Девять месяцев до убийства

«Ну ты и злодей, Эннис», — подумал Эллери.

Крампу не удалось проводить Эллери к выходу. Правда, он двинулся было британским строевым шагом в том направлении, всем своим видом демонстрируя, что сделает это, но Эллери остановил его уже шагов через десять.

— Прежде чем уйти, мне хотелось бы поговорить с мистером Эннисом. Он на месте?

— Я могу посмотреть, сэр.

По тому, как это было сказано, Эллери вдруг понял, что дворецкий нашел эту идею блестящей.

— Будьте добры.

Значит, Крампу было известно о связи Вирджинии и Энниса, и он ее не одобрял. Нет людей более щепетильных, чем старомодные слуги с дворецким во главе.

— Мистер Эннис велел передать, что он слишком занят, сэр.

— Какое совпадение, тоже слишком занят. Так что мы сможем заняться вместе. Как к нему пройти, Крамп?

— Мистер Эннис просил передать, сэр… — На этот раз тон Крампа выражал сожаление.

— Всю вину я возьму на себя, Крамп. Где он?

— Благодарю вас, сэр. Прошу сюда, мистер Квин.

С нескрываемым удовольствием он провел Эллери в «логово» Нино Импортуны. Там, в кресле своего покойного шефа, за столом Медичи, восседал негодяй личный секретарь, погрузившись в различные документы. Оторвав глаза от бумажек, Питер Эннис поглядел на них с явным раздражением.

— Я велел Крампу передать вам, что я слишком занят, чтобы принять вас, Квин. У меня просто нет времени толочь воду в ступе, все равно ничего нового мы не добьемся. Крамп, я буду вынужден сообщить миссис Им-портуне, что вы не исполняете своих обязанностей.

— И в результате накажете невиновного, — сказал Эллери с необычайной любезностью. — Крамп как истинный англичанин исполнял свой долг. Я прорвался к вам, только применив грубую силу. Вы разрешите мне сесть? Ведь наш разговор продлится некоторое время. Нет? У меня такое ощущение, что вы не особенно хотите говорить со мной.

— Хорошо, — сказал Эннис и пожал плечами. — Я вовсе не собираюсь уступать вам, Квин. И если я согласен поговорить, то только для того, чтобы поскорей избавиться от вас.

Эллери сел в кресло для посетителей, украшенное глубокой резьбой, и тут же пожалел об этом.

— Тот, кто купил это кресло, должно быть, сохранил в себе дух инквизиции. Полагаю, это был Импортуна. Раз уж речь зашла о нем, скажите, у него был друг молодости, который позднее стал членом Верховного суда США?

— Может и был, но Импортуна мне никогда о нем не рассказывал.

— Тогда поставлю вопрос иначе: Импортуна когда-либо связывался с членом Верховного суда — по телефону, телеграфу, как угодно, хоть голубиной почтой?

— Насколько мне известно, нет.

— А получал ли он когда-либо письма от члена Верховного суда?

Питер усмехнулся.

— Вам не откажешь в настойчивости. Нет, ни о чем таком я не знаю. А что там случилось с этим судьей?

— Играл ли Импортуна в молодости в бейсбол за полупрофессиональную команду?

Губы Питера еще сильнее растянулись в усмешке.

— В бейсбол? Нино Импортуна? Если б вы его знали близко, Квин, вы бы поняли, насколько смешной вопрос задаете.,

— Смешной или нет, а вы на него не ответили.

— Он упустил возможность посвятить меня в столь ужасный грех молодости. И среди его бумаг я что-то не находил ничего, указывающего на этот факт. — Усмешка исчезла. — Вы что, серьезно?

— Бингхэмптон, штат Нью-Йорк. Вам это о чем-нибудь говорит?

— В связи с Импортуной? Бингхэмптон? Ни о чем не говорит.

— Владеет ли… владел ли он ранчо в Палм Спрингс, штат Калифорния?

— Владеет… владел.

— В самом деле? Может, я в конце концов все-таки напал на след?

Эллери подался вперед.

— На ранчо есть площадка для гольфа?

— Площадка для гольфа? Бог мой, да кто вам рассказал такое?

— Есть или нет на ранчо в Палм Спрингс площадка для гольфа?

— Можете оторвать мне голову, но вам от этого легче не станет. Импортуне так же не могло прийти на ум поиграть в гольф, как добропорядочной матери семейства записаться в герлскауты и уйти в поход. Он считал гольф преступной тратой времени. Нет, у Нино не было площадки для гольфа: ни в Палм Спрингс, ни еще где-либо. У него никогда не было даже клюшки для гольфа. Да он, наверное, и не знал, как играют в этот гольф.

Эллери схватил себя за нос и дернул, чтобы болью заглушить разочарование.

— Среди вещей Нино не попадалась ли вам случайно девятихвостая кошка?

— Что-что?

— Девятихвостая кошка. Плетка, проще говоря. Нам намекнули, что Нино Импортуна любил ею пользоваться. Что вы на это скажете, господин личный секретарь?

Питер вскинул голову.

— Заверяю вас, что отношения наши не были столь близкими, чтобы я мог вам что-нибудь сказать на этот счет.

Питер расхохотался, откинувшись в кресле.

Потом он вдруг перестал смеяться.

— А если вы имеете в виду интимную сферу его жизни, то обращаетесь не по адресу. Тут лучше было бы обратиться прямо к его жене. Но я надеюсь — собственно, я даже уверен в том, что она просто плюнет вам в физиономию.

— Я только что говорил с миссис Импортуна, и между прочим она сказала, что ее супружеская жизнь не так уж…

— Я не стану рассуждать с вами о вещах, которые меня не касаются, — высокомерно ответил Питер. — И вас не касаются тоже.

— Был ли Импортуна любителем женщин? Уж об этом-то вы наверняка знаете.

— Любителем женщин? Но ведь он же был имп… — Питер в ужасе замолчал.

— Импотентом?.. — мягко спросил Эллери.

— Мне не стоило это выбалтывать! Это касается только миссис Импортуна и никого больше. Пожалуйста, забудьте о том, что я вам сказал. Хотя, конечно, вы не забудете.

— Разумеется, не забуду. Откуда вы знаете, что мистер Импортуна был импотентом? Он что, сам вам рассказал?

— Нет, ни один мужчина не скажет об этом другому, тем более если тот моложе его. А уж такой маленький Наполеон, как Нино Импортуна, и подавно.

— Значит, вы узнали об этом от его жены. Верно?

— Я больше ни слова не скажу.

Эллери тут же любезно переменил тему беседы.

— У меня еще есть вопрос, ответ на который никак не обременит вашу совесть. Заказывал ли Импортуна кому-нибудь скульптуры девяти муз для своей виллы в Лугано? И вообще, есть ли у него вилла в Лугано?

— Вилла есть. Но о заказе на скульптуры я ничего не знаю. Хотя именно я должен был бы знать, потому что как раз в мои обязанности входило бы заниматься этим проектом. Ни одного попадания, Квин. Все в «молоко». Вы что, действительно хотите продолжать эту игру?

— Я начинаю думать, что кто-то нарушает правила этой игры, — проворчал Эллери. — Еще один вопрос, Эннис, и я оставлю вас в покое. Импортуна любил карты? Я имею в виду покер, бридж, канасту — словом, какую-нибудь карточную игру?

— Его абсолютно не интересовали карты и вообще азартные игры. Только игра на бирже. Но когда он играл там, это было скорее искусство, чем ставка на случай.

— А как насчет гадания на картах?

— Нет, положительно, вас кто-то сегодня попотчевал ЛСД. Нино Импортуна не гадал насчет своего будущего— он предпочитал делать его своими руками.

— Кто такой мистер Е?

— А вы резвый молодой человек, Квин, — посетовал Эннис. — Мистер Е? Сейчас, когда империя Импортуна рушится, я могу вам сказать об этом. Мистер Е был его личным экспертом по вопросам рынка — своего рода экономическим шпионом. Когда босс интересовался каким-нибудь новым предприятием, когда чувствовал, что оно на подъеме или ему грозит спад и его можно купить по дешевке— короче, при каждой многообещающей сделке, — он предварительно отправлял мистера Е прозондировать почву. Мистер Е практически жил в самолетах, причем даже верблюды не являются для него непривычным видом транспорта. Свои сообщения он всегда присылал мистеру Импортуне лично и никому больше: ни Джулио, ни Марко.

— Как его зовут на самом деле, ведь он же не просто мистер Е?

— Нет. Е — это только первая буква. Но больше я совершенно ничего не знаю. Мистер Импортуна никогда не выдавал его имени, и он не значится ни в каком списке сотрудников. По работе я ни разу с ним не сталкивался, за исключением тех случаев, когда мне поручалось организовать его встречу с шефом.