Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецо

Мужик пунктуальным оказался. Ровно в двадцать три мы его засекли. Подошли и сзади по черепу «демократизатором». Он с копыт. Авдоченок из личного автомобиля вылез и на дорогу его тащит. «Ты что, охренел?» — говорю. «А это уж мои проблемы. Помоги лучше». Я ему помог. А потом Петя стукнул меня ребром ладони по горлу. Не ожидал я. Они движок врубили и мужика переехали. Но усердствовали не шибко, следили, чтобы переломов не было. Через день узнал — мужик тот журналистом был.

Ефрем вскоре за кражу сел, идиот. Петька в Центральное РУВД перешел. А я здесь остался. А два дня назад звонит телефон. У меня «Ягуана-401». Смотрю: номер не определен. Ладно, думаю. Снимаю трубку — хачик. «Приходи завтра в гостиницу „Южная“. Сам Руслан зовет». Пришел. А Руслан все мои подвиги мне же и изложил. «Будем, — говорит, — вместе трудиться. А то…» Ну, послал я его. «И сам, — говорю, — добровольно сдамся». Дошло наконец, кому Ефрем на досуге стучал и от кого я деньги получал.

Ушел в злобе на четвертый этаж, а там шлюшка одна… Хоть душу отвел. Вот и сказал, мол, знаю, кто Парамонова замочил. Показать, какой я крутой, — и самому себе доказать, что еще хоть на что-нибудь гожусь. Не говорить же, в самом деле, как я журналиста убивал… Теперь ясно? Я думал, вы от Руслана. Давайте явку с повинной накатаю.

— М-да… Договорились. Бери бумагу и пиши. Слог у тебя есть… Серж, твое мнение?

Теняков чуть заметно кивнул на дверь. Опера вышли в слабо освещенный коридор.

— Паша, ты ему веришь? Как психолог?

— Сто процентов. Другой вопрос, кто доказывать будет. Наговорил-то — ой!

— Когда мы с Никитой к нему подошли… Ты бы видел его глаза.

— Нормально. Бывают и гораздо хуже. О, господин полковник…

Полковник Москвичев пребывал в извечных заботах и хлопотах. О чем заботился полковник, для оперов всегда оставалось загадкой, но факты — упрямая вещь. Москвичев был неплохим человеком, но сыщиком уже давно назывался лишь по старой памяти. Петр Сергеевич носил пышные каштановые усы и любил давать советы. Но на то Россия и страна советов.

Вслед за полковником в коридор выскочил невесть как угодивший во второй отдел молодой опер Гунтар Кипр их, с мягким акцентом что-то пытающийся доказать Москвичеву. По мере приближения «сладкой парочки» до Тенякова стали долетать и отдельные слова.

— Петр Сергеевич, а он в отказ идет, — плаксивым голосом сообщил Киприх.

— А ты додуши его, додуши, — басом отвечал полковник.

По Гунтару было заметно, что он и рад бы додушить неизвестного правонарушителя, да только не знает, с какой стороны ловчее взяться за столь ответственное задание.

Непринцев осторожно потянул носом.

— «Олд Спайс», — шепотом сообщил он. — Для сильных духом мужчин.

— Что?! — моментально остановился Москвичев.

— Ничего, господин полковник. Ровным счетом ничего.

— Опять… занимаетесь. — Москвичев осторожно заглянул в кабинет и тут же захлопнул дверь. — Вы что, уже ментов колете?

— Он в данный момент пишет явку с повинной. Но это вроде как киндерсюрприз. Так что переждите.

— Ясно. Каковы дальнейшие планы на сегодня?

— Разврату предаваться, — не моргнув глазом ответил Непринцев. — Спать пойду. У меня вообще отгул.

— Разврату… Слушайте, ну и молодежь нынче пошла. Сын недавно приставал: «Дай пятьдесят тонн». — «Зачем тебе?» — «На подарок девушке». Четырнадцать лет стервецу. «А пять тонн ей что, мало?» — «Конечно. Она у меня такая». Совета прошу: что делать?

— В кои-то веки, Петр Сергеевич. Денег не давать, пущай сам зарабатывает, раз уж «она у него такая».

— Я, честно говоря, об этом же подумал.

— Ладно, пойдем, любопытно, что писатель написал.

Алексей при появлении оперов даже не поднял головы, лишь спросил:

— Какие у меня шансы на нары загреметь?

— Процентов двадцать есть.

— Двадцать?! Но я же сам сознаюсь!

— Не понимаю, — удивился Теняков, — тебе много или мало?

— Мало, конечно. Я ведь признался!

— Ну и что? Во-первых, я это дело помню, оно оформлено как ДТП, и возиться с переоформлением никто не будет, а за невнимательность могут и выговор вломить. Потом, доказательств, кроме твоих слов, нет ни малейших, дружки твои уйдут в отказ, и получится, что ты сам себя оклеветал с неизвестными целями. Еще и на обследование отправят. Вдруг у тебя навязчивые идеи. Будут над тобой… Паша, как?..

— Экскремент.

— О, будут над тобой экскремент делать.

— Но…

— Зато Руслан тебе ничегошеньки сделать не сможет, как бы ни старался… Да не горюй ты, многое еще от следака зависит.

— А ведь вам раскрытия нужны.

— Наивный парень! Нам раскрытия уголовных дел нужны, а то чистое ДТП. Служба! Уж не обессудь. Да пиши, пиши. А вдруг да повезет. Бывает же.

Паша достал из ящика стола банку спрайта, открыл ее и отключился от всего происходящего.

Алексей заканчивал сочинение. Теняков курил очередную сигарету и брезгливо разглядывал дыру на своих брюках. Кругом царила тишь и благодать. В этой тишине особенно пугающе прозвучал хриплый клич Непринцева:

Алексей вздрогнул. Ручка скользнула по бумаге и упала на пол.

— Он у вас всегда такой?

— Знаешь, дружок, осторожнее в высказываниях. Как-то раз он расследовал одно дело. Об исчезновении рок-музыканта Синцова. Так Паша закорешился с солистом «Хромых парней», а тот во время концерта вытащил его на сцену и заставил петь. «На речке», если не ошибаюсь. Теперь он поет что попало. «Вот и весь механизьм».

А где Никита?

— В одном из местных РУВД. Непонятки у них с кем-то. Прохлаждается, короче.

Глава 4

Холод — наиболее мерзкое из всех зол. Только это мало кто понимает. У каждого человека все время появляются какие-то другие проблемы, и холод оттесняют на второй план.

У меня не так. Меня мало восхищает серебристо-голубой блеск льда на улицах. Я равнодушен к хрустальным, девственно чистым сугробам снега, вздымающимся к небу, подобно мемориалу Джорджа Вашингтона. Я не мечтаю о солнечном морозном дне, о скованной ледяными глыбами реке, о мягком прохладном ветерке, стальными иголками колющем лицо и уносящемся дальше в попытке достать и других прохожих.

Я считаю, что асфальт зимой должен быть посыпан песком, чтобы не расшибались люди, а снег лишь мешает проезду транспорта. Я не романтик, а философ. Я мечтаю лишь о теплой квартире и мягком диване. Я ленив… Любой вид жизнедеятельности вызывает у меня чувство физического раздражения, по крайней мере до тех пор, пока я не втянулся в работу. Выражаясь литературным языком, мой духовный мир безмерно скуден. Непринцев, к примеру, наоборот, не может бездействовать, хотя его деятельность принимает любые формы, от запоя до разгадывания кроссвордов.

Про Тенякова вообще лучше не говорить.

Ну, не будем о грустном. Кстати, надеюсь, вы заметили, разговаривать с людьми я тоже не умею. Надо будет изучить английский и в случае чего переходить на чужой текст. Слышал, помогает от стеснительности. Вот только лень. Уж, пожалуй, перебьюсь.

— Где ж товарищ Сонбаев, Хелен?

— Дела, ты же знаешь.

— А что за крики из соседнего кабинета?

— Радио. Ленк с задержанным нюансы выясняет.