Шесть шестых

Так ли хорошо учили в школе ФБР, или Роулз сам был так умен – уже не имело значения. Не только Колапушин, но и остальные оперативники, включая Немигайло, очень его зауважали после того, как он на ломаном русском языке и с Васиной помощью изложил свой план.

Однако время приближалось к десяти! Пора было уже появиться Ребрикову. И он пришел как по расписанию – подошел со стороны Арбатской площади, одетый точно так, как и описал в телефонном разговоре. На глазах у него были большие темные очки – видно, после всех передач по телевизору ему слишком уж надоедали на улицах. Ребриков встал там, где и договорился с незнакомкой – посередине перекрестка, – и стоял, переминаясь с ноги на ногу и нервно озираясь.

Немигайло опять оказался совершенно прав! К Ребрикову подошла именно девушка. К сожалению, они оба встали так, что ее лица не было видно. Оставалось надеяться на то, что Роулз сможет ее заснять. А надеяться на него было можно! Через мощную оптику Колапушин прекрасно видел, как Джонатан приблизился вплотную к этой паре и назойливо подпихнул чуть ли не под нос Ребрикову свою тыкву с мелочью. Ребриков недовольно отмахнулся, но Джонатан продолжал кружить вокруг них. Со стороны создавалось полное впечатление, что надоедливый чернокожий бродячий артист все-таки не оставил надежды разжиться парой десяток у Ребрикова.

Разговаривала эта пара очень недолго. Девушка что-то отдала Ребрикову – видимо, то письмо, о котором говорила по телефону, – и быстро ушла в сторону Арбатской площади. Ребриков пошел по Арбату в другую сторону – к Смоленской. Колапушин не видел, но знал, что за девушкой обязательно должен был последовать Вася, а за Ребриковым – Миша.

Техник ОТО разобрал оптику и штативы, на которых она крепилась, и уложил в футляры. Больше делать здесь было совершенно нечего – пора было ехать к себе в Управление.

Глава 37

– С легким паром, балерун! – весело приветствовал вернувшегося из душа Джонатана Немигайло. – Что-то ты долго – мы уже и ждать тебя устали.

– Очень прочный краска, этот, блю... как это? – виновато попробовал объяснить Роулз.

– Синяя, – улыбнулся Колапушин. – Егор Фомич шутит, Джонатан. Могли бы и еще попариться.

– Болше не надо! Но этот, синяя, очень прочный!

– Не нашлось у гримеров синей краски, – объяснил Колапушин. – Видимо, не пользуются они ею. Намазали чем под руку попало. Вы же сами просили синюю.

– Я видел такой рисунок у дансерз из Джамайка, сэр. Надо рисовать правилно!

– Совершенно верно, Джонатан, – согласился Колапушин. – Так надежнее. Наверное, вы очень хотите поскорее просмотреть то, что вам удалось заснять?

Роулз взглянул в угол, где на сдвинутых стульях красовался его роскошный головной убор из страусиных перьев и грудой лежали несколько длинных африканских барабанов.

– Я хочу! Толко... Надо ждать, ребята. Мы работаем вместе! Надо смотреть вместе!

– Наш человек! – одобрительно высказался Немигайло. – Вот закончим дело – и все вместе в баньку завалимся! Вот там ты узнаешь, что значит париться по-настоящему! Так тебя веничком отполирую – белее Майкла Джексона станешь! А, Арсений Петрович? Сходим в баньку все вместе? Попаримся, пивка попьем от пуза!

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнул, Егор, – улыбнулся Колапушин. – Делу далеко еще до конца!

– Размотаем клубочек, Арсений Петрович, размотаем! Чую я! А чутье меня никогда еще не подводило – сами знаете!

Вася вошел в кабинет Колапушина с таким унылым видом, что сразу стало понятно – хороших новостей он не принес.

– Чего надулся?! – грозно поинтересовался Немигайло. – Колись быстро, потерял ее, что ли? Чему вас только учат, теоретики?!

– Я не виноват, Егор Фомич! Честное слово, не виноват!

– Как же, не виноват он!.. – продолжил было Немигайло, но Колапушин его остановил:

– Егор, не шуми! Василий, расскажи, что там у тебя случилось.

– Я стоял на веранде, Арсений Петрович. Ресторан там какой-то, и у него веранда летняя. Растения в ящиках вокруг по веревкам вьются, вот я за ними и спрятался – вы же говорили, что она может быть с телевидения. Я ее, правда, там не видел.

– Так, хорошо. А что дальше было?

– Ну, поговорили они совсем немного, она ему что-то отдала и ушла. Пошла в сторону метро. Я за ней грамотно шел – она меня не заметила, клянусь! Только за ней еще какой-то тип увязался. Чуть ли не впритирку. Это не наш – наши так топорно не работают!

– Нашей наружки там и не было. Дальше-то что произошло?

– Засекла она его, Арсений Петрович, и начала петлять. Нырнула в метро, а там же сразу четыре станции! Виляла, виляла по переходам со станции на станцию, потом неожиданно на «Библиотеке Ленина» в поезд нырнула, когда двери уже закрывались! Не от меня она отрывалась, Арсений Петрович, – меня она и не видела! Она стряхивала с хвоста этого идиота и меня заодно стряхнула! Ну при чем тут я?

– Да тебя никто и не винит, Вася. Только нам от этого не легче, – вздохнул Колапушин. – Даже сложнее теперь стало – придется выяснять, кто за ней слежку установил, да еще и такую грубую. Явно же она во всем этом замешана, вот только как ее теперь найти? Попробуем сделать распечатки изображения с того материала, который Джонатан ухитрился заснять. На телевидении в отделе кадров фотографии всех сотрудников должны быть. Будем сравнивать – ничего другого нам теперь, похоже, и не остается.

Новости, которые привез чуть погодя Миша Ечкин, были более утешительные, хотя ничего нового к делу и не добавляли.

Ребриков спокойно прошелся по Арбату, но, хотя и оглянулся пару раз, Ечкина, который шел по другой стороне улицы, так и не заметил.

Пройдя мимо театра Вахтангова, он свернул направо в переулок, вышел на Новый Арбат и не спеша пошел обратно, в сторону метро «Арбатская».

Похоже, он просто тянул время, потому что потом спокойно доехал на метро до «Курской», где вышел и сел на вокзале в электричку, которая шла до Железнодорожного со всеми остановками. Видимо, он хорошо знал расписание и не хотел приезжать на вокзал раньше времени.

Через несколько минут он вышел на платформе «Чухлинка» и, купив в пристанционных ларьках продуктов, спокойно пошел к своему дому, до которого от станции было рукой подать – скорее всего этим маршрутом он пользовался всегда.

Около дома Ребриков отбился от одного сверхнастойчивого журналиста, который до сих пор не потерял надежды взять у него интервью, и нырнул в свой подъезд.

Судя по всему, больше выходить на улицу он сегодня не собирался.

Все были в сборе – теперь можно было и просмотреть видеопленку, которую ухитрился заснять Роулз.

– Ну, Джонатан, давайте наконец посмотрим то, что вам удалось снять, – предложил Колапушин Роулзу.

– Вот. – Джонатан давно уже вытащил видеокамеру из барабана, подключил ее к телевизору и перемотал кассету на начало. Ему оставалось только нажать на кнопку «Воспроизведение».

Изображение, появившееся на экране, подпрыгивало и раскачивалось, но никто не выразил по этому поводу ни малейшего неудовольствия. Все отлично понимали, что Роулз должен был изображать африканского танцора, да в общем-то это было и не так важно. Джонатан несколько раз ухитрился снять незнакомую девушку вблизи и с разных сторон – потом, на компьютере, можно будет сделать ее хорошие фотографии.

Самое главное – на пленке записался сам разговор, и записался вполне удовлетворительно, несмотря на глухие звуки барабана, по которому постукивал Роулз. Все произнесенные Ребриковым и неизвестной девушкой слова можно было разобрать без особого труда.

Откуда незнакомка подошла к Ребрикову, понять было невозможно – в это время Роулз стоял к ней спиной.

– Здравствуйте – сказала она Ребрикову. – Это вы Николай?