Свет дня

Поскольку инструктор был женат, я в качестве мести за пережитое унижение, не откладывая дела в долгий ящик, тут же написал письмо его жене, в котором сообщил ей, что ее муж постоянно пристает к мальчикам нашей школы. В основном в раздевалке школьного бассейна. Заставляет их трогать его «части тела», ну и прочее, прочее в том же духе… Не имея должного опыта в такого рода вещах, я не догадался даже хоть как-либо изменить мой почерк, которым совсем недавно собственноручно написал подложную медицинскую справку о больных ушах, поэтому он сразу же обо всем догадался. Но доказать ничего не мог, так как в порыве праведного гнева тут же ее разорвал на мелкие клочки и выбросил в мусорное ведро. Вместо этого инструктор вывел меня в фойе бассейна, обвинил во всех мыслимых и немыслимых грехах, обозвал «маленьким чудовищем», «мерзавцем», «негодяем»… Но дальше этого не пошел. Поскольку, помимо всего прочего, был просто потрясен. Когда до меня это дошло, я горько пожалел, что понял это слишком поздно. Ведь знай я, что он на самом деле занимался такими делами, конечно же сразу же заявил бы об этом в полицию, и последствия были бы совсем иные. Ну а так, выходит, не более чем, так сказать, «по-дружески» предупредил его, чтобы он был поосторожнее, только и всего. Тоже мне отомстил, называется!.. На этом все тогда и закончилось. В конце того же семестра инструктор перешел в другую школу в противоположном районе Лондона, и больше мне о нем никогда не приходилось слышать…

До меня вдруг донеслось сердитое шипение Фишера, и я поспешно открыл глаза.

— Эй, проснись! Натягивай шнур!

На этот раз я обвязал его вокруг своего пояса, чтобы иметь возможность использовать для подъема не только руки, но и вес своего тела.

— Готов?

Я молча кивнул и потверже уперся ногами в стальное ребро поверхности площадки.

— Тащи! — скомандовал голос Фишера.

Что я, само собой разумеется, и сделал. Тащить Миллера наверх оказалось намного труднее, чем спускать вниз. От неимоверных усилий мои глаза заливал жаркий пот, дважды мне пришлось остановиться, чтобы перевязать узел на пояснице и перехватить шнур руками… Впрочем, потом к делу, слава богу, подключился и ненавистный Фишер, помогая мне тащить Миллера здоровой рукой.

— Так, так, чуть медленнее, еще, еще… стоп!

Давление шнура вдруг ослабло, и над кромкой крыши появилось ухмыляющееся лицо Миллера. А затем и он сам.

— Мерси, мерси, мой дорогой коллега, — по-французски сказал он, довольно похлопывая меня по ноге.

Я закрыл глаза и кивнул. Несмотря на шум в ушах, до меня доносились обрывки его слов, обращенных к Фишеру:

— …полностью все, что мы планировали, а также кое-что в качестве достойной приправы к дорогому блюду… и даже снова поставил на место оконные заслонки.

Чуть позже я почувствовал, что Миллер сам снимает капроновый шнур у меня с груди. А когда открыл глаза, то увидел, как он прикрепляет бархатный мешочек к своему поясу, а Фишер уже возится с узлами анкерной веревки. Я подполз к нему и стал ему помогать. Мне до смерти хотелось как можно скорее убраться отсюда. И они мне, не сомневаюсь, в этом помогут. Ведь Фишеру с его больной рукой тоже нужна будет помощь, чтобы вернуться на ту самую крышу верхнего уровня…

Мы отправились в обратный путь в точно таком же порядке, как шли сюда, — Миллер во главе, я за ним, а Фишер в конце. Но на этот раз нам не пришлось никуда поворачивать.

Мы оставили крышу над «Залами ожидания „белых“ евнухов» справа, прошли мимо султанских кухонь до стены у «Врат спасения» — там было всего одно место, которое вызвало у меня некоторые трудности, но я на четвереньках его все-таки преодолел — и оказались на стене, выходящей прямо во внутренний «Дворик янычаров».

Совсем недалеко от этой стены проходил длинный ряд высоких деревьев, и свисающую ветку ближайшего из них Миллер не задумываясь использовал как якорь под блок-таль. Сначала он спустил на землю Фишера, потом меня, но сам спускаться в «люльке» не стал — не оставлять же такую столь очевидную улику прямо на дереве! И дело, конечно, было не столько в самой улике, сколько в том, чтобы не оставлять следов способа, которым было совершено это более чем дерзкое ограбление… Отвязав шнур, он сложил его пополам, перекинул через ветку и буквально через несколько секунд уже стоял вместе с нами на земле. Моментально сдернул шнур с ветки и начал его сворачивать в бухту. Самое примечательное — во всяком случае, для меня — заключалось в том, что, проделав такую работу, он даже не запыхался…

Теперь во главе нашей процессии был уже Фишер, ведший нас к внешней стене, расположенной чуть ли не строго параллельно автодороге, которую туристы обычно использовали только в дневное время. Это оказалось совсем недалеко, так что минуты через две мы уже отчетливо видели свет окошек сторожки, где сидели охранники громадных входных Баб-эль-Мандебских ворот. До сих пор мы медленно шли, скрываясь в тени густых деревьев, но здесь они, к сожалению, кончались. Метрах в сорока пяти отсюда высилась церковь Святой Ирины, чуть дальше вперед дорога раздваивалась: правая «рука» шла прямо сюда к воротам, а левая, сужаясь и извиваясь, бежала вниз по холму по направлению к морю…

Там мы остановились, внимательно оглядывая ворота. Они находились уже совсем рядом — всего метрах в тридцати пяти, не далее, — и вдоль них лениво расхаживал мрачного вида часовой с карабином, перекинутым через плечо.

Фишер, вплотную приблизив свое лицо к моему уху, прошептал:

— Сколько сейчас времени?

— Без пяти десять.

— Придется чуть подождать.

— Подождать чего, сэр?

— Нам придется спуститься вниз по холму вон там, слева. Когда где-то минут через пять часового сменят, нам будет легче пройти незамеченными. И безопаснее.

— А куда мы направляемся?

— К железной дороге… Там, где она проходит через эту стену.

Прибережная часть этой дороги — примерно четверть мили — шла вдоль внутренней стороны стены, но, насколько мне было известно, как на входном, так и на выходном концах располагались усиленные посты охраны. О чем я не преминул им заметить. И Миллеру, и Фишеру.

Последний только усмехнулся:

— Посты охраны? Да, имеются. Но не ворота! Вот их-то там нет, это уж точно.

Миллер предостерегающе поднял руку…

Дверь сторожки со скрипом открылась, в освещенном дверном проеме показались силуэты двоих сильно жестикулирующих мужчин, затем один из них вошел внутрь, а другой, закурив, направился к воротам. Процедура смены часовых закончилась. Фишер чуть коснулся моей руки:

— Пошли.

Он вышел из тени деревьев и быстрым шагом пересек травяную лужайку в направлении дороги, которая, постепенно сужаясь до размеров лесной тропинки, шла вниз по холму. Секунд через тридцать верхняя часть склона уже полностью скрывала нас от часового. Фишер, не останавливаясь, пару раз обернулся, чтобы убедиться, что мы не отстали, и пошел медленнее, заметно спокойнее.

Впереди нас уже отчетливо виднелась темная полоска моря, а за ней далекие огоньки Селимии и Хайядарпассара на азиатской стороне пролива; множество других, чуть более ярких огней и огоньков неторопливо перемещались по воде в разные стороны — очевидно, ночной паром и мелкие рыболовецкие суда… И хотя в дневное время туристы с фото- и кинокамерами тратят сотни и сотни метров пленки, чтобы увековечить этот, скорее всего, на самом деле просто великолепный вид, лично мне совсем не хотелось увидеть его еще раз — ни в свете дня, ни ночью…

Минуты через две-три мы дошли до другой узенькой дорожки, которая вела вправо, по направлению к наружной стене. Фишер пересек дорожку и пошел прямо через участок пустыря, где то тут, то там виделись кучи булыжников, оставшихся, очевидно, от давнишних археологических раскопок. Уже в самом низу мы увидели железнодорожную насыпь.

По обеим сторонам ветки шли высокие деревянные заборы. Нам с Миллером пришлось немного подождать, пока Фишер не нашел в изгороди поврежденное место, которое он заприметил во время недавней разведки перед предстоящей «операцией». Оно оказалось всего метрах в тридцати справа. Мы без особых трудов протиснулись в отверстие, отодвинув в сторону пару сломанных досок, и пошли вдоль дренажной канавы. Минут через пять перед нами снова показалась высокая каменная стена дворца. Мы прошли еще метров пятьдесят, и… там железнодорожная насыпь кончалась. Теперь нам предстояло забраться наверх и пройти через тот самый мост…