Правило двух минут

Он открыл конверт, где хранил свою постоянно пополнявшуюся коллекцию газетных статей и документов, и вытряхнул из него толстую пачку бумаги.

— У вас была возможность подробно ознакомиться со случившимся? — спросил он.

— Да. Я читала все, что появлялось в «Таймс». Могу я говорить начистоту?

— Именно этого я и хочу — узнать ваше мнение.

Поллард откинулась на стуле, сплетя пальцы на колене; на языке тела это должно было означать, что она собирается покончить со всей историей как можно скорее. Холмену захотелось, чтобы она сняла темные очки.

— Хорошо. Начнем с Хуареса. Вы пересказали свой разговор с Марией Хуарес. Вы сомневаетесь, что Хуарес мог покончить с собой после совершения убийства?

— Именно. Представьте себе парня с женой и маленьким ребенком — зачем ему так поступать?

— Если бы я стала строить догадки — а это все, чем я могу заниматься, — то сказала бы, что Хуарес был вспыльчивым и раздражительным, подверженным разного рода причудам, возможно, увлекался наркотиками. Парни вроде него всегда принимают хорошую дозу, прежде чем спустить курок. Наркотики могли способствовать развитию паранойи или нервному срыву, что и привело к самоубийству.

Холмен уже думал об этом.

— Результаты вскрытия это подтверждают? — спросил он.

— Ну да…

— Вы могли бы достать отчет о вскрытии?

Холмен заметил, что черты ее лица ожесточились. Он велел себя впредь держаться осторожнее.

— Нет, я не могу достать отчет. Я просто предлагаю вам приемлемое объяснение, базирующееся на личном опыте. Вас тревожило самоубийство, вот я и привожу пример того, почему это могло случиться.

— Вам, наверное, известно, что я просил полицию о разговоре со следователем, но мне отказали.

Поза ее стала еще напряженнее.

— У полиции есть официальные предписания, например сохранение права на частную жизнь. Если бы они допустили вас до своих материалов, их преследовали бы по закону.

Холмен стал рыться в бумагах, пока не нашел то, что искал. Он развернул лист так, чтобы Поллард могла видеть.

— В газете поместили схему места преступления. Видите расположение тел относительно машины? Я отправился посмотреть…

— Вы что, спускались туда?

— Ну, когда я занимался угоном машин — это было еще до банков, — мне пришлось провести там немало времени. Голая, ровная поверхность — иначе не скажешь. По обеим сторонам канала — сплошной бетон, огромные пустые пространства, похожие на стоянки. Туда можно попасть только с помощью специальной техники.

Поллард наклонилась, сверяясь с картой.

— Хорошо. К чему вы клоните?

— Спуск идет вдоль набережной, на виду у припарковавшихся офицеров. Видите? Стрелок должен был спуститься по этому пандусу, но тогда бы они его заметили.

— Убийство произошло в час ночи. Темно. К тому же здесь, возможно, нарушен масштаб.

Холмен взял вторую карту.

— В том-то и дело, что нет, а этот план я вообще нарисовал лично. Спуск куда лучше заметен из-под моста, чем показано в газете. И еще одно: наверху что-то вроде ворот, видите? Преступнику пришлось бы перелезать через изгородь или взламывать замок. В любом случае грохот стоял бы адский.

Холмен следил за тем, как Поллард сравнивает оба рисунка. Казалось, она задумалась, а это само по себе было хорошим признаком. Ее заинтересованность означала, что она мало-помалу вникает в дело. Но в конце концов она выпрямилась и пожала плечами.

— Офицеры не заперли ворота.

— Я спрашивал копов, в каком виде они обнаружили ворота, но они не стали мне отвечать. Не думаю, что Ричи и его друзья оставили бы их нараспашку. Всегда есть шанс, что это заметит патруль, тогда неприятностей не оберешься. Мы всегда закрывали ворота и обматывали их цепью. Готов поспорить, что Ричи с ребятами поступили так же.

Поллард откинулась на спинку стула.

— Значит, когда вы занимались угоном машин… — протянула она.

Холмен готовил наживку и считал, что пока все идет прекрасно. Поллард следовала цепочке его умозаключений, даже не догадываясь, куда она ведет. Холмен приободрился.

— Если ворота были заперты, — продолжил он, — стрелку́ пришлось бы открыть их или пойти в обход, а значит, поднять шум. Я знаю, ребята выпивали, но у них на всех была одна упаковка из шести бутылок. Шесть бутылок пива на четверых взрослых мужчин — вы считаете, они напились? Если, как вы предполагаете, Хуарес находился под кайфом — неужели он мог не нашуметь? Офицеры услышали бы его приближение.

— К чему вы клоните, Холмен? Думаете, Хуарес никого не убивал?

— Я хочу сказать — неважно, слышали офицеры шум или нет. Думаю, они знали стрелка.

Теперь Поллард скрестила руки на груди — знак самообороны. Холмен понимал, что теряет ее доверие, но он ждал, держа наживку наготове, а дальше останется только наблюдать, клюнет она или нет.

— Вы слышали о двух налетчиках — Марченко и Парсонсе? — спросил он.

Холмен подметил, как она напряглась, застыла, и понял, что наконец-то по-настоящему заинтересовал ее. Теперь уже не казалось, будто она убивает время, выжидая момента, чтобы смыться. Она сняла очки. Он увидел, что кожа у нее вокруг глаз покрылась морщинками. Она здорово изменилась с момента их последней встречи, и за маской федерального агента появилось что-то новое, но он не мог точно определить, что именно.

— Да, слышала, — ответила Поллард. — И что?

Холмен разложил перед ней нарисованную Ричи карту, где были отмечены все ограбления.

— План нарисовал мой сын. Его жена, Лиз, сделала для меня копию.

— Это схема их грабежей.

— В ту ночь Ричи позвонил Фаулер, и он сорвался с места по его звонку. Он собирался поговорить с Фаулером о Марченко и Парсонсе.

— Марченко и Парсонс мертвы. Их дело закрыто три месяца назад.

Холмен сгреб статьи и заметки, которые нашел на столе Ричи, и разложил их перед Поллард.

— Ричи сказал жене, что они работают именно над этим. Дома у него весь стол завален материалами. Я спросил полицию, чем занимался Ричи. Пытался встретиться с детективами, которые расследовали дело Марченко, но они не захотели со мной разговаривать. Они ответили мне то же, что и вы: дело закрыто. Но Ричи сказал жене, что собирается обсудить это с Фаулером, и вот он мертв.

Холмен следил за тем, как Поллард перелистывает страницы. За тем, как шевелятся ее губы. Наконец она взглянула на него, и Холмен подумал, что для такой молодой женщины у нее слишком много морщин вокруг глаз.

— Не совсем понимаю, чего вы от меня хотите, — сказала она.

— Хочу знать, почему Ричи работал над закрытым делом. Хочу знать, как Хуарес был связан с парочкой налетчиков. Хочу знать, почему мой сын и его друзья подпустили кого-то так близко, что он буквально расстрелял их в упор. Хочу знать, кто их убил, наконец.

Поллард внимательно посмотрела на него, и Холмен ответил ей тем же. Он постарался, чтобы в его взгляде не читалась враждебность или гнев. Это он держал внутри себя. Поллард облизнула губы.

— Думаю, я могу сделать пару звонков. Мне даже хочется их сделать.

Холмен сложил все бумаги обратно в конверт и написал на нем номер своего сотового.

— Здесь все, что я нашел по Марченко и Парсонсу, плюс то, что писали в «Таймс» о гибели Ричи, и еще кое-какие материалы из его дома. Я снял копии. Тут номер моего сотового, на всякий случай.

Она глядела на конверт, не дотрагиваясь до него. Холмен чувствовал, как она борется с решением, которое уже приняла.

— Я не рассчитываю, что вы будете заниматься этим бесплатно, агент Поллард. Я заплачу. Денег у меня не много, но мы могли бы составить смету или что-нибудь в этом роде.

Она снова облизнулась. Холмен не понимал ее замешательства, но в конце концов она покачала головой.

— Спасибо, такой необходимости нет. Это может занять пару дней, хотя мне нужно сделать всего несколько звонков.

Холмен кивнул. Сердце молотом стучало в груди, но он скрывал волнение, равно как и страх и гнев.

— Спасибо, агент Поллард. Я действительно очень благодарен вам.