Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецо

— Мальчик, кто вы? Я вас не знаю!

И снова обняла Длинного. Юра бросился на Длинного с кулаками, получил мощный удар в лицо и очнулся на кушетке. Вся компания уже «кайфовала». Он ушел, целую неделю не выходил из дома. Сказался больным. Потом как-то на улице по пути из школы его встретил Майкл, радостно приветствовал, спросил, почему не появляется, и, предупреждая ответ, сказал, что Длинный, мол, свое получил, а Циркачка только и ждет его одного, Юру — Поповича.

Юра поверил, пришел к Насте, и все вроде пошло по-прежнему. Но через пару недель Майкл спросил, когда он думает рассчитываться. Оказывается, задолжал он за все это время в рублях лимон двести тысяч, а в зеленых всего-навсего три сотни. Юра поначалу испугался, потом подумал и решился: принес из храма, где служил отец, икону, пожертвованную кем-то из прихожан. Но Майкл посмеялся, сказал: «Это, конечно, хорошо, но на долг не тянет». Потом дал ему дозу порошка и как бы мельком заметил: «Ты, Юрок, весь долг отдашь легко. Тебе надо с двумя моими хорошими корешами ночью попасть в церковь и показать им, что там есть ценного. И весь долг списан». Юра, хотя и под кайфом был, испугался, но когда к нему подсела Настя и, обняв, зашептала что-то нежное, решил, что и впрямь нет ничего страшного, если из церкви исчезнут две-три иконы. «Это ведь ради нас с Настей. Рассчитаюсь, и уйдем от них вместе». Тем более что Майкл, будто угадав его мысли, сказал: «Убытка от этого никакого не будет отцу твоему. Церковь все возместит. А ты будешь вольной птицей. Такому правильному парню с этой компанией не по пути. Вот сделаешь дело, и уходи от них. И Настасью забирай».

Мужики, с которыми пошел Юра «на дело», были незнакомые. Они влезли в церковь через оконце в алтарной части. Юра показал им две самые дорогие иконы. Но один из них отодрал замок от шкафчика, где хранилась церковная утварь и, отмахнувшись от Юры, который помертвел при виде такого святотатства, вынул и сложил в рюкзак дискос и чашу.

Самое страшное случилось потом. Проснулся сторож, заглянул в алтарь и даже попятился: «Юра, ты что здесь…» Но закончить фразу не успел. Один из налетчиков ударил его кастетом, потом добил ножом.

Юра не помнил, как они вылезли из церкви, как он оказался у Насти…

И вот теперь ему уже было все равно. Когда Майкл похвалил его за смелость и пообещал, что он все забудет, как только получит кубик «коктейля» в вену, Юра промолчал, тупо подумав: «Может, оно и к лучшему. Умру от наркоты — всем легче будет…»

Теперь они ждали Майкла.

Наконец раздался условный звонок в дверь.

— Принес? — нервно спросила Циркачка, едва открыв дверь.

— А как же! — усмехнулся Майкл. — Что бы вы, скоты безмозглые, без меня делали?

На оскорбление никто не реагировал. Все напряженно ждали.

— Кто вмазывать будет? — осведомился Майкл. — Или сами?

— Я! — вызвалась Танька Эйфория. И, ухмыльнувшись, добавила: — Я люблю колоть.

— Первым ему! — приказал Майкл, показав на Юру.

— Почему мне? — вдруг испугался тот.

— Потому что в первый раз! — жестко ответил Майкл. — Да к тому же тебе и Циркачке «коктейль», остальным «химку».

Танька Эйфория действительно колола хорошо. Юра обнажил руку, она перетянула ее ремнем повыше локтя.

Сначала Юра ничего не почувствовал и хотел было уже обругать Майкла за обман, но вдруг понял, что ему не хочется не только ругаться, но и вообще разговаривать. Он засмеялся, когда почувствовал, что рука его почему-то ничего не весит и он может сколько угодно держать ее на весу. И, оказывается, тяжелая хрустальная пепельница тоже ничего не весит.

— Ну-ну, без фокусов! — предупредил Майкл, внимательно следивший за ним.

А Юра вовсе и не хотел бросать ее. Ему просто стало смешно. И лицо Майкла, и беспомощные позы приятелей — все казалось таким смешным, что он стал хохотать и не мог остановиться. Майкл наклонился, спросил:

— Можешь перестать?

— Могу, — ответил Юра, давясь смехом.

Но скоро и впрямь перестал хохотать, наслаждаясь тем, как вдруг стены стали быстро менять окраску, становясь то синими, то ярко-красными, то зелеными, потом в углах вдруг стали появляться заманчивые уютные красочные пещерки, куда он все бежал и бежал…

В одиннадцать часов вечера Майкл, который один оставался трезвым, подошел к нему, похлопал по щекам. Когда Юра открыл глаза, он заставил его выпить четверть стакана водки, чтобы перебить действие наркотика.

— А теперь собирайся, пойдешь домой! — строго приказал он.

— Никуда я отсюда не пойду, — попытался протестовать Юра.

— Пойдешь!

— Майкл поднял его и, крепко держа под руку, вывел на улицу. Не отпуская, довел его до трамвайной остановки и втолкнул в вагон двадцать девятого маршрута. Посмотрел вслед, усмехнулся и сказал:

— Давай, мальчуган, действуй дальше самостоятельно.

В вагоне Юра таращился в окно, потом вдруг уснул.

Растолкал его какой-то сердобольный мужик на площади Тургенева, сказав, что трамвай идет в парк. Юра, покачиваясь, вышел из вагона, подошел к тротуару, сделал еще пару шагов и вдруг упал.

Вскоре подъехал патрульный газик. Милиционеры хотели отправить его в вытрезвитель, но старший вдруг сказал, присмотревшись: «Что-то мне в этом сосунке не нравится. Давай, вызывай „скорую“». «Скорой», конечно, поблизости не оказалось, тогда парни погрузили Юру в «газик».

В отделении Юра немного очухался, но с удивлением обнаружил, что ничего не помнит: где был, с кем, что делал, помнит только, кто он и где раньше жил. А что происходит сейчас — не понимает.

— Как звать? — спросил дежурный. — Имя как?

— Юра.

— А фамилия?

— Ди… к… ноф, — едва выдавил он.

— Как? Отчетливее.

— Дьяконов.

— Дьяконов? Юрий Дьяконов. — И, обращаясь к сержанту, сказал: — Посмотри-ка ориентировку, одну из последних. Вроде там есть такая фамилия.

Действительно, подросток Юра Дьяконов, шестнадцати лет, разыскивался родителями.

Еще через час Юра был дома. Дежурный напутствовал отца Евгения. Парень, судя по всему, попал к наркоманам. Нам ничего не говорит. Ни адреса, ни имен. Но на руке свежий след от иглы. Если вам что скажет — свяжитесь с нами. Для него же лучше, если мы его компанию маленько тряхнем.

Дома Юра тоже отказался говорить.

На следующий день отец Евгений, по совету Марины — приятельницы жены, матушки Ирины, позвонил Вячеславу Батогову.

Глава пятая

Осадок от разговора с отцом Евгением у меня остался довольно неприятный. Во-первых, я не совсем понял, что от меня требуется. На просьбу отца Евгения разыскать компанию, в которой бывает Юра, я, как мне кажется, вполне резонно заметил, что ловить наркоманов не имеет смысла, а лечить их — обязанность врачей.

Мне показалось, что отец Евгений просил меня заняться приятелями Юры главным образом в связи с подозрением их в причастности к ограблению храма.

Но в отличие от него, мне казалась мало вероятной версия о причастности малолеток к ограблению, да еще и к убийству.

В общем, расстались мы довольно сухо, хотя я и туманно пообещал «что-нибудь предпринять…»

Эта самая туманность как раз и была мне самому противна.

В таком настроении я практически бесцельно проболтался день в редакции, твердо решив на следующий день вплотную заняться Домовым, а также Майклом и компанией.

Но утром, в одиннадцатом часу, когда я с отвращением разглядывал себя в зеркале, решая, достаточно ли хорош, чтобы предстать перед «друзьями со Звездной», позвонил Евграф Акимович.

— Отец Евгений не твой подопечный? — спросил мой бывший глубокоуважаемый шеф без особых приветствий и привычного сарказма.

— Не то чтобы, но… — ответил я и, почувствовав, что ерничество почему-то сейчас неуместно, поинтересовался: — А что случилось?

— Задержан гражданин Дьяконов Евгений Владимирович по подозрению в убийстве ювелира Новикова Семена Осиповича, — сухо констатировал Акимыч.

Я ошеломленно помолчал, потом выдавил: