Тайник

Паскис прошел мимо мэрии, размышляя над увиденным. Возможно, дело этого бедолаги уже побывало на его столе. Почему его привезли в мэрию с подобным эскортом? Если бы это был преступник, его бы отправили в участок или в Стенсберскую тюрьму между Капитолийскими Холмами и Ист-Сайдом.

Пройдя по Правительственному бульвару, Паскис свернул направо и очутился среди домов из бурого песчаника, где жила местная буржуазия. Прохожие попадались редко, и Паскис шел прогулочным шагом, наслаждаясь покоем, не приправленным привычным одиночеством. Он с удовольствием смотрел на окружающий пейзаж, к которому местные жители давно пригляделись и перестали замечать: деревья в кадках, голуби, суетливо клюющие корм, белки, прыгающие по деревьям и лестницам, ведущим к домам. Все казалось похожим на прекрасный сон. В таком умиротворенном состоянии архивариус подошел к каменной лестнице, ведущей к дверям солидного дома Ван Воссена.

Дверь открыл сам Ван Воссен, плотный лысый мужчина в венчике из седых волос. Лицо его, в котором было что-то от бассета, украшали густые бакенбарды, переходящие в не менее пышные усы. Стоя в проеме, хозяин внимательно изучал Паскиса.

— Кто вы? — удивленно спросил он, словно посетители были здесь большой редкостью.

— Я Артур Паскис. Видите ли, мистер Ван Воссен, я должен поговорить с вами об одном очень важном деле.

— Паскис, — повторил Ван Воссен, удивленно распахнув глаза.

— Мистер Ван Воссен…

— Входите, мистер Паскис. Будьте добры. Надо же, все эти годы мы не встречались, а тут вы вдруг приходите ко мне домой.

По голосу Ван Воссена чувствовалось, что он рад такому повороту событий. Он провел Паскиса в сумрачный холл, где на пьедесталах красовались вазы, бюсты и урны. К холлу примыкала библиотека. У стены стоял стол, заваленный книгами и бумагами. Небольшой участок был расчищен — вероятно, звонок Паскиса отвлек хозяина от работы.

— Присаживайтесь, — проговорил Ван Воссен, указывая на пару кресел, стоявших у стены, на которой висел персидский ковер.

Опустившись в кресло, Паскис увидел, как хозяин убрал со стола небольшую металлическую коробочку.

— Вы пишете книгу?

Ван Воссен сел во второе кресло.

— Мм, да. Письменное свидетельство и размышления на тему преступности. Квинтэссенция моего опыта переписчика. Описание криминальной деятельности за мои двадцать с лишним лет работы и анализ ее причин и структуры.

— Хм, описание. Вы пишете по памяти?

Паскис был заинтригован. Он представил себе, как извлекает все, что содержится в архивных делах, и излагает извлеченное в виде повествования. Подсознательно он уже начал систематизировать все сведения по направлениям, категориям и датам.

— Кое-что по памяти. Но больше по записям и газетным материалам. Я вел ежедневный дневник, где записывал все, что имело отношение к делам. Я устроился на эту работу только ради будущей книги. Сама по себе эта деятельность меня мало интересовала.

Ван Воссен потер руки, и Паскис заметил, что на мизинцах у него необычно длинные ногти.

— Не интересовала?

— Нет. Мой отец — Вим Ван Воссен. Возможно, это имя вам знакомо. Он кораблестроитель и был очень богат. Меня с детства готовили продолжить семейное дело. Но меня всегда интересовал криминальный мир, а должность переписчика давала возможность взглянуть на него изнутри. Но у вас, конечно, таких возможностей больше.

— Вероятно.

— Боже мой, Артур Паскис! — восторженно произнес Ван Воссен, словно только сейчас осознав, какая важная персона пожаловала к нему в гости. — Я так давно ждал этого визита. Простите, немного волнуюсь. Вот и разболтался как последний осел.

— Нет-нет, мистер Воссен, в этом вас никак не упрекнешь. Что касается цели моего визита, то я пришел поговорить о деле Граффенрейда.

Ван Воссен сразу посерьезнел.

— Вы нашли дело Граффенрейда?

— По правде говоря, я нашел целых два. Подлинное и копию, которую, как я понял, сделали вы.

— Да-да, конечно.

Легким, почти незаметным движением Ван Воссен опустил мизинец в коробочку, лежавшую у него на коленях, поднес его к носу и вдохнул.

— Я сделал копию этого дела и отослал ее в архив.

— С какой целью?

— Хотел подать сигнал, но так, чтобы никто не догадался, что он исходит от меня.

— Не понял. Там не было никакого сигнала.

— Но ведь вы здесь, не так ли? Видите ли, было бы слишком опасно оставлять в деле записку или что-то в этом роде. Дело могли запросить, и оно бы ушло с этой запиской внутри. Или, не дай Бог, попало к другому переписчику. Слишком большой риск для меня. Я знал, что вы сразу насторожитесь, увидев два одинаковых дела. А другие вряд ли обратят на это внимание. Так я сумею вступить с вами в контакт без риска быть обнаруженным кем-то другим.

Ван Воссен улыбнулся, вспоминая свой хитроумный план.

— С тех пор прошло несколько лет.

— Точнее, четыре года.

— И все же, что за сигнал вы хотели подать?

— Это было страшное время. В конце 1927 года было возбуждено много дел об убийствах, совершенных гангстерами. Эти маньяки привлекались к суду, им выносились приговоры. Но в тюрьму они так и не попадали. Когда это случилось в первый раз, мы решили, что произошла какая-то ошибка, и составили записку, а дела направили к вам в архив. Но никаких мер не последовало. Потом это стало повторяться, и мы затребовали из архива все такие дела. На всех стояла пометка, которой раньше не было.

— «ПН», — подсказал Паскис.

— Совершенно верно, — подтвердил Ван Воссен, не выказав никакого удивления. — Знаете, что это значит? Мы тоже не знали. Поэтому я решил обратиться к своему знакомому в Управление исполнения наказаний. Его звали Крааль. Я встретился с ним за обедом и спросил об этих странные буквах ПН. Что они означают? Он помрачнел и спросил, слышал ли я о плане «Навахо». Я ответил, что нет.

Ван Воссен взглянул на Паскиса, чтобы удостовериться — архивариус ничего не записывает.

— Естественно, я спросил, что это за план и почему секретный. Понизив голос — вокруг нас были люди, — он сообщил, что это новый способ наказания, который проходит проверку. Он весьма спорный, и в управлении о нем предпочитают не распространяться. Осужденных высылают из города, а дела направляют не в тюрьму, а в мэрию. Потом Крааль занервничал и попытался закончить разговор. Он явно знал больше, но предпочел переменить тему. Через неделю я встретил его на улице, когда шел домой. Он сказал, что ошибся насчет плана «Навахо». План всего лишь рассматривался, но так и не был принят. На вопрос, как такое может быть, он поспешил ответить, что не знает. Вид у него был какой-то затравленный. Мне стало ясно, что он испугался.

Ван Воссен прервался и снова полез в жестяную баночку. Паскис посмотрел на стопки бумаги, которые, вероятно, и были той книгой, которую писал Ван Воссен. Там были тысячи листов.

— Больше я его не видел, — продолжал Ван Воссен словно в трансе. — Это не значит, что с ним что-то случилось. Просто наши пути больше не пересекались. Он явно избегал меня. И если бы не последующие события, я бы скорее всего принял его слова за чистую монету.

— А что за события?

— Ничего особенного, явного. Я вообще не обратил внимания. Но на это совершенно случайно вышел переписчик Толли. Вы прекрасно знаете, что при запросе дел на них ставятся печати с датами получения и возвращения в архив. Толли заметил, что некоторые дела возвращаются в архив с некоторой задержкой. К примеру мы посылаем вам десять дел. Восемь попадают в архив в тот же день, а два — только на следующий. Понимаете?

Паскис кивнул.

— Вначале мы подумали, что ошиблись. Возможно, неточно запомнили дату или время, когда их возвращали в архив. Тогда мы решили перепроверить и запросили те же дела, чтобы посмотреть, какая дата на них стоит. Оказалось, мы были правы. Некоторые дела поступали в архив с опозданием.

— И вы решили, что кто-то просматривает документы, прежде чем они поступают ко мне.