Нешкольный дневник

Меня вдруг охватил панический ужас. Такого не было даже тогда, когда тот садист глядел на меня в ту минуту, как я вляпалась в кровь под траходромом. Пот на лбу, ватные ноги, даже сейчас, когда прошло уже несколько часов, я не чувствую ни стула под собой, ни ног. Но я переборола себя, сказала:

— Мне нужен дежурный по отделению.

— Я дежурный. Я, между прочим, не только по отделению, я по твоей жизни дежурный. Установлен факт убийства, вы можете по этому делу проходить.

Меня как иглой прошило. Слава богу, он отложил тетрадь, потому что не знаю, что я в следующий момент сказала и сделала бы, если бы дневник в его руках оставался — небрежно раскрытый, половина страниц скручена трубочкой.

— Да мы-то тут при чем? — проговорила я. — Меня саму чуть не убили. На труп, между прочим, я и навела. Мне домой надо, товарищ лейтенант, — сменила я тон на просительный. — В конце концов, вы всегда нас вызвать сможете для дачи показаний. Мы же сами пострадали от этих кавказцев, моя подруга в больницу попала.

— Проститутка твоя подруга, — сказал он.

— А проститутка что, не человек, что ли? Когда какая-нибудь безмозглая корова, выпершаяся наконец из института после пятилетнего мучения, поступает на работу уборщицей, все ее жалеют: ах, какая жизнь у нее тяжелая, жизнь ее уборщицей работать заставила! Ах-ах. А если меня жизнь заставила стать — не уборщицей, конечно, — так тут же я не человек

— Да че ты мне там паришь, телка? — спокойно сказал он. — Сиди спокойно, придет майор Чернов, разберется.

— Действительно, — сказала я. — Чего я вам парю, товарищ лейтенант? Я вообще непонятно чем тут занимаюсь. Как сказал бы один мой знакомый Миша, он врач: margaritas ante porcos.

— Лекарство от триппера, что ли, такое? — хмыкнул он.

— Нет, латинское изречение, очень подходящее к нашему с вами общению. Я вам говорю, вы меня не понимаете, вот и получается: margaritas ante porcos, в переводе, — я чуть помедлила, — «говорить не по делу». (В действительности же латинское изречение, приведенное Катей, переводится как «метать бисер перед свиньями»; лейтенант наверняка обиделся бы. — Изд.)

— Во-во. Не по делу ты метелишь, подруга. А вы, гражданин сутенер, угомонитесь! — рявкнул он на Фила, который тоскливо ковырял ногтем отваливающуюся штукатурку на стене, пиная при этом заснувшего у его ног алкаша. — А то будете ремонт здания делать за свой счет!

И он снова открыл мой дневник. Наверно, для него это было чем-то вроде разгадывания кроссвордов, скоротать скучное дежурство.

Я не выдержала:

— Това-арищ лейтена-ант!..

Он выпучился на меня. Я сказала это самым зазывным тоном.

— Товарищ лейтенант, вы в самом деле дежурный? А то я хотела бы решить с вами одну маленькую дамскую проблему. Дело в том, что у меня в сумочке… — И я начала грузить его про прокладки и тяжелые периоды в жизни каждой женщины, так назойливо рекламируемые по телевизору. Лейтенантик, кажется, смутился. Не такой уж он прожженный, каким себя строил.

В туалете, куда он меня проконвоировал, я расколола его в два счета. Ему было лет двадцать или чуть больше, мой ровесник, и он в самом деле мог отпустить нас без всякого майора Чернова — исключительно на свое усмотрение. Я выбила из него нужное усмотрение быстро и оперативно. До сих пор отплеваться не могу, чуть рот не лопнул. На безбабном пайке их там, в ментовке, держат, что ли? Хотя нет, этому лейтенантику, наверно, просто не дают. За спесь, за прыщи, за рыжие волосы, за выпяченную габсбургскую губу. Когда я делала ему минет, я была далеко-далеко от всего этого: мне казалось, что стены туалета пульсируют, как большое сердце, а дракониха Рико, распаляясь, жжет, жжет кожу, как будто снова татуировальной иглой входит в мои поры. Было больно, кололо в спине. Нет, не к месячным. Привкус крови. Diyxo бухает в груди. Не знаю, чтоэто. Я одолела этого лейтенантика, но честное слово — если бы я была одна, не сидели бы в «обезьяннике» Фил и Ира — сжала бы я зубы, и будь <не дописаноУ

Выпустили, конечно. Выпученные глаза Ароновны. Фил, конечно, будет с ней разбираться, в чем дело и отчего допускают такие попадосы, а мне как-то по барабану. Я спокойна, как вымерший динозавр.

Жду Романа.

20 апреля 200… г.

Роман сказал мне, что скоро все уладит и, наверно, можно начинать оформлять загранпаспорта. У меня у самой есть небольшие сбережения, тысячи три долларов, но это, конечно, немного. Недостаточно. С другой стороны, я думаю, что мне грех жаловаться на жизнь, хотя она, жизнь, сильно меня била и ломала, но ведь не всякая простая саратовская девушка, у которой максимум перспектив — закончить вуз, выйти замуж, приклеиться к более или менее денежному месту, а также время от времени утопать в пеленочках, ползунках и памперсах, так вот, не всякая простая саратовская девушка может рассчитывать на ПМЖ в Москве (все-таки я тут уже почти четыре года и какую-никакую пусть фиктивную, но прописку имею) и тысячу-пол-торы долларов ежемесячно. Бывает и намного больше. Намного… Правда — и меньше too. И, как ни крути, есть перспективы выехать за границу с — не знаю, как это сказать, не с любимым, но, наверно, все-таки — дорогим человеком. Он сказал, что достаточно на нас двоих грязи и что пора рвать маки на полях Монмартра.

О маках: беспокоит меня то, что Фил как-то раз назвал зарождающейся полинаркоманией. Говорит, что скоро могу перевалить через порог, из-за которого нет возврата. Помпезно и глупо. Фил, который с двадцати лет сидит на наркоте, да еще при этом и бухает, смешит меня, когда начинает заниматься морализаторством. Напоминает обкуренную лошадь из анекдота. Ничего, прорвемся.

Роман сказал, что на улаживание его дел ему нужно ровно две недели. Считаю: сегодня двадцатое апреля, пятница, следующая пятница — двадцать седьмое. Значит, четвертое мая. Я могу заказывать билеты на пятое? Да, можешь.

Он так сказал. Добавил только, что о билетах могу не беспокоиться, это совершенно не мое дело, что он сам все превосходно уладит.

Сколько я от мужиков зла приняла, а тут снова, как девочка, верю.

22 апреля 200… г.

Давала показания по делу о боулинг-клубе. Ничего страшного, думала, будет острее.

Откровенно говоря, давно уже не была трезвой, зато «несовременные» запасы Фила Грека, то есть морфий, закончились, на кокс жалко денег, коплю на <нрзб> да и Роман говорит, что не стоит. Время капает расплавленной свечкой. Жду четвертого мая. Это как мать-героиня и отец-«героин», родив трех детей, слышат вопли советской общественности: «Даешь четвертого! Догоним и перегоним! Чет-вер-то-го!»

Четвертого.

25 апреля 200.. г.

Ароновна уже не смотрит зверем. Клиентура довольна. Вчера выезжала к племяннику *** (приведена фамилия известного бизнесмена, которого многие причисляют к олигархам. — Изд.), или, быть может, врет. Сейчас многие рады примазаться к фамилиям, вроде этого племянника, или кто он там. Наглый — жуть. Я ему минет делаю, Ирка с Милкой стриптиз танцуют на краю бассейна, а он пиво пьет, футбол смотрит да по телефону базарит. Говорит — с Лондоном. Трепался действительно по-английски, но так, дрянной у него essential English, с вологодским таким акцентом. Потом звонил в Париж.

В Париж

Вот через этого напыщенного товарища я сделала себе загранпаспорт. Я никогда за границей не была, так что у меня нет загранпаспорта. Его вроде как около месяца нужно оформлять, а этот тип сказал, что через сутки все будет. Сделает. Я же ему делаю…

Билеты на пятое. Роман заказал их. Я сама видела: два билета в Париж. В руки он мне их не давал, говорил: сглазишь. Точнее, на четвертое, но фактически на пятое, рейс отправляется ироде как за три минуты до полуночи всего.

26 апреля 200… г.

26 апреля

26 апреля — да-а-а-а!!!