Куколка для монстра

– Во-первых, я не женат, я тебе уже об этом говорил. Во-вторых, нет такой должности – младший писарь. Это ты Гоголя начиталась, Николая Васильевича. И в-третьих, – он повернулся ко мне и, качнувшись на стуле, близко придвинулся, – иногда и у капитанов бывает карт-бланш. В особых случаях…

– Скажите, пожалуйста, какой Джеймс Бонд! – Мне хотелось нахамить ему, вывести из себя, но ничего не получалось. – Вы такой крутой, что у вас, должно быть, скорострельный пистолет-пулемет между ног болтается.

– Да нет. Болтается то же, что и у всех. Еще вопросы есть? Если нет – расходимся. Как всегда, приятно было с тобой пообщаться. Виталик тебя проводит.

…Спустя пять минут я уже была в своей комнате. В своей комнате – звучит утешительно, но не утешает. До этого у меня была своя палата, а еще раньше – своя жизнь… Я вытянулась под жестким тонким одеялом и закрыла глаза.

Спокойной ночи, Анна.

Уже засыпая, я вспомнила Фигаро, Олега Куликова, его отчаянное фламенко, его отчаянный монолог в отчаянном, хорошо поставленном свете, его отчаянное жонглирование фольгой, его отчаянное бегство между столиками… Боже мой, бегство, побег. Ведь это о нем говорили капитан и мрачный юноша, он успел добежать только до подземного гаража. Жилетка ценой в тысячу долларов. Ну конечно, это он.

Я резко села в кровати, сон как рукой сняло. В близкой памяти сегодняшней ночи услужливо всплывали обрывки разговора. Они избивали его, они это могут; они могут делать это не хуже подручного Ильи Витька, во всяком случае, безнаказаннее. Я потерла давно заживший, но еще помнящий боль подбородок.

Где эта бильярдная, черт возьми?..

Я смутно представляла себе расположение комнат в доме, Виталик мягко ограничивал мне свободу передвижения. Во всяком случае, в задней части особняка я никогда не была.

Самое время с ней познакомиться.

Я быстро оделась и выскользнула из комнаты – никаких проблем, меня уже давно перестали запирать, кроткое, смирившееся со своей участью, жертвенное животное. В доме было темно и тихо, но я все равно отчаянно трусила. Лапицкий скорее всего уехал к своему гербарию из горных лыж, эти парни – тоже, слово старшего по званию – закон, а они не знают ничего, кроме субординации. Виталик не в счет, он давно сбросил меня со счетов. Оставался еще этот таинственный Капущак, но он волновал меня меньше всего.

После десятиминутного шатания по огромному пустому дому, сориентировавшись на мощный храп, я нашла то, что искала.

Видимо, эта спящая перед телевизором туша и есть Капущак.

В маленький холл, где храпел китообразный опер, выходило три двери. Я безошибочно выбрала нужную – только она была закрыта на крюк. Стараясь не греметь, я осторожно сняла крюк и вошла в темную бильярдную, плотно прикрыв за собой дверь. Теперь нужно подождать, чтобы глаза привыкли к темноте. Но привыкнуть мне не дали.

– Кто здесь? – услышала я близкий измученный голос.

Голос ночного Фигаро.

Я даже не подозревала, что так запомню его: в каждом звуке жили интонации его монолога; он, отделенный темнотой от хозяина, был удивительно красив и существовал сам по себе.

– Олег! – окликнула я голос. – Тише, Олег.

– Кто здесь? Кто вы?

– Где здесь свет включается?

– А вы не знаете? Выключатель с правой стороны, – после паузы ответил он.

Я нащупала выключатель, и комната, которую мрачный юноша называл бильярдной, осветилась мягким неярким светом.

Со вкусом у того, кто отделывал бильярдную, было все в порядке: стены, обшитые деревянными, матово блестящими панелями и затянутые вверху зеленым сукном, точно таким же, как на бильярдных столах. Несколько гравюр в английском стиле, сплошь морские сражения, старательно процарапанные сухой иглой; глубокое кресло хорошей кожи, на которое в беспорядке была свалена одежда Фигаро – я узнала шляпу, плащ и сумку.

Посреди комнаты стояли, два стола. На одном из них матово поблескивали разбросанные шары. На другом лежал человек. Теперь он приподнялся на руках и равнодушно разглядывал меня.

– Кто вы? – снова спросил. – Откуда вы знаете мое имя?.. А, дурацкий вопрос, если вы здесь, то должны знать мое имя. Что вам нужно? Неужели недостаточно?..

Зачем я пришла сюда? Я даже не знаю, что сказать ему… Пожалеть, посочувствовать. Господи, какой бред… Чтобы выиграть время, я подошла ко второму столу, взобралась на него и взяла в руки шар.

Номер три.

Неплохая цифра, вот только у меня ничего с ней не связано. Только ощущение шара в руке было знакомым. Неужели я когда-нибудь пробовала играть в бильярд? Сентиментальное развлечение для валютной проститутки и закоренелой убийцы.

– Что нужно? Какого ляда? – Мое назойливое появление и еще более назойливое молчание раздражали Олега. – Вы все меня задолбали… Хоть ночью не лезьте…

Нет, у него действительно красивый, хорошо поставленный голос.

– Что вы заканчивали, Олег?

– Школу-студию МХАТ, – машинально ответил он и тут же пожалел об этом. – Неужели вы этого до сих пор не вынюхали?

– Вы очень хороший актер. У вас большое будущее… Возможно, я не очень разбираюсь, но то, что вы делали сегодня…

– Пошли вы все на хрен. Я не сделаю больше ничего, если вы будете так меня метелить, будьте вы прокляты…

– Больно, да?

– Слушай, кто ты такая? Откуда ты выискалась, такая жалостливая?

– Я просто слышала, что тебя избили. Думаю, что они просто сволочи.

– А я думаю, что ты такая же сволочь, как они. Что ты одна из них. Знаем мы все эти подсадки.

Я не нашлась что ему возразить. Сволочь, конечно же, сволочь. До боли в пальцах я сжала согревшийся шар номер три. Олег уткнулся лицом в шершавое сукно стола и затих. Он больше не обращал на меня внимания.

Я спрыгнула со стола, осторожно подошла к нему и сделала то, что хотела сделать с тех самых пор, как увидела его, – коснулась окаменевшей от напряжения щеки. Лучше бы я этого не делала – под кожей актера жерновами заходили желваки, и он желчно бросил, не поворачивая лица ко мне:

– Вы там уже совсем с ума посходили – шлюх по ночам присылаете. Передай этому гаду, что я на лажу не клюю. А если они хотят, чтобы я оттрахал какого-нибудь младшего сержанта с силиконовыми сиськами, пусть поменьше бьют по яйцам. Усекла?

Конечно же, усекла. «Этот гад» – несомненно, Лапицкий. «Шлюха» – несомненно, я, кто же еще…

– Прости… – мне больше нечего было сказать. – Жаль', что ты попал… Ты отличный актер.

– Может, я и хороший актер, вот только в ваши игры играть не умею, будьте вы прокляты.

– Меня зовут Анна.

– Мне плевать, как тебя зовут. Оставь меня в покое.

– Я убила двух человек, – я ничего не знала об этом избитом актере, но чувствовала, что он как-то связан со мной; это было смутное, неясное, таящееся в кончиках пальцах чувство, но оно было…

– Радостно за тебя, – равнодушным голосом сказал Олег, но глаза его внимательно ощупали мое лицо, – и за себя тоже. Я ведь буду третьим? Никогда не думал, что моя смерть может выглядеть так симпатично…

– Ты не понял. Они говорят, что я убила двух человек. И только потому они загнали меня в угол. Тебя ведь тоже загнали в угол. Что сделал мы?

– Ничего, – теперь он сел на столе и поджал под себя ноги. И впервые открыто посмотрел на меня. – Ничего. Никогда не видел здесь женщин.

– Неужели? А та, что сидела за столом?

– Эта крашеная выдра? Да что ты, это не женщина, это гнусный опер. У нее же вместо грудей погоны висят. И кокарда на передке. Это за версту видно. А ты ничего, стильная девочка. Можешь ввести в заблуждение.

– Ты не веришь мне? – Это был глупый вопрос. Конечно, не верит, с какой стати ему верить?

– Да мне все равно, – он обезоруживающе улыбнулся хорошо поставленной в Школе-студии МХАТ улыбкой. – Мне все равно, потому что я уже мертв.

– Мертв?

– Конечно, – Олег перевернулся на спину, порылся в карманах джинсов, извлек мятый, сложенный вчетверо листок бумаги и положил рядом с собой. – Можешь ознакомиться.