Плёвое дельце на двести баксов

Теперь же, когда они спустились к реке, и Ирина Долинская стала не спеша обнажать, хотя, видимо, уже и познавшее очень многое на своем недолгом веку, но все еще юное и крепкое тело, Владимиру Евгеньевичу стало казаться, что он прожил совершенно дикую и нелепую жизнь, а тот самый развратный преподаватель Маклаков был как раз во всем прав.

Долинская, нисколько не стесняясь его, между тем оголилась до конца и вроде как в ответ на обращенный на нее неотрывный мужской взгляд, пояснила:

— Купальника-то у меня с собой нет. — Она пошла к воде и призывно махнула ему рукой. — Чего вылупился? Раздевайся — и в воду.

У Дерябина тоже не было ничего такого купального: обычные синие трусы в белый горошек, не слишком, впрочем, позорные, не «семейные», и он, оставшись в них, хотя и не очень решительно, побрел к Волге. Ему казалось, что вода все-таки окажется для него чересчур холодной.

Да, ухнув в реку с головой, он понял, что долго не протянет, и уже через минуту выползал на берег, покрывшись пупырышками, как породистый спелый огурец.

Быстро растеревшись собственной сорочкой и отжав в кустиках трусы, он натянул их и стал наблюдать за бултыхающейся в реке Ириной.

А та получала настоящее удовольствие от купания, и ее молодая горячая кровь не давала девушке замерзнуть. Выяснилось, что она прекрасно плавала, далеко и, как казалась Дерябину, даже опасно оторвалась от берега и, свободно меняя стили — кроль, брасс, баттерфляй, с видимым наслаждением бороздила речное пространство.

Наконец она вроде бы угомонилась и повернула к берегу.

Конечно, показавшись в полный рост из реки, Ирина вряд ли напоминала Афродиту, появляющуюся из пены морской, или хотя бы девиц из сериала о Джеймсе Бонде, выходящих из моря на курортный берег. Но Владимиру Евгеньевичу, наблюдавшему сейчас за обнаженной дочкой олигарха, что называется, во все глаза, казалось, что более волнующей картины и быть не может.

Ирина достала из сумки большое пляжное полотенце, не вытираясь, расстелила его на песке и разлеглась, раскинув руки и ноги. Наступавшая вечерняя прохлада как будто не ощущалась ею.

— Док, ты где там? — с ленцой спросила она, закинув ногу на ногу и слегка поглаживая обнаженные груди.

— Я здесь, — внезапно осипшим голосом откликнулся Владимир Евгеньевич и появился из-за кустов.

— Да подойди поближе, не бойся, я тебя больше не трону, — коротко рассмеялась девица.

Такое ее обязательство — «больше не трону» — не слишком-то вдохновило Дерябина на подвиги, тем не менее он подошел к Ирине, все более возбуждаясь всем своим естеством.

— Ого! — отметила она, слегка коснувшись пальцами вздувшего сатина его трусов. — Да ты, оказывается, в полном порядке, док! — Она внимательно посмотрела ему в лицо. — Хочешь меня, да?

Владимир Евгеньевич сглотнул слюну и, не в силах произнести и слова, медленно кивнул.

— Ну, что ж, — в задумчивости произнесла она, — считай, что это тебе вместо аванса. Только имей в виду, я ничего делать не буду, отвыкла я уже от активного секса. Ложись со мной, попробуй исполнить какие-нибудь упражнения. Посмотрим, что у тебя получится.

Еще не вполне веря своему счастью, Владимир Евгеньевич на удивление шустро — пока девушка не передумала! — стянул с себя трусы и прилег рядом с ней, тут же накрыв ртом одну из ее грудей и поочередно поглаживая руками все известные ему чувственные зоны женского тела.

Впрочем, тактильные ласки закончились очень скоро. Нестерпимо долго сдерживаемое сексуальное напряжение требовало немедленного выхода, и Дерябин поспешил водрузиться на Ирину, тыкаясь вздыбленной плотью ей между ног — но бестолково и безрезультатно, поскольку никак не мог найти желанную цель.

Он попытался направить фаллос рукой, но не помогало — тот промахивался раз за разом.

— Ну, помоги же, Ирина! — взмолился доктор.

Девушка как-то тяжко вздохнула и легонько коснулась пальцем его плоти, и Владимир Евгеньевич почувствовал: вот оно!

Поначалу Дерябин дергался крайне нервно, пытаясь синхронизировать с партнершей ритм движений, но вскоре понял, что эти его потуги излишни: Ирина, как, собственно, и обещала, ничем не помогала ему, недвижно лежа под ним на манер того пляжного полотенца, на котором они оба расположились.

И тогда Владимир Евгеньевич, успокоившись, постепенно нащупал удобный для себя темп. Удивительно, но уже давно вроде бы забытая техника движений сбоев не давала, природный навык восстановился быстро и сработал безотказно.

Теоретически Дерябин понимал: следовало бы доставить партнерше, да и себе удовольствие, максимально продлив соитие, но то, что с такой силой в последние часы возбуждало и давило Владимира Евгеньевича, имело особое мнение на сей счет и выплеснулось из него в считанные секунды.

— Ну все, что ли? — скучным голосом осведомилась Ирина.

— Угу, — буркнул он. — Извини, что так быстро.

— Я, скорее, скажу тебе за это «спасибо». Давай сваливай с меня.

Владимир Евгеньевич, тяжело пыхтя, поднялся и направился к реке — совершать обряд омовения. Ирина последовала вслед за ним с той же целью.

— Тебя как зовут-то, док? — неожиданно спросила она.

— Владимир Евгеньевич, можно просто Владимир.

— Вован, короче. Ну вот что, Вован, — объявила она, выходя из реки, — побаловались, теперь делом надо заняться.

— Каким делом? — насторожился Дерябин.

— Это дело называется убийством, или, по-современному, мочиловом, — назидательно пояснила девушка.

— И кого же ты собираешься убить? — Он попытался придать своему вопросу иронический тон, но уже почему-то нисколько не сомневался: все, что Ирина Долинская рассказывала ему о своих подвигах, — полная правда, а ее намерение совершить убийство — совершенно серьезное.

— Кого? — переспросила она и легонько, как игривая любовница, шлепнула ладошкой по его голой заднице. — Да, в общем-то, без разницы. Можно даже прямо здесь, не отходя от кассы, — добавила Ирина и весело, задорно рассмеялась, доставая из своей сумки «вальтер».

Глава одиннадцатая

Ольга, конечно, приютила и приветила меня, но как-то без особой радости. Впрочем, я понимал ее настроение. Квартира ее напоминала магазин или склад — шла распродажа всего и вся. А потому по жилплощади постоянно шастали разнообразные покупатели.

— Как это копия?! — эмоционально препиралась Ольга с очередным клиентом. — Настоящий Саврасов. Вот у меня и сертификат из художественного салона есть. А сейчас русские художники в моде. За их картины на последнем «Сотбисе» по миллиону долларов давали!

Клиент в ответ на ее слова скептически крутил головой:

— Этот ваш сертификат поддельный, как и сама картина. А тот художественный салон, что сертификат выдавал, давно уже прикрыт, причем именно за мошенничество.

— Отделала одну комнату в русском стиле, — плакалась она мне потом в жилетку, — не одну сотню тысяч баксов вложила. Думала теперь отобью хоть половину. Но самое ценное — картины, буквально все оказались дешевыми копиями. Вся надежда на мебель ручной работы. Она-то уж точно по моему заказу делалась.

— Грубая, аляповатая работа, — чуть позднее оценивал эту ее мебель потенциальный покупатель. — Не краснодеревщик делал, и даже не столяр. Скорее, плотник. Художественной ценности этот гарнитур вообще никакой не представляет. Ценность только хозяйственная — тарелки с кастрюлями туда ставить.

И очередной поток слез вперемежку с бранью моей подруги.

В конце концов стало вполне очевидно, что сейчас, а может быть, и в ближайшие два-три дня Ольге будет не до меня, и надо заняться собственными делами.

А дела мои, надо признаться, были совсем дрянными. Я так думаю, что похуже, чем у Ольги.

Совершенно ясно, что теперь я в официальном розыске. Меня, конечно, и раньше разыскивали в качестве неведомого киллера с видеопленки, но сейчас, после «налета» на дачу Вельтмана, моя персона полностью идентифицирована.

Может быть, олигарх предпочел бы и не обращаться в милицию — он бы с большим удовольствием расправился со мной самолично, тем более что разыскать меня у его службы безопасности возможностей не меньше, чем у ментов. Но прокуратура, в связи с убийством его дочери и вероятной гибели Бориса и его людей (или тяжких телесных повреждений, полученных ими), просто вынуждена будет открыть дело.