Нешкольный дневник

— Цыц, стерва! — гаркнула на нее «мама». Облизываться она на меня, конечно, облизывалась, но у нее в конторе был лкь бовник, громадный охранник Виталик, а также муж-мордвин, до невероятности тупой мужчина, не видящий ничего дальше своего разъехавшегося по физиономии носа.

— Стерва-то я, может быть, и есть, — продолжала неугомонная Олеся, озорно посматривая на меня, — у вас иначе нельзя.

Да только как нам с ним работать, Ильнара Максимовна, когда он такой хорошенький? Жалко его даже в сутеры присовывать-то! Особенно после нашего Геныча, который хоть и нормальный мужик, да все равно тощий, длинный, волосатый, глаз косит от постоянного вранья, грудь впалая, зато ноги колесом…

— …а хер у него воняет луком! — пискнул кто-то.

— Ну это уж тебе виднее, Натуля, — высокомерно сказала.

Олеся, — я не в курсах. Ну вот, Ильнара Максимовна, Рому-то мы все знаем, и Алку, то есть маму его, помним хорошо, классная она была. Но ведь мы с ним работать не сможем. Он для мужика как-то неприлично красив. Мы ж на него набросимся и трахнем, о работе позабудем. (Я вспомнил Яну и ее веселых подруг в раздевалке и подумал, что, верно, Олеся попала в десятку, даже если просто стебалась.) Какая ж тут работа, когда такой Ален Делон рядом. 1

— Кто это сказал, что он рядом? — отозвался я. — Я ведь, кажется, еще ничего не сказал. За меня Ильнара Максимовна тут подсуетилась. .

— Подсуетилась вон Василиска под своим Мамукой, а я предложила тебе работу, — отозвалась Ильнара Максимовна. — Кстати, я с Генчевым уже договорилась, если что — он тебя подробно проинструктирует, кое-что ты сам знаешь уже, не первый раз замужем, как говорится. Вот, собственно, и все. Сегодня Витька как-нибудь управится, а вот завтра — или да, или нет. Тебе ведь деньги нужны, дорогой?

Вопрос был поставлен ребром. Возразить было нечего.

— Я завтра скажу.

— Добро. Пошли, Роман.

Проститутки, прощаясь, нестройно загомонили мне вслед. Выделился высокий голос Олеси:

— Ты, Роман, все-таки соглашайся. Мы девочки добрые, плохому не научим. Если это все не накол ваще…

Определенно бригада не восприняла меня всерьез. Наверно, приняли за шутку, за тупой розыгрыш Ильнары Максимовны. Почему-то это разозлило меня: бандиты титулуют «лохом», бляди прикладывают эпитеты «мальчик» и «хорошенький» и грозятся изнасиловать. Одна и радость-то, что не наоборот: бандиты не называют «хорошеньким» и… тьфу ты!

Геныч же в больнице сказал:

— Да, я в теме. Тебе же деньги нужны, да? Другое дело, что это грязные деньги, нелегкие деньги, но деньги не пахнут, как говорил один высокообразованный римский император, а уж в Риме и в блядях, и в деньгах толк знали.

— Я квартиру продам, — упрямо сказал я. — Уеду. Голик это, сука…

— Продашь квартиру? Да ну? Как это ты делать собираешься? Тебя же кинут как последнего обормота! А если задним числом и черным налом сделку проворачивать, так и подавно!

То ли был такой разговор насчет квартиры, то ли не был, я уже не помню. Может, тогда еще и не было законов, позволяющих куплю-продажу жилья. Только уверен, что от саратовского сутенерства открещивался как мог, Генычу с пеной у рта доказывал, что из-за этой проституции я потерял мать, а теперь хотят оттяпать меня самого. Если бы в тот момент мне явился дьявол и ссудил меня приличными деньгами, я бы, конечно, вошел с ним в соглашение. Потому что дьявол показался бы мне вполне благовоспитанным и порядочным джентльменом на фоне того человеческого отстоя, в котором приходилось барахтаться: Голик, Ильнара Максимовна, жирные проститутки Василисы и бандиты, бритоголовая толпа которых обобщилась для меня в злобную, угрястую, с мудро наморщенным лобиком морду Кости-Мефодия.

Но дьявол, понятно, не явился, побоялся казать свою рогатую харю в нашей стране в самом начале девяностых. Рога-то ему мигом поотшибали бы. Самый яростный адский котел после того ему прохладным бассейном, джакузи показался бы. Неявка дьявола и способствовала тому, что Геныч меня утрамбовал.

— Ты только будь спокоен, — говорил он мне, — грязи, конечно, нахлебаешься досыта, но только в любой ситуации будь спокоен, как танк. Этим выживают. Если пойдет, бабок можно срубить неплохих, но только не нужно на бабках зацикливаться. — Я тогда аж вздрогнул: это мне сутенер говорит, что ли, чтобы я на бабках не зацикливался, просто не сутер, а Сергий Радонежский какой-то. Моя бригада в основном на саунах отрабатывает, саун всего восемь. В каждой свой банщик. Через них заказ и идет. Если он, банщик, звонит и говорит, что есть работа, то ты, конечно, приезжай на полном раскладе — девочки, несколько на выбор, все такое. Но не торопись. Доход твой, конечно, от количества заказов будет зависеть, но ты не трясись за каждый. Не надо. Если заказ нужно отменить, то ты сам решаешь — отменять его или нет. А решать это надо исходя вот из чего. В сауну ты заходишь один, перемигиваешься, как говорится, с банщиком, просишь показать клиентов. Девчонки сидят в машине с Витей, шофером. Если клиентов в аккурат по числу заказываемых девочек, то все нормально — получаешь бабки, приводишь девчонок, работают. Какие бы рожи бандитские у клиентуры ни были — работа есть работа, раз деньги получены и правила — без групповухи и с резиной — соблюдены. А вот если видишь с десяток жаждущих женского общения харь, то говоришь: ребята, гран пардон, но такой номер не пойдет. Десять человек — это перебор. Если одну на двоих, и раздельно, и по согласию девки — это еще куда ни шло, а. вот чтобы десять лиц харили паровозом трех или двух, а то и одну — это полный кирдык. Конечно, многие сутенеры и на такое идут, по барабану, но только свинство это. К тому же знаю я парочку таких деятелей, которые кидали своих девочек на групповики, бабки получали и уходили, довольно подмигивая. Трахать-то не их будут. Правда, одному из этих козлиных сутенеров собственные проститутки сонному яйца отрезали и в рот засунули, чтобы не орал, а потом трахнули в задницу гаечным ключом, чтобы почувствовал, каково это. А второй в бане помер. У него сердце слабое было, а девочки ему стакан водки поднесли, а потом как бы ненароком в парилке заперли, а там сто сорок и влажность дикая — его кондратий и оприходовал. Такие эксцессы, конечно, редкость, да только все в жизни бывает.

Геныч отходил от наркоза после операции, а в таком состоянии, буде кому неизвестно, язык как помело. Вот он и грузил меня:

— За меня тебе не меньше месяца придется поработать, Роман. Так что ты еще должен знать, как с «приемов» соскакивать. «Прием» — это такая милая ситуация, когда клиент денег тебе почему-то не дает, а вместо этого сует в нос ствол или перо к горлышку приставляет и говорит, что ты в высшей степени нехороший человек, потому что зовут тебя сутер и папа твой мудак, и мама мудак, и дедушка-бабушка мудак и чмо со всей родней до седьмого колена. Ты выражать несогласие не торопись, потому как дуло в твои мозги нацелено, а тот, кто тебе все это говорит, сам мозгов не имеет, ему не понять. Он тебя спросит: «Где типа твои телки?» Отвечать следует четко и сдержанно, как в армии: «В, машине!» яволь! Ни в коем случае не улыбаться, «приемщики» любят улыбки еще меньше, чем мой ротный старшина Кондратов, который каждого улыбающегося считал пособником мирового империализма и желателем развала армии. Он так и говорил: желатель.

Мне прелести ротных старшин еще предстояло оценить, но тогда я об этом еще не знал и вполуха слушал о бандитах, существах куда более реальных, чем старшины Кондратовы:

— «Приемщики» часто говорят еще хуже, чем мой старин i на, но не дай бог их не понять! Не любят они непонятливых. После сцены с пистолетом обычно говорят: ну че, типа веди своих блядей, но чтобы без всяких там хитровыебанных примочек и штучек! Я, грит, с тобой пойду, подойдем к машине и скажешь своим шалавам, чтобы они выгружали свои манденн на воздух, проветрили и шли к нам. Только не вздумай водиле маякнуть, сразу на тот свет задвину, падаль! — Геныч кривит нарочито испуганную рожу и продолжает: — В таких случаях по лагается испугаться и делать, что он велит. Витя, водила, на такие случаи натаскан и сразу же смоется, увидев, что ты не один.