Брызги шампанского

– Не у Гусянова ли что случилось? – настороженно спросил Слава. – Сходить посмотреть, что ли?..

– Сиди, не суетись, – сказал Лимакин. – Антон Игнатьевич там. После расскажет.

Минут через двадцать врач вернулся в машину, и «скорая», включив мигалку, умчалась. Еще через полчаса из подъезда вышли участники следственно-оперативной группы и стали усаживаться в восьмиместный милицейский УАЗ. Первым туда усадили Рудольфа Молькина, который по-прежнему находился в наручниках. Антон Бирюков, недолго поговорив с Тараном, пожал ему руку и сел за руль «Жигулей». Вставляя ключ в замок зажигания, проговорил:

– Больше в Кузнецке нам делать нечего. Поедем домой. Завтра предстоит горячий день.

– А я предполагал, что ты меня здесь оставишь, – сказал следователь Лимакин. – Вдруг что-то новое по нашему делу появится…

– О всех новостях Таран немедленно мне сообщит.

– К кому «скорая» приезжала? – спросил Слава.

– К Семену Максимовичу, – ответил Бирюков.

– Что с ним?

– Выедем за город, тогда расскажу…

Городские улицы были плотно запружены встречными потоками автотранспорта. Поражало обилие импортных машин. Юркие малолитражки, прогонистые «Мерседесы» и «Ниссаны», туполобые богатыри-джипы, то и дело обгоняя друг друга, мчались с такой лихостью, будто их поджимал надвигающийся конец света. В столь впечатляющем «параде» заморской техники даже наиболее распространенные отечественные «Жигули» проигрывали, что называется, по всем статьям.

На выезде из города у поста ГАИ, как и утром, омоновцы досматривали машины. Чтобы не терять время в очереди, пришлось Бирюкову вновь показывать прокурорское удостоверение. Когда, наконец, вырвались из городской сутолоки на асфальтированную трассу и сидевший за рулем «Жигулей» Бирюков, расслабившись, откинулся на спинку сиденья, Голубев нетерпеливо спросил:

– Так что же, Игнатьич, случилось с Семеном Максимовичем?

– По заключению врача, у Семена Максимовича произошло кратковременное нарушение мозгового кровообращения, – ответил Антон. – Иначе говоря, микроинсульт.

– Внезапно потерял сознание или парализовало его?

– Нет. Пока дело касалось обыска квартиры и осмотра гаража, он хотя и был подавлен случившимся, но никаких признаков умственного «завихрения» не проявлял. Как только я заговорил с ним о гибели сына, взгляд его стал отрешенным, а речь превратилась в сумбурное бормотание, в котором с трудом можно было разобрать набор несвязных слов: невеста… зерно… мельница… деньги… много… смерть, смерть… Пришлось срочно вызвать «скорую», чтобы выяснить, не симулирует ли Семен Максимович? Обследование показало, что Гусянов на самом деле чуток «задвинулся». В возрасте Семена Максимовича, по мнению врача, при сильном нервном напряжении микроинсульты – явление не такое уж редкое. После укола он пришел в себя, однако, ссылаясь на сильную головную боль, от дачи показаний уклонился. Пообещал завтра приехать в прокуратуру и рассказать все, что знает.

– Приедет ли?

– Будем надеяться. Таран пообещал проконтролировать, чтобы он не сфокусничал.

– Хоть что-то сегодня Гусянов рассказал?

– Так себе, по мелочи. На вопрос – почему Анна Сергеевна не приехала хоронить сына? – ответил, что, узнав о трагедии, она слегла в предынфарктном состоянии. Ночью якобы к ней по «Скорой» вызывали в Раздольное врача из райцентра… Надо будет это проверить.

– А почему сына по-человечески не обрядил в последний путь, не спрашивал?

– Спрашивал. Говорит, будто сын не признавал цивильные костюмы и предпочитал военную форму. К тому же, в связи с критическим здоровьем супруги было, дескать, не до обрядов. Ответ, прямо сказать, на тройку с минусом. Думается, причина сверхскромных похорон значительно серьезнее, чем объясняет ее Семен Максимович.

– По-моему, он просто пожадничал, – сказал следователь Лимакин.

– Возможно, – согласился Бирюков. – Но может быть и другое. Вроде бы злоба клокочет у него на сына. Словно тот своей смертью разрушил какие-то серьезные планы отца.

– Он же готовил Вована себе в преемники, а тот оказался шалопаем, – снова заговорил Слава.

– В таких случаях, когда дети не оправдывают ожиданий родителей, у последних обычно возникает досада за то, что где-то что-то упустили в воспитании. Семен же Максимович, как мне показалось, буквально пышет ненавистью.

– Сынок ведь двадцать миллионов отцовских денежек одним махом фукнул, – опять сказал Лимакин. – Жадный человек при таком разоре возненавидит кого хочешь. Не в этом ли истина?

– Возможно, в этом.

– Почему сомневаешься?

– Потому, что это всего лишь наши предположения. Доказательств же пока никаких нет.

– Что дальше будем делать?

– Искать корни преступления.

– Где?

– В Раздольном.

– Думаешь, они там?

– Больше им негде быть.

– Игнатьич, я полностью с тобой согласен, – подхватил Голубев. – Нина Николаевна поведала мне, что «вражиной» Вована был брат Лизы Удалой Андрей.

– Вот с него завтра и начнем, – сказал Бирюков. – Сейчас попутно заедем в Раздольное и вручим Андрею повестку, чтобы утром явился в прокуратуру.

– Может, сразу возьмем быка за рога?

– Дело слишком серьезное. Наскоком его не решить. Пусть Андрей ночью дома поразмышляет… – Бирюков, задумавшись, помолчал. – А фермера Куделькина пригласим на вторую половину дня.

– Не придумают они вдвоем за ночь «ход конем»?

– Шахматный конь тоже попадает в западню.

Голубев вздохнул:

– Как бы нам прорваться в «Белый дом» Гусяновых и потолковать с неразговорчивой Анной Сергеевной. Она наверняка многое знает.

– Прорвемся и потолкуем, – уверенно сказал Антон.