселись за столом. Марья Павловна ела не за столом, а на своем привычном месте, куда Алина принесла ей тарелку. Дядя Федя как растянулся на скамейке в первой комнате, так там и спал – ноги его свешивались с одного конца, а с другого – голова с открытым ртом, из которого раздавался могучий храп, эхом отдававшийся в стенах избы.

– Катя – это ваша соседка? – спросила Алина.

– Да, – кивнул головой Юрий. – Ей муж не велит готовить для меня. Вот и приходится немного голодать. Иногда приготовит что-нибудь перекусить, пока он занят в поле. А в другое время едим, что я сам настряпаю. Дядя Федя вечно пьян, а Марья Павловна не в своем уме.

– Не понимаю, что он имеет в виду, – сказала Марья Павловна, очевидно, кому-то еще, а не им, хотя никого больше в доме не было.

– Он имеет в виду, старая пердунья, что у тебя крыша поехала, – ответил ей Юрий. А заметив, что его слова привели Алину в великое смущение, добавил:

– Не волнуйтесь за нее. Она ничего не соображает, а если что и сделает, то через пару минут забудет.

И он обратился к старухе, чтобы наглядно показать, что имел в виду:

– Послушай-ка. Что я только что сказал тебе? Марья Павловна, сдвинула брови, пытаясь вспомнить, затем брови разгладились и она спросила:

– Что мы будем делать?

– Вопрос задан к месту, – заметил Мартин. – Предполагалось, что мы должны были найти Юрия. Но теперь, поскольку он нашелся, мы должны выяснить, что он знает.

– Что я знаю насчет чего? – заинтересовался Юрий.

– Что случилось в ту ночь, когда, как предполагалось, вы должны были встретиться со своей сестрой и моим другом Хатчинсом ради чего-то важного.

– Ну что ж, раз уж я не был там, то, может, вы расскажете мне, что там случилось?

– Случилось то, что Хатчинса там убили, а за вашей сестрой охотится КГБ, – в сердцах бросил Мартин. – Почему вас там не оказалось?

– Я решил туда не ходить.

– Почему же?

– Я пошел навестить своего друга Дмитрия. Вот и все.

– Дима сказал, что ты пришел к нему поздно ночью, – подала реплику Алина.

– Поздно ночью и перепуганный, – уточнил Мартин.

– Легко же Дима продал меня, трус несчастный!

– Дима лишь сказал вашей сестре, где вы находитесь, причем ради вашего же блага, – продолжал Мартин. – Это ведь не то же самое, как если бы он заложил вас КГБ.

– Конечно, уж Але-то он все расскажет, верно? Дима ни в чем отказать ей не может, а Аля для него ничего делать не будет. Дима всегда мучился от любви к Але, разве она не говорила вам об этом?