Снежная Королева

— А этого будем брать? — Напарник кивнул в сторону спящего в углу человека.

— По крайней мере задержим вплоть до выяснения личности…

Неожиданно человек на тюфяке зашевелился, как будто понял, что говорят о нем, сбросил грязное одеяло и сел на тюфяке, уставившись на незнакомцев.

Точнее, не сел, а села, потому что это была женщина. Вернее, девчонка лет пятнадцати с грязным и опухшим, но все еще привлекательным личиком.

— Вы кто такие? — проговорила она хриплым спросонья голосом. — А Слесарь где?

— Нету твоего Слесаря, — отозвался Витек. — Загремит он под фанфары лет на пять как минимум!

— А как же я? — растерянно протянула девчонка, и вдруг ее лицо перекосило судорогой. — Дозу дайте! Дайте, гады, вы что, не видите — худо мне!

— Размечталась! — отмахнулся от нее Витек. — Щас мы тебе и дозу предоставим, и какаву с чаем! На что тебя Слесарь подсадил — на мету, что ли? На «лед»?

Дверь комнаты распахнулась, в нее ввели угрюмого Слесаря, следом торопливо вошли еще несколько человек, в которых с первого взгляда можно было узнать сотрудников милиции. Последними с виноватым и застенчивым видом вошли двое тихих заспанных алкоголиков, мужчина и женщина, обитатели соседней комнаты, приглашенные в качестве понятых.

Слесарь заметил сидящую на тюфяке девушку, и его лицо перекосилось:

— Ребенка-то отпустите! Это Леночка, племянница моя! Отпустите ее, она ничего не знает! Пожалейте ребенка!

— Племянница? — переспросил его Витек. — Да у тебя в каждой школе десять таких племянниц! Про жалость вспомнил? А когда на «лед» ее сажал — не жалел? Черта с два мы ее отпустим, она у нас главным свидетелем пойдет!

— Менты поганые! — с отвращением проговорила девчонка. — Видите же — человек мучается? Дайте дозу, иначе ничего не расскажу!

— Расскажешь, расскажешь! — раздался в дверях неприязненный голос. — Все расскажешь! Посидишь пару дней в камере и защебечешь, как птица-говорун!

В комнату вошел крупный, рыхлый мужчина в штатском, с нездоровым плоским лицом, похожим на коровье вымя. Двое парней вытянулись, узнав своего начальника.

— Ну что тут у нас, ребятки? — по-отечески взглянув на подчиненных, осведомился вошедший.

— Химичка в полный рост, — сообщил Витек и показал начальнику стеллаж с оборудованием и рабочий стол Слесаря. — Многостаночник: и «лед», и «винт» на дому делал…

— То есть, выражаясь по-научному, метамфетамин и первитин, — констатировал плосколицый. — Аммиаком пахнет… картина ясная! Двести двадцать восьмая в полный рост светится, часть первая! Незаконное изготовление и сбыт наркотических средств! Оформляйте в законном порядке! Понятые имеются?

— Да что вы такое говорите? — запричитал Слесарь. — При чем тут двести двадцать восьмая? Я туточки удобрения для комнатных растений изготовлял, без лицензии, правда… с использованием аммиачной селитры, оттого и запах! Запах, он, конечно, неприятный, но вреда особого нет, и соседи не возражали… — он кивнул на понятых, которые испуганно заморгали.

— Ну да, — усмехнулся плосколицый, — соседи у тебя ко всему привычные!

— А девушка у меня этим… ассистентом работала!

— Ага, это она, значит, удобрений нанюхалась, оттого у нее ломка начинается!

— За это я не отвечаю, сейчас молодежь знаете какая? За ними не уследишь!

— Ладно, Слесарь, кончай ваньку валять! Я тебе не стажер желторотый! Налицо химическое оборудование и прекурсоры, то есть вещества, используемые для незаконного изготовления наркотиков! Эфедрин — прекурсор первитина, аммиачная селитра — для метамфетамина… и готовый продукт тоже имеется, причем в достаточном количестве, чтобы тебе «особо крупное» припаять! И свидетель есть! — плосколицый кивнул на девушку, которую била крупная дрожь. — Так что ничего тебе, Слесарь, не светит! Кроме двести двадцать восьмой статьи… Сейчас мы у тебя обыск по полной программе проведем и будем оформлять… все по закону, понятые имеются!

Гражданин начальник! — проговорил Слесарь совсем другим тоном, вполголоса, обращаясь к плосколицему, — позвольте два слова наедине! Только вам… как на духу… как мужчина мужчине…

— У меня от подчиненных секретов нету! А впрочем ладно, если это тебе развяжет язык…

Он сделал глазами знак подчиненным, и они послушно отступили к дверям.

— Ну, что ты мне такое хотел сказать?

— Гражданин начальник, — торопливо зашептал Слесарь, — я ведь не какой-нибудь… я не сам по себе… я на Керима работаю, а у него все схвачено! Он человек с понятиями, отстегивает кому надо… так что тут какая-то ошибка вышла!

— Никакой ошибки! — неприязненно процедил плосколицый. — На Керима, говоришь? Вот ты на Керима мне и дашь показания! Тогда, может, минимальным сроком отделаешься…

— На Керима? — Слесарь побледнел. — Да гражданин начальник, я же тогда и двух дней не проживу!

— Спекся твой Керим, понятно? А сколько ты проживешь — этого вообще никто, кроме Бога, не знает!

В баре «Чинар» на улице Большой Московской было почти пусто. В дальнем от стойки углу сидели, негромко переговариваясь, трое мужчин среднего возраста, еще одна компания занимала стол в центре зала, оттуда то и дело доносились взрывы смеха. Бармен Вагиф готовил коктейли для молодой парочки, устроившейся за стойкой. Из динамиков доносился сладкий голос Фрэнка Синатры.

Двери заведения распахнулись, и в бар вошли двое парней в черных кожаных куртках, с мрачными и задиристыми лицами. И лица, и одежда у них были удивительно похожи, словно их изготовили по одному шаблону, только один на целую голову выше другого. Быстрым шагом они пересекли зал, остановились возле стойки.

— Эй ты, лысый, два пива! — потребовал один из вошедших, тот, что повыше.

— И музыку поставь повеселее, — добавил второй. — А то мне кажется, что я попал на чьи-то похороны.

— Парни, парни, полегче! Вы тут не одни! — Вагиф смерил задир надменным взглядом, передал клиентам заказанные коктейли, нацедил пиво в высокие бокалы. Парень пригубил пиво, сморщился и выплеснул его в лицо бармену:

— Ты что мне налил? Это же моча!

Вагиф отступил, вытер лицо платком, сквозь зубы проговорил несколько непонятных слов и добавил по-русски: