Другая жена

Я не знал, что у Поля за оклад. Никогда об этом Бетси не спрашивал. Но когда теперь я над этим задумался, голову готов был дать на отсечение, что никакой оклад бы не перекрыл одних его подарков — доказательств любви. «Именно об этом и Джимми спрашивал». И вдруг все стало для меня настолько очевидным, что я поразился, почему же не сообразил этого раньше. «Фонд Поли Фаулер по накоплению мехов, драгоценностей и автомобилей» — так снова и снова Поль именовал фонд Бетси, и все подшучивал над тем, что из фонда кое-что перепадает и ему. В этом был весь Поль — небрежно и цинично маскировать то, что было слишком похоже на правду. Звенья цепочки сомкнулись вдруг там, где я меньше всего ожидал. Встреча, после которой у Джимми появятся деньги? Нет, Джимми шантажировал не Старика. Для такого крупного зверя он был слишком слаб. Но Поль, растратчик, на след которого он напал так же легко, как я, — это совсем другое дело. Для шантажиста мелкого калибра, каким был Джимми, Поль при правильном подходе мог стать источником процветания на многие годы.

— Поли, ты помнишь тот вечер, когда произошло убийство? — спросил я.

— Конечно, помню. Это было в четверг, когда я крашу волосы.

— Волосы?

— Жуткое дело! Это так сложно. Одна девица с Беверли Хиллз меня научила, как это делается, но не могу найти никого, кто бы умел как следует. Серьезно, где я не спрашивала! Так что всегда приходится самой. Поль этого терпеть не может. То есть я ему никогда не позволяю смотреть на это. Так что я все приготовлю в ванной, а потом запрусь в спальне. И занимает это четыре часа, все эти процедуры и так далее. Потому Поль так и злится. Ты же знаешь, какой он. Не выносит просто сидеть и в одиночку смотреть телевизор. Никак не может понять, почему я не делаю это днем, но у меня то то, то это, никак не успеть…

Вот оно, алиби Поля! Вечер, проведенный дома с женой, — это был вечер, когда Поли, запершись на четыре часа в спальне, красила волосы! Все прояснялось с невероятной легкостью. Я встал, колени у меня подрагивали.

— Большое спасибо, Поли. Мне очень жаль, поверь. Нужно бежать.

— Да ничего, Билл, я рада была тебе помочь.

Проводила меня к дверям. Во время нашего разговора я замечал в ее глазах какое-то странное любопытство, но теперь оно исчезло. Лицо Поли осветила широкая довольная улыбка.

— Я вдруг сообразила, как ты узнал про меня и Старика. Дафна, правда?

— Точно.

— Однажды на яхте застала нас в каюте. Давным-давно. Я почти забыла. Ну, вот мне и полегчало, а то все ломала голову…

Она поцеловала меня.

— Но Бетси я бы не говорила. Знаешь, она так же старомодна, как и ее отец, а раз Поль работает в фонде и тому подобное… Ну, ты понимаешь?

— Само собой. И ты не говори Полю, что я был здесь. Ни к чему ему знать.

— Конечно, — сказала Поли. — Полю я бы и так не сказала. Прощай, золотце. До встречи.

23

Решение найдено. В этом я был уверен. Реальных доказательств пока еще не было, но то, что Поль сорит деньгами, прямо било в глаза, а нужные доказательства этого, скорее всего, найдутся в учетных книгах фонда. Джордж Дарт, бухгалтер издательства Кэллингема, — мой хороший приятель. Хотя на этой фирме меня теперь считают ненормальным, Джордж — я в этом уверен — сделает для меня проверку. А доступ к книгам мне обеспечит Бетси. Шестой час. Должна уже быть дома.

Я взял такси. Вначале чувствовал только наслаждение от неожиданного триумфа над Трэнтом и Макгайром и что-то вроде шока насчет Поля. Но по мере приближения к дому меня начала мучить мысль, как подействует это на Бетси. Правда, я избавлю Рикки от выступления в суде и наш брак — от распада, это так, но ценой жертвы другого, составляющего смысл ее жизни, — ее фонда. Что бы ни случилось, именно Бетси придется хуже всего. Бедняжка Бетси, единственная из нас, кто не грешен ни в чем. Открывая дверь в квартиру, услышал ее голос: «Билл!» — и ее шаги, направлявшиеся ко мне, и второй раз сегодня ощутил себя палачом.

Она появилась в холле. Я ждал холодную, непроницаемую маску, как прошлой ночью, но, потрясенный и благодарный, увидел нежное, улыбающееся лицо.

— Ах, Билл, — поцеловала она меня, — мне так стыдно за вчерашнее. Можешь ли ты простить меня?

— Я тебя?

— Целый день я провела у отца — он сказал мне, что ты вместе с Рикки решил выступить в суде. Бушевал, безумствовал, угрожал мне самыми ужасными карами, чтобы заставить отговорить тебя. И пока я его слушала, до меня дошло: вчера ночью я была так же ужасна, как он. Ты веришь, что она невиновна, и больше ничто на свете не имеет значения. Ты не смеешь дать себя отговорить, ты должен продолжать наперекор всему. Как же я могла быть такой невозможной, такой ограниченной, такой тупой?

Бетси удивляла меня снова и снова. Неужели я до сих пор не понял, что она идеал — идеал жены и матери? Я поцеловал ее в губы, и в глаза, и в ушко. Почувствовал стыд за то, что боялся встречи с ней, и исчезли все опасения сказать ей все в открытую.

— Возможно, — начал я, — что выступать в суде мне не придется. И до суда над Анжеликой дело вообще не дойдет. Полагаю, я узнал, кто убил Джимми.

Обняв одной рукой за плечи, отвел ее в гостиную, подальше от кушетки в холле, напоминании о порывах моего второго «я», с которыми я справился. Рассказал ей все. Вначале собирался умолчать об отношениях между ее отцом и Поли, но потом рассказал и об этом, ибо понял, что, скорее, обидел бы ее этим, чем защитил. Когда поделился с ней, в чем подозреваю Поля, для нее это был ужасный удар. Видно было по лицу. Но внешне приняла это так, как я и ожидал. Только грустно пожала плечами.

— Если это правда, ничего не поделаешь. Не могу поверить, но…

— Поль ведет всю отчетность, да?

— Конечно. На нем все коммерческие вопросы. Так мы условились с самого начала.

— Знаешь, как живут Фаулеры. На его заработки вряд ли могли себе это позволить, тебе не кажется?

— Да уж. Поль получает, скорее, символическое вознаграждение. Я всегда считала, что у него свое состояние.

— А кто проверяет все бухгалтерские книги?

— У Поля есть друг — профессиональный ревизор. Что он за человек — не знаю. Но Поль всегда поручал ему эту работу. Говорит, старому другу нужно дать подработать.

— Надеюсь, у тебя есть доступ к этим книгам?

— Разумеется. Они в конторе, заперты в сейфе.

— Я убежден, что Джордж Дарт согласится на них взглянуть. Он, конечно, заметит, есть ли в них что-то не то. И хотя я не знаю, каким образом действовал Поль, но… — Тут кое-что пришло мне в голову. — Ты знаешь некую миссис Малле?

— Френсис Малле? Да, знаю. И ты, кстати, тоже. Это сестра миссис Годфри.

— Она что-нибудь пожертвовала фонду?

— Да.

— Сколько?

— У меня нет списков, они у Поля. Но, насколько я помню, внесла пятьсот долларов.

— Я заходил в контору фонда, когда ты была в Филадельфии, — возбужденно перебил я. — Поль как раз говорил с ней по телефону и благодарил за тысячу долларов.

— Ты сказал тысячу? Ты в этом уверен?

— Он так говорил.

— Может быть, она передумала. Так часто бывает.

— Позвони ей.

— Но я буду выглядеть ненормальной. Я… — она жалобно улыбнулась. — Хотя разве не все равно?

Подойдя к телефону, позвонила миссис Малле. Тактично сказала, что произошла путаница в учетных книгах и что она хотела бы проверить размер взноса, чтобы отблагодарить должным образом. Положив трубку, обернулась ко мне.

— Тысяча долларов. И надулась, когда я сказала о благодарности, — взнос должен был быть анонимным. Богачи часто предпочитают действовать анонимно. Популярность им ни к чему — посылается множество писем с просьбами о помощи. Так — и что мы имеем?

— Вот как выглядит дело. Это явно один из его трюков. И ловких, надо сказать. Баланс он подобьет в полном объеме, но ревизор у него свой, и если десять человек внесут анонимно по тысяче долларов, а будет указан всего один такой вклад, все будут довольны, если вдруг решат убедиться. Каждый будет этот дар считать своим. И даже если все они знают друг друга и тебя тоже, Поль может спать спокойно, потому что эти люди считают ниже своего достоинства упоминать о суммах своих взносов на благотворительность.