Ведьма для инквизитора

«Алеша всегда очень чутко реагирует на фальшь. Он обязательно разберется…»

— Но она хорошая актриса, — с сожалением произнесла Алена, добивая ее. — Я ее видела, можно сказать, в действии. У мужиков крышу сносит.

«Он не „мужик“! Он — мой Алеша. Даже если он немного увлечется, — он все равно поймет, что к чему, рано или поздно! Только лучше бы рано…»

— Вам плохо? — донесся до нее, как сквозь вату, голос Алены. Александра открыла глаза, с удивлением обнаружив, что она полностью отключилась от своей собеседницы, погрузившись в мысли.

— Вы так побледнели… Простите, я не хотела… Вы знаете, всегда очень трудно сделать выбор между правдой и той болью, которую она может причинить. Но вы, — я знаю, вы сильный человек. Для вас правда важнее. Я не ошиблась?

— Не ошиблись, Алена. Я действительно сильный человек. И потом… Я в Кисанове уверена.

Алена ничего не сказала в ответ, но взгляд ее выразил сочувствие.

«Снять дачу в летний сезон? И не мечтайте. Все снято еще с прошлого года, а что оставалось, так в начале весны ушло!» — сказала им пожилая женщина, к которой они обратились на улице вот уже третьего дачного поселка.

Измученные бессонной и нервной ночью, они сбились со счета и уже не знали, в каком поселке — десятом? пятнадцатом? — им все-таки повезло. Сдавалась летняя пристройка — крошечная комната с летней кухней. С одной кроватью, — «но вы ведь супруги, так что вам как раз будет»…

Выбирать не приходилось. Они согласились.

Несмотря на ранний вечер, они буквально рухнули, не раздеваясь, на довольно тесную тахту и уснули мгновенно.

Кис проснулся, едва начало светать. Встал, умылся, уселся на стул, закурил. Майя, почуяв свободу, моментально раскинулась на всю тахту. Да, тесновато им спать будет. Только если в обнимку…

А, собственно, как же еще? Разве у него есть выбор? Он знал, что неизбежно окажется в постели с Майей. И это случится скоро, очень скоро, — может, завтра, а может, через час… Но он тянул время, пытаясь выиграть у неизбежности еще чуть-чуть, еще совсем маленькое пространство, в котором он принадлежал Александре, и только ей.

Придирчиво изучая все то, что происходило в его душе и мыслях, он наткнулся на парадокс, который обозначил уже ставшим родным словечком «парадигма». Он по-прежнему любил Александру, но, каким-то странным образом, Майя, не потеснив ее, одновременно заняла свое место в его душе… Он не понимал, как; он не представлял, что подобное возможно… Вот такая парадигма любви…

Впрочем, его чувство к Майе было совсем иным: он желал ее, да; она стала ему дорога, да; но она все равно оставалась чужачкой, инопланетянкой, ненадолго залетевшей в его жизнь по чистой случайности. Саша была — родной, она была его частью, она была его судьбой.

Он мог бы отказаться от Майи — и даже легко, не будь она рядом. Но эта ежедневная близость была пыткой, невыносимым истязанием. «Соблазн, это когда знаешь, что хочешь, и отдаешь себе отчет в том, что можешь…», — сказала Майя. Именно так, она права. Он хотел, да. И он мог, — Майя ему эту возможность со всей очевидностью и даже настойчивостью предоставила. И играть теперь роль «целки-невидимки» было бы фальшиво, не по-мужски, и даже пошло. А Кис, может, в чем и был простаком, — но пошляком нет, никогда.

И почему-то, — нелепая мысль! — но он был уверен, что Александра бы его поняла. Роль стойкого оловянного солдатика в подобной ситуации она бы сочла дурновкусием. По крайней мере, если бы «подобная ситуация» касалась не Алексея, а была бы, к примеру, сценой из кино или из романа…

Он посмотрел на Майю. Она спала крепко, смешно сложив губы, светло-рыжие пряди разметались вокруг головы ореолом, — она была необыкновенно хороша и пронзительно беззащитна. Она доверилась ему, и теперь он отвечал за это странное, прелестное, распутное дитя, столь внезапно вторгшееся в его жизнь.

Пусть ненадолго, но раз судьба втиснула его в то геометрическое и временное пространство, где находилась Майя, — значит, ему суждено это прожить.

И он это проживет.

Хотелось есть, и Кис открыл холодильник. Еще с вечера они договорились с хозяйкой и загрузили в холодильник творог, молоко, яйца и овощи с участка. Кис налил себе в чашку молока, выпил… И едва не подавился колечком. Вот незадача: он взял чашку со стола, — но Майя приспособила эту чашку под свои украшения, которые он в темноте не заметил! Чертыхнувшись, Алексей тщательно отмыл четыре колечка (то, которое он снял с шеи киллера, Кис ей пока не вернул, держал по-прежнему в сумочке) от молока.

Интересно все же было бы узнать: где валялось кольцо с бриллиантом, когда его прихватил киллер? Майя не помнит. Может, домработница вспомнит? Надо бы узнать у Сереги, ее уже наверняка допросили… И зачем киллер повесил его на цепочку? Решил его носить в качестве талисмана? На счастье?

Кис поджарил яичницу с помидорами, достал творог, вскипятил чайник.

После чего осторожно тронул Майю за плечо. Она открыла удивленные глаза.

— Есть хочешь?

Майя села на кровати, потирая щеки.

— Где мы?

— На даче, которую сняли.

— А… Помню. Алеша, мне это не приснилось? Лазарь, могилка в лесу, дебилы с автоматами? Это на самом деле все происходило, да?

Алексей молча кивнул. Майя потянулась и вдруг всплеснула руками.

— Слушай, ты был — просто класс! Как герой боевика!

— Ты тоже молодец… Не растерялась, — произнес он, чувствуя болезненный укол в сердце при воспоминания о грязных лапах и похотливых взглядах на ее обнаженном теле. — Ты меня спасла… Будешь есть?

— А ты — ты спас меня. А ведь мог сбежать, пока я дебилов отвлекала…

— Я?!

Алексей так удивился подобному ходу мысли, что даже не нашелся, что ответить.

— Прости, — улыбнулась Майя, — я глупость сказала. А чем это пахнет? Вкусно!

— Я приготовил яичницу.

Она вскочила, умылась, причесалась, села за стол: прилежная ученица, в школу собирается, портфель уже сложила.

Когда они закончили ранний завтрак (или запоздалый ужин?), Майя снова уползла спать, а Кис устроился за столом: наступило время серьезных размышлений. От результата его мыслительного процесса будет зависеть жизнь, его и Майина…