Пожилая дама в Голландии

– Тот юноша сделал себе укол здесь, в кафе?

– В туалете, они обычно там это делают. Он, скорее всего, купил наркотик незадолго до этого, может быть, здесь же, в кафе. Хорошо хоть, что при нем были документы. Я всем назвал его имя, фамилию и причину смерти. Я сказал также, что доза, которую он ввел себе, могла быть больше, чем та, какую указал ему продавец, поэтому для пользы тех, кто может у того же самого продавца купить чрезмерную дозу, я попросил: если кто-то случайно заметил, с кем встречался погибший, пусть сообщит мне. Я дал номера своего служебного и домашнего телефона и сказал, что по этому вопросу мне можно звонить даже ночью. Достаточно самой информации, абонент может не называть свою фамилию. Может быть, кто-то из его приятелей или девушек отважится и позвонит, но шанс один из ста тысяч. Более того, если они знают, у кого он купил, то и сами купят у этого торговца, но впрыснут себе сначала чуточку меньше. Когда вы ко мне подошли, я сильно удивился, потому что никто из тех, кто порой дает нам какую-то информацию, не делает это публично. А оказалось, что информация нужна вам. Надеюсь, я дал исчерпывающую, не так ли?

– Да, даже слишком… Чудовищно! А я, когда поднялся шум и когда увидела, что столько людей смотрят в глубь зала, подумала: видно, пришел кто-то очень известный, какая-нибудь актриса или знаменитый спортсмен. Если бы меня не заинтриговало ваше выступление, я бы ушла отсюда, ничего не зная, а точнее, зная только со слов официантки, что какому-то парню стало плохо.

– Я, к сожалению, как полицейский, не могу приукрасить правду.

Я извинилась перед толстяком из полиции за то, что отняла у него время, и вернулась к столику за сумками.

Стрелки часов приближались к трем. До Плац-1944 было приличное расстояние, и мне следовало поторопиться. Вес моих сумок не уменьшился, но теперь я его почти не чувствовала. Я была не только взволнована смертью молодого наркомана, но и перепугана тем, что вытекало из сопоставления информации толстяка и официантки. Высокий голландец вышел из кафе до прибытия полиции. Наверняка он торговец наркотиками! У меня не оставалось больше ни малейших сомнений на этот счет. Он потому и прислушивался, что хотел понять, о чем говорят за соседним столиком. Даже я заметила, что их разговор ненормален. Оказывается, они ждали дружка, который вышел в туалет и долго не возвращался, что заставило их забеспокоиться. Нервничая, они обменивались по этому поводу замечаниями, пока приятель девушек не встал и не пошел в туалет узнать, в чем дело. Вернувшись, он сказал о «золотом выстреле», и вся троица тут же улетучилась, зная, что сейчас явится полиция. Мой голландец из их разговора все понял и тоже улизнул через полминуты после них. Откуда он внезапно появился в этом молодежном кафе, куда я попала случайно, чтобы отдохнуть от тяжелых сумок? Действительно ли он пришел позже, чем я? Или в тот момент, когда я пришла, он продавал в туалете молодому наркоману «пушку», которая убила его?

До сих пор непосредственных продавцов наркотиков я представляла себе как неопрятных типов. Оказалось, что они могут выглядеть вполне респектабельно. Мне неясно было только, зачем он так усиленно искал со мной встреч. Встречи в магазине, у школы, поездки на рынок, в лес, нынешний разговор и предложение подвезти… Наверняка не для того, чтобы сделать из меня клиентку, которой он мог бы продавать героин, как утверждал мой ребенок. Ведь он знал, что я скоро уеду отсюда. Тогда зачем? А может, он не занимается непосредственно продажей? Но если он не продавец, то есть не низшее звено в цепи, то еще хуже. Значит, он один из главарей в преступной иерархии.

Его бегство из кафе перед приходом полиции (иначе это нельзя назвать) с очевидностью доказывает, что на боксерском матче в N. его соседство с ТЕМ не было случайным. Может, он надеялся уговорить меня заняться контрабандой наркотиками? После ликвидации Голень, в которой они обманулись, потребовался еще кто-то для выполнения заданий. Пребывание Войтека в Голландии должно продлиться еще больше года. Мать может навещать сына, и мои приезды не привлекут внимания полиции. Наверняка они выяснили, где работает Войтек и как долго он здесь пробудет.

Может быть, толстяку из полиции надо было сказать о внезапном уходе этой троицы? Но ведь я не смогла бы даже описать их внешность, а полицейский и без того знал, что парень был в кафе не один. Именно поэтому он и сказал всем присутствующим то, что сказал.

А не следует ли мне в полиции высказать свои подозрения о высоком голландце и вообще рассказать о событиях у канала, историю со шляпкой от дождя? Но все эти факты не могли быть никем и ничем подтверждены. Все выглядело настолько неправдоподобно, что меня легко могли принять за фантазерку, которая выдумала явный вздор и пытается им заинтересовать полицию. Они ведь часто имеют дело с ложными доносами. Если бы у меня было хоть одно неопровержимое доказательство!.. Если бы я знала хотя бы, из какого дома был вынесен тот пакет с мусором, это могло бы стать зацепкой для полиции, а может, они рискнули бы провести обыск в доме. И я, вместо того чтобы выворачиваться наизнанку в поисках убийц, занялась бы уборкой и готовкой.

До сих пор в глубине души я верила в счастливый случай, который мне поможет. Ведь именно случайно я стала свидетельницей сцены у канала. Однако случаи, если они происходят, то крайне редко, как сказал высокий голландец, и сказал правду.

Я была слишком подавлена событиями в кафе в N., чтобы вечером по возвращении Войтека и Эльжбеты не рассказать им о смерти молодого наркомана. О том, что «У Анзельма» я встретила высокого голландца, я, разумеется, не промолвила ни слова. Когда я, рассказывая о «золотом выстреле», стала объяснять его суть, Войтек не выдержал:

– От кого ты узнала все эти подробности? Не от твоего ли голландского поклонника?

– Нет у меня никакого голландского поклонника! – вспылила я.

– Ну, тот, который помогает тебе делать покупки.

– Никто мне ни в каких покупках уже не помогает!

– Этот тип уже понял, что ты не мешок с деньгами? Он не грешит сообразительностью, если не докумекал до этого сразу.

– Я очень плохо тебя воспитывала, – сказала я убежденно.

В гостиную вбежал Крысь и услышал последнюю фразу.

– Почему ты говоришь, что плохо воспитывала моего папочку?

– Потому что не била его, – объяснила я.

– Детей не бьют! – запротестовал Крысь.

– Конечно, нет! – счел необходимым вмешаться его отец, выразительно глядя на меня. – Бабушка имела в виду шлепки.

– Значит, она тебе не шлепала, когда ты был маленьким, а сам ты вчера нашлепал меня, потому что я не хотел убрать игрушки!

– Твой папа хочет тебя хорошо воспитать, у тебя умный папа, – быстро заверил его Войтек.

Я издала нечленораздельный звук, выражающий мое мнение о папочке Крыся. Крысь не обратил на это внимание, а захотел узнать, умная ли у него мама.

– Разумеется! – поспешно подтвердила я.

Он, однако, был любознательным и не удовлетворился этим ответом.

– Почему ты так думаешь?

– Ну, хотя бы потому, что она вышла замуж за твоего папу, – снова избавил меня от ответа Войтек. – Если бы она была глупой, то не вышла бы. И перестань надоедать вопросами, как маленький ребенок. Можешь сейчас поиграть в «Китайчонка». [5]

Предложение было слишком заманчивым, чтобы Крысь захотел спрашивать еще что-нибудь.

Открытие, что высокий голландец является членом банды торговцев наркотиками, не давало мне покоя. Как будто мало мне было того открытия, что по соседству живет один из убийц Янины Голень! А может, мое знакомство с высоким голландцем не было случайным! Может, ему приказали не спускать с меня глаз?

Во всем случившемся было только одно утешение: высокий голландец должен сейчас хорошо понимать, что я обо всем догадалась, что своим бегством из кафе он разоблачил себя передо мной. Значит, он больше не будет пытаться встретиться со мной.