Куколка для монстра

– Все говорят, что французские. «Житан Блондз».

– У меня есть шанс?

– Думаю, да.

– Ладно, черт с ним, давай поговорим о чем-нибудь… Я все равно не засну.

Я поощрительно молчу: почему бы не поговорить, в самом деле? Он садится в кресло – любимое кресло моего мучителя Лапицкого – и поджимает колени под подбородок, – такая поза призвана умилять стареющих актрис. Сейчас, когда в комнату проникает только свет одинокого фонаря, он кажется мне совсем юным, не сыгравшим ни одной роли мальчиком.

– У тебя есть кто-нибудь? – спрашивает он.

– В смысле?

– Кто-нибудь, кроме этой банды.

– У меня был… У меня был один человек, – я вспоминаю тело Эрика, лежащее в луже собственной крови в чужой квартире, – но его больше нет. Его убили.

– Потому ты здесь?

– Нет. Я здесь потому, что я убила.

– Это не страшно? Убивать, я имею в виду. Я пожимаю плечами. Если бы я помнила!

– Я знаю, что бы сказала Марго, если бы увидела меня тут. Если бы узнала, что я собираюсь сделать.

Марго – я уже слышала это имя. Марго, которая подарила Олегу «девятку». Марго, которая была голубой мечтой детства Лапицкого…

– Ну и что бы сказала твоя Марго?

– Не промахнись, Ассунта, – вот что бы она сказала. Я был с ней счастлив. Ты была с кем-нибудь счастлива?

– Не знаю.

– Она сделала меня тем, кто я есть… Она сделала меня актером. Лучше ее никого не было. Во всех, с кем я спал, я видел только ее. Я знал ее до мелочей: как она ходит, как она улыбается, как она беспрерывно курит и кладет все свои кольца в пепельницы, чтобы их легче было найти. Она обожает серебро. Она и меня пыталась приучить к нему. Она заказала мне перстень у очень известного ювелира: замечательная работа. Вот только я не люблю перстней. Я надевал его только тогда, когда приходил к ней… Я все время боялся потерять его.

– Очень трогательно. Вы расстались?

– Конечно. То есть мы просто перестали жить вместе. Я отдал ей перстень, и мы перестали жить вместе.

– Потому что она намного старше тебя?

– Она на двадцать пять лет старше меня, – с вызовом сказал Олег, – но это не имело никакого значения. Я прожил бы с ней всю жизнь, я бы даже вынимал ее серебро из пепельниц с окурками… Она просто не нашла во мне того, чего искала.

– Чего же?

– Человека, с которым можно перестать притворяться быть сильной. Я не потянул. Я ушел, когда больше всего любил ее… Зачем я тебе все это рассказываю?

– Не знаю. Просто хочешь рассказать, вот и все.

– Нет, – он с вызовом посмотрел на меня. – Нет, не потому… Просто я хочу, чтобы ты знала, что есть вещи, которые делают бессмысленным ваше гнусное ремесло. Только они останутся, и больше ничего. От того, что вы сделаете меня убийцей, и еще сто, двести, триста человек сделаете убийцами, ничего не изменится. Вы никому ничего не докажете. Вы подохнете, и я подохну вместе с вами, потому что согласился на ваши условия, а Марго все равно останется… Я не видел ее два месяца, а теперь думаю, что не увижу никогда.

Олег сжался в комок и закрыл лицо руками:

– Я ненавижу себя… Ненавижу – за то, что позволил вам себя сломать. За то, что больше всего мне хочется выжить. Любой ценой… Вот такая я продажная шкура. Марго бы никогда не позволила манипулировать собой. Она бы лучше умерла. Гордая, как Мария Стюарт… Ненавижу себя.

– Ну, успокойся. Послезавтра в Париже уже ничто не будет важным. Ты как-нибудь договоришься с собой. Все договариваются. Иди спать. – Выслушивать все это невозможно, еще несколько секунд, и я разрыдаюсь. – Дать тебе сигарет?

– Не нужно. Ты права. Все с собой договариваются. Прости, что побеспокоил. До завтра.

Он уходит, оставляя меня одну.

…Сидя в машине недалеко от дома «влиятельного человечишки» Валентина Константиновича Кожинова (именно так зовут потенциальную жертву), капитан дает нам последние инструкции.

– Олег, сейчас ты пересядешь в то такси, видишь? В нескольких десятках метров от нашей машины действительно стоит невинного вида «Волга» с уже позабытыми шашечками на крыше.

– Доедешь до места как белый человек. Там тебя уже ждут. Приглашение с тобой, актерами занимается администратор. Никаких проблем быть не должно, все это интеллектуальное кабаре – люди известные, засвеченные и орденоносные, так что охрана осматривать тебя не будет. Тем более что сам именинник изъявил желание видеть тебя в программе. Под тебя ему будет особенно приятно мясо с вертела жрать, – подпускает шпильку капитан, – цени. Дальше все делаешь как обычно. Реквизит в порядке, с ним никаких проблем быть не должно. В пушке три патрона, больше все равно не успеешь, выпустишь все, расстояние такое, что не промажешь. И не вздумай козлить, я тебя и там достану. Поменьше контактов с балеринками, у них там тоже вставной номер, что-то типа па-де-де для высокопоставленных членов. Ты понял?

– Да, – актер не смотрит ни на меня, ни на Лапицкого.

– И никаких импровизаций. Все четко по плану. Если облажаешься, начнешь хитрожопые комбинации строить, чтобы зад свой прикрыть и сухим из воды выйти, – я тебя из-под земли достану. Ты понял?

Олег брезгливо морщится, открывает дверцу и выскакивает из машины. Я вижу, как он садится в такси и машина плавно трогается с места. Капитан провожает ее равнодушным взглядом и поворачивается ко мне.

– Ну, девочка, ты готова?

Конечно, я готова. Я киваю, мне не хочется говорить с капитаном.

– Значица, так: до места доберешься на своих двоих, как честная безработная труженица. Здесь рядом. Тебя проводят.

– Кто?

– Серьезные люди. Думаю, тебя предупреждать не стоит: шаг влево, шаг вправо – расстрел. Шучу. Но мои ребята шутить не будут, учти. Зайдешь с тыла, там, где вся ваша братия официантская сшивается. К вам приставлена туша, зовут Герберт Рафаилович. Найдешь его, скажешь, что ты Лена Рябовичева, которая вместо Марины. Вопросов быть не должно. Включишься в обслугу, займешься непосредственно своим скорбным делом, за юнцом присматривай… Хотя нет, там будет кому присмотреть. Возле кухни есть подсобка, ты знаешь, такая же, как у нас в доме. Отделана кирпичом. Вынимаешь кирпич, слева, второй от двери, на уровне твоего плеча. Также, как…

– Я знаю, – весь прошлый день, в особняке Лапицкого, я доводила до автоматизма это движение: вынуть кирпич, слева, второй от двери, на уровне плеча.

– Я знаю, что ты знаешь. Повторяю на всякий случай. Там пушка. Дальше действуешь, как договаривались. Пушку в официантскую наколку, все это хозяйство маскируешь подносом. Потом занимаешь позицию, которую отрабатывали. Как только он сжирает предпоследний шоколадный пистолет, будь готова. Пушку тем же макаром на то же место. У выхода тебя будут ждать. Вопросы есть?

– У него действительно нет шанса? – тщательно подбирая слова, спросила я.

– У кого? У нашего человечишки?

– У Олега?

– Не хочу тебя огорчать, – капитан смотрел прямо перед собой, – но чем черт не шутит, шанс для баловней судьбы всегда есть…

…С Гербертом Рафаиловичем, толстым обходительным армянином, все прошло гладко: неизвестная мне Марина, видимо, дала мне самые лестные характеристики. Благодушный, почти опереточный армянин внимательно осмотрел меня, ущипнул за задницу и, кажется, остался доволен.

– Нэ знал, что у нашей Марины такая очаровательная подружка. Попрошу ее, чтобы болэла почаще. Вы как добирались сюда?

Действительно, как я добиралась сюда?

– Пешком, – брякнула я.

– Я вас отвезу домой, когда закончим мероприятие. Не возражаете?

– Буду признательна, – я нацепила на лицо самую сладострастную из своих улыбок, оказывается, и такие имелись в моем арсенале. И похоже, действовали безотказно. Герберт Рафаилович был сражен наповал.

Капитан не соврал – особняки действительно были близнецами. Я настолько не могла отделаться от мысли, что все время искала глазами не только Виталика, постоянного спутника моего затворничества, но и самого капитана Лапицкого. Впрочем, когда стали появляться гости, сам дом напрочь вылетел у меня из головы. Должно быть, я была не очень хорошей официанткой, во всяком случае, мне не хватало подобострастного изящества, чтобы разносить и расставлять по столам приборы.