Чья-то сестра

Женщина медленно подняла голову (выцветшие голубенькие глазки, шея в веревках вен), долго смотрела на Брэкетта и наконец произнесла:

— Он убьет его.

— Кто?

— А мне приказал оставаться здесь… пригрозил, что если я двинусь с места…

— Но, послушайте, он же ушел. Понимаете? Здесь никого нет. Вы в безопасности. — Для пущего эффекта Брэкетт пошире распахнул дверь. — Кто же это был?

Женщина отвернулась — вздернутый подбородок, упрямо закушена верхняя губа, карикатурный вызов.

— Ну, ладно. Хоть опишите его. Какой он? Старый? Молодой?

— Черный.

— Черный? — удивился Брэкетт. — Он — черный? Вы про цвет кожи? Или что другое?

Женщина замялась.

— Черный…

— Не очень-то вы уверены.

— Черный. Все они черные. Разве нет?

— Кто именно? — Брэкетт вздохнул, зажег сигарету, чтобы чем-то заняться. — А я? Я тоже черный?

Снова пожатие плеч. Сцена напоминала Брэкетту детские капризы, когда отпрыск семьи (непрерывно вопрошаемый «Что с тобой, детка?») не желает ни во что играть.

— Да послушайте же, мне обязательно нужно разыскать его. А вы оставайтесь здесь. Здесь вы в безопасности. Заприте дверь.

Он поднял платье, положил ей на колени.

— Не знаете, куда они пошли?

— Нет…

— Может, что говорили?

— Нет…

— Ладно, спасибо. — Брэкетт направился к двери. — Между прочим, а как вас зовут?

— Норма Уитли.

— Вы хорошо знали Лумиса?

Молчание. Впрочем, не все ли равно.

— Ладно. А случайно вам не знакома некая Мэри Малевски?

Женщина покачала головой, ее опять пробрала дрожь.

Брэкетт приостановился, окинул взглядом грязную, жалкую комнатушку.

— Простите, если чем обидел, — коротко произнес он и вышел, а женщину стало рвать — голова была опушена между колен к блестящему розово-голубому кафелю пола.

Старик у конторки осведомился, не коп ли он. Нет, ответил Брэкетт, ему надо кое-что узнать, но все, чем он располагает, — 20 долларов.

— «Плимут». Синий.

— Лумиса?

— Приехал на нем, а там кто же его знает?

— За рулем сидел он или кто другой?

— Какой такой другой?

— А разве вы больше никого не видели?

— Только Лумиса. Да я особо и не присматривался.

— А куда он поехал — не заметили?

— Куда?

— Ну да. Направо? Налево?

— Нет. Прямо. Поехал прямо. Через улицу.

— Это куда же? — Брэкетт озадаченно взглянул в окно.

— Как куда? На мойку машин. Куда еще можно ехать через улицу?

Уже на бегу Брэкетт понял, что опоздал. У пандуса было полно народу; пробиваясь через толпу, не вслушиваясь в гомон, он неотрывно смотрел на синий «плимут», не сомневаясь, что внутри Лумис. Из-под машины выползали, вскипая и опадая, пузырьки мыльной пены — густо-розовой.

— Кто умер? — допытывалась какая-то женщина. Отвернувшись от «плимута», Брэкетт подошел к металлическим перилам. Рабочий гаража протянул ему сигарету.

— Во, месиво! Видели?

— Какого цвета погибший? — поинтересовался Брэкетт, глядя на бледные пятна лиц у входа.

— Как это, какого цвета?

— Ну, белый или черный?

— A-а. Белый. Вернее, то, что от него осталось. С чего это вы вдруг?

— Больше никого в машине не было?

— А что? Вы — коп?

— Нет.

Кто-то допытывался, вызвали ли полицию, но ответа не потребовалось: уже слышалось тонкое завывание полицейской сирены.

— Где-нибудь поблизости можно выпить? — спросил Брэкетт.

Когда он час спустя вернулся, подвал гаража гудел. Было душно, кондиционер едва работал. У агрегата мойки суетилось человек тридцать, не меньше; детективы, стенографы, фотографы, эксперты из полицейской лаборатории, медэксперты, патрульные, представитель окружной прокуратуры, рабочие гаража, зеваки и на переднем сиденье «плимута» труп Лумиса.

У конторки владелец добивался компенсации за сломанный механизм «Чудо-автомойка», его вежливо попросили изложить все претензии письменно. Вежливостью одаривали немногих. В дальнем углу пристроился высокий худощавый парень, Симмонс, с явным разочарованием наблюдавший за происходящим.

Снимали свидетельские показания. Без всякой последовательности. Лишь вопросы и ответы. И все.

Педантичные:

— В какое время он приехал?

— Говорил же. Не заметил.

— А машину видели?

— Да, машину видел.

— Когда она подъехала?

— В 2.00 или в 2.15.

— А точно?

— В 2.00.

— А может, в 2.15?

— Пусть в 2.15.

— Чего вы мне поддакиваете! Когда точно?

— В 2.15.

Небрежные:

— Конечно, дел у вас, только поспевай. И все-таки ведь обычно клиент сначала покупает талончик? Верно?

— Да. Но…

— А этот чего ж не купил?

— Понимаете, я…

— Мисс?..

— Мисс Делла Фичн.

— Мисс Делла Фичн. Прелестное имя. Так почему же вы его не заметили?

— Не так уж у нас и много народу было. Не очень много.

— Так почему?

— Я была в…

— Вон там?

— Ну да. Поэтому и пропустила.

— А разве оттуда не слышно, как въезжает машина?

— Не очень…

— Ну, ну, не смущайтесь, мисс Делла. Естественная физиологическая функция организма.

Научные:

— Чарли, нужны тебе снимки заднего сиденья машины?

— Зачем это? Что там такое на заднем сиденье?

— Другая половина его головы.

Вопросы, вопросы… Симмонс вздохнул, выделил из толпы Брэкетта и, аккуратно обходя лужицы мыла, направился к нему.

— Извините, вы знали погибшего Лумиса?

Удивившись, Брэкетт обернулся.

— Я потому спросил, — слегка улыбнулся Симмонс, — что вы не похожи на простого зеваку…

— Мы с ним познакомились сегодня утром.

— Как интересно. Где же это?

— В морге.

Вздернув брови, Симмонс опять улыбнулся и заглянул в записную книжку.

— Стало быть, вы — либо сержант Хендерсон, либо Уолтер Брэкетт. Но вы не Хендерсон. Хендерсон куда толще вас, и я только что беседовал с ним. Целых полчаса. Значит, вы — Уолтер Брэкетт. Верно?

— Да.

— Отлично! Я лейтенант Симмонс. Вот мой жетон.

Брэкетт молча разглядывал детектива, отметив тщеславно отполированные туфли и налакированные волосы. Они присели на низенькую полку, поверх банок с маслом.

— И что же, Брэкетт, привело вас сюда? Бабское любопытство?

— Вы так думаете?

— Нет. Считай я так, вы были бы по ту сторону ограждения, с остальными. Так что же?

— Лумис мне звонил.

— Вот как? Зачем?

— Не знаю. Он был уже мертв, когда я приехал.

— Это правда?

Брэкетт взглянул на детектива. Тот откинулся назад, стараясь не коснуться ненароком стенки гаража.

— Я под подозрением?

— Ну, разумеется, — Симмонс улыбнулся — чуть заметно дрогнули губы — и добавил: — Точно так же, как и 200 миллионов других. Когда неизвестно, кто виноват, виноваты все. Разве не так?

— Нет, не так.

Симмонс посмотрел на него. Неподалеку Йохансен беседовал с репортером.

— Ну да! Я и запамятовал: вы что-то вроде частного детектива?

— Все равно, я с вами не согласен.

— Может, сократите для меня это число?

— С двухсот миллионов?

— Ага.

Брэкетт колебался.

— Ну, ну, смелее. Не такой уж я гордый. Всегда готов прислушаться к… опыту.

Что это отнюдь не комплимент, до Брэкетта дошло сразу.

— Ну ладно. Во-первых, если у убийцы нет частного самолета, он все еще в этом квартале. Срезаем миллионы. Во-вторых, он мужчина. Сбрасываем еще тысячи. А в третьих, он черный. Осталось всего сотни. В-четвертых, он профессиональный убийца. Не любитель. Вот уже только десятки. А если он профессионал, то наверняка зарегистрирован в полиции, и у вас в картотеке есть его отпечатки. Значит, если хорошенько попудрить порошком «плимут», комнату в мотеле, отыщутся «пальцы». Что доводит число подозреваемых до минимума. Их уже не 200 миллионов, а всего один-единственный.

— Так все просто? — расцвел улыбкой Симмонс.

— Ну не совсем. Но вы спросили, и я ответил как сумел.