Петля для полковника

— Хорошо, — сказала она, поправляя обеими руками прическу, словно перед ней сидел не мужчина, а так… нечто. — На вас, гражданин Киреев, поступили сигналы о противоправных поступках.

— Минутку, Татьяна Львовна. Я, кажется, несмотря на сигналы не совершил доказанно противоправных действий, чтобы вы могли именовать меня гражданином. Так что в социальном отношении мы с вами пока на равных, и будьте любезны…

Сергеева наконец увидела его. Посмотрела с минуту в лицо, криво улыбнулась:

— Ради бога… Привычка. Так вот, товарищ Киреев, на каком основании вы сняли пломбы, — она придвинула к себе какие-то документы, — с опечатанной участковым инспектором двери квартиры номер двадцать три дома номер два по улице Алых Роз, в которой до апреля этого года проживала умершая Киреева?

— Прежде всего умершая, как вы говорите, — он печально потупился, — умершая Киреева — это моя мать, вот ее бабушка. А снял пломбы я невольно. Я живу в этой квартире, и, выходя утром, даже не заметил, что сорвал. Поставил об этом в известность нашего участкового. Но я напомнил ему, что квартира отходит мне, поэтому ему не стоит волноваться и повторять неуместные манипуляции с пломбами.

— Как это не стоит волноваться? — Сергеева надменно подняла брови. — Вы, товарищ Киреев, что, не знаете закона?

— Я все знаю, Татьяна Львовна. Я понимаю, что после смерти мамы я должен был выехать из квартиры, в которой прожил с семьей более пятнадцати лет, ведя при этом общее с родителями хозяйство. Оставлять насиженное место, отлаженный быт…

Он вовремя сказал о ведении общего хозяйства, отлаженном быте — на гладком, покрытом персиковой крем-пудрой лице Сергеевой появилось замешательство.

— Позвольте, — медленно проговорила она, — какое общее хозяйство?.. Вы же прописаны в другом месте. На улице Даргомыжского.

— Совершенно верно. Но я пятнадцать с лишним лет жил с матерью, вел с ней общее хозяйство. Людские судьбы складываются настолько по-разному, что… Татьяна Львовна, моя больная мать не могла жить одна. А я не могу сейчас вернуться туда, где прописан. В той квартире проживает моя замужняя старшая дочь от первого брака со своей семьей — мужем и двумя детьми. На площадь к своей нынешней супруге, ее маме, — он кивнул на Леночку, сонно покачивающуюся на стуле, — я тоже не имею морального права: там. в комнате коммунальной квартиры, буквально ютятся моя теща и свояченица. Куда же нам деваться? Честно говоря, я был крайне удивлен, когда увидел эти пломбы. В отделении милиции прекрасно известно, что па правлении кооператива, к которому относится дом два по улице Алых Роз, сейчас решается вопрос о моем приеме в члены ЖСК и передаче квартиры матери мне как сыну и единственному наследнику. Вопрос в стадии оформления.

— Так… Следовательно, проживать по месту своей прописки и прописки своей жены вы не можете. Документы у вас с собой?

— Простите, какие?

— Ну, на квартиру, меня интересует выписка из домовой книги по улице Даргомыжского. Документы по месту прописки вашей жены. Копия заявления в ЖСК. Мне ведь нужно реагировать.

«В конце концов эта муть, склока семейная, перетрется. Есть пломбы, нет пломб… Говорим о человеческом факторе, а в формальности упираемся, как бараны в новые ворота. Действительно, какие же могут быть пломбы, когда в квартире живут люди?» — подумала Сергеева, но, словно споткнувшись о свою мысль, тут же спросила недоверчиво:

— Одно неясно, гражданин Киреев, если вы находились дома в момент опечатывания дверей, почему не вышли, не отозвались?

Он неопределенно пожал плечами, но нашелся довольно быстро:

— Вероятно, дело происходило утром. Жена ушла на службу, дочку увела в садик, а я, видите ли, Татьяна Львовна, человек свободной профессии. Я вполне мог накануне этого события всю ночь работать. После этого я так сплю, хоть канонада — не услышу.

Она вяло улыбнулась.

— Счастливый вы человек. Так вы поняли, какие документы вам следует принести?

— Разумеется. Думаю, в самом скором времени я принесу вам и копию постановления правления о моем приеме в члены кооператива. И все ваши вопросы окажутся автоматически сняты.

— Что ж, я очень рада, что недоразумение так легко разрешилось. Всего доброго, товарищ Киреев. Но не тяните, это в ваших интересах.

«А что, собственно, мне тянуть? Бумаги подделывать мне не нужно, — подумал он. — Одного я не выяснил, кто же заявил на меня в прокуратуру? Соседи?»

— Извините, Татьяна Львовна, я заранее готов принять ваш отказ, если мой вопрос нарушает служебную тайну. Но не могли бы вы объяснить, кто пожаловался? Повторяю, начальник отделения милиции, начальник паспортного стола полностью в курсе дела и в виде исключения…

— Да-да, — кивнула Сергеева, — сигнал поступил не из милиции. Пришло письмо за подписью граждан Киреевой и Пожарской.

— Вы знаете, что это мои родные сестры? — потрясенно спросил Киреев.

— Конечно, — равнодушно отозвалась помощник paйонного прокурора. — Собственно, это и позволяет мне в известной степени допускать исключение из обязательного общего правила. Видимо, у вас семейный спор? Я не ошиблась?

— Да нет, вовсе нет…

— Ну, словом, это ваше семейное дело. И тем не менее формальности я соблюдать обязана. Так же, как и вы, товарищ Киреев. Жду вас через… Думаю, недели на оформление вам хватит.

Он опять взял такси, подъехал к дому. Сквозь витрину за одним из столиков своего кафе увидел Лиду.

— Иди к маме, — сказал Леночке, — пусть она тебе мороженого даст, с вареньем, дядя Глеб сегодня готовил… — а сам направился на кухню, к Глебу.

— Привет, Глебушка, как дела?

— Скоро вечерний гость пойдет.

— Потчевать чем будешь?

— Борис привез отличную баранину с рынка и языки. Уже объявили в меню шурпу, чанахи, плов, манты. Из выпечки сегодня шаньги — с картофелем, с зеленым луком, с творогом… Про языки я тебе сказал?

Они зашли в маленькую комнатку, где стоял сейф с документами, выручкой и рабочий стол с телефоном, за которым обычно сидели Виктор Николаевич или Борис, если ему нужно было делать заказы.

— Что-то меню у тебя больно обширное сегодня, — с сомнением проговорил Киреев, — успеешь все блюда распродать?

— Конечно. У меня всего понемножку. А Боря придумал над меню плакат вывесить: «Сегодня мы угощаем блюдами из баранины».

— Длинно. Надо короче, ярче. Например: «У нас в гостях чайхана». И заваривай зеленый чай.

— А вот зеленого чая у нас как раз и нет. А мысль недурна.

— Сейчас пошлю Виноградова на Кировскую.

В зале Виноградов уже включил недавно купленную в кредит акустическую систему. Звучал Рей Кониф. «А ведь это только у нас, — с гордостью отметил Киреев. — Только у нас можно теперь послушать настоящую джазовую музыку, а не модный трень-брень, от которого глохнут в ресторанах и на дискотеках». Он поспешно пошел к выходу, даже не поговорив с женой. Ленуська ей расскажет все — и что надо, и что не надо.

VI

Александр Павлович Павлов четвертый год работал в Прокуратуре РСФСР. Десять лет назад он не мог бы себе и представить, какие люди окажутся сидящими напротив него, следователя по особо важным делам, на привинченном к полу табурете в камере следственного изолятора. Шлюзы прорвались, и звания, чины, должности, деньги, связи — все, что многие годы служило всеоткупающей индульгенцией, оказалось сметено.

Сегодня Павлов занимался необычной для себя работой — вел прием граждан. По специальному графику его осуществляют все ответственные работники Прокуратуры России.

В кабинет вошли две немолодые, но очень следящие за собой женщины: хорошая косметика, неброские, весьма элегантные туалеты. Павлов понял, это сестры. Очень похожи.

Женщины переглянулись, словно опросили друг у друга, кому из них начать — начала та, что показалась выше ростом:

— Видите ли, мы так устали ходить по замкнутому кругу, мы так устали, извините, от вранья в самых авторитетных кабинетах, что… Нам о вас говорили как о человеке знающем и, главное, справедливом. Как о неподкупном человеке.