Замок на гиблом месте. Забавы Танатоса

— Ну и что, франт, тусовщик и…

— Галь, что ты меня сбиваешь! Ну вот, Родион, оказывается, пришел заказать косметичку для своей сестры Олечки со знаком Зодиака Рыбы взамен утерянной. Хозяин салона вытаращил на него глаза и пробормотал что-то типа: «Ваша сестра сама вторую косметичку заказала. И что, опять потеряла? Может, вам для нее сумочку купить такого же образца. В ней есть отделение для косметики, и по размеру она больше, ее сложнее потерять». Тут уж выкатил свои зенки Родион: «Я у вас заказываю только вторую косметичку. Первый раз в марте к ее дню рождения и сейчас взамен утерянной».

А дальше, Галь, если ты стоишь, лучше присядь. Хозяин салона взял какой-то «талмуд», нашел запись. Среди клиентов оказалась Оля Хванская, заказавшая косметичку со знаком Рыб десять дней назад и выкупившая эту вещь шесть дней назад. Тут Родя заорал: «Она с отцом была или с теткой у вас?» Хозяин салона смутился, сказав, что она была одна, и при оплате у нее не хватило двадцати баксов. Родя стал красный как рак. Хозяин забормотал, мол, для постоянных клиентов скидками никаких двадцати баксов не нужно. А Родион, уже совсем забыв про этикет, завопил: «Моя сестра?! Не может быть! Ни по каким магазинам она одна не ездит!» А тот, тоже возмутившись, ответил, что машины на их стоянке не было, возможно, девушка приезжала на метро. Хозяин салона еще что-то пробубнил, но Родион уже выбежал как ошпаренный, не попрощавшись. А я чуть не свалилась с ящиков.

— Иришка, все сходится, девочки — близняшки! — воскликнула я. — Остальное потом. Жду твоего приезда!

Я тут же схватила схему. Там, где у меня неуверенной рукой проставлены связующие стрелки, зачеркнула один из вопросительных и поставила три восклицательных знака, Остальную корректировку схемы отложила на потом и побежала сообщить новость Агаше.

Спускаясь по лестнице, услышала звук мобильного в кармане своего халата. Видимо, машинально сунула его туда.

Выбежала на веранду, мобильный продолжал верещать, но я была уверена, что это Ирка хочет продолжить разговор, а мне не терпелось поделиться новостью с Агашей.

— Галюша, где-то телефон…

— Мне сейчас не до пустых разговоров с подружкой, я хочу вам кое-что сообщить… — И тут же я резко оборвала себя, вспомнив, что это может звонить Оля. Но, нажав кнопку включения, я услышала голос Гудкова. Не поздоровавшись, прокричала: — У меня теперь есть доказательства, что убитая девочка — близняшка Оли Хванской! Также из подозреваемых в убийстве можешь вычеркнуть Родиона!

— А откуда ты знаешь, что мы его подозревали?

— Я уже усвоила ментовскую логику. И не перебивай! Я знаю, кто перенес и зарыл труп! А еще у меня украли все мои наброски, и один — очень важный!

— Галечка, ты слишком возбуждена. Успокойся, дорогая. Хм, все-таки влезла в этот рассадник и расшевелила! А нам опять расхлебывать последствия твоего скоропалительного сыска. Я завтра приеду! Ты не против? Может, все же нам удастся побыть наедине…

— Милости просим! Тебя тут еще один труп дожидается!

— Галя, если это шутка юмора, то очень отдает чернухой. Дай, пожалуйста, трубку Агафье Тихоновне.

— Да сколько угодно! Только давай попрощаемся, мы завтра можем не встретиться. Я уезжаю в Козельск!

— Господи, да ты совсем с ума сошла! Передай трубку старушке! — проорал майор так, что я чуть не оглохла. И, разумеется, Агаша тоже услышала его вопль и взяла у меня из рук телефон.

Они разговаривали минут десять, а я пребывала в эйфории — как мы ловко «сделали» ментов!

Глава 9

Снилась мне всякая чертовщина: копченая рыба, которую я есть не стала, выпустила обратно в реку, очередь за елками — мне досталась самая маленькая, неказистая. Купила большого игрушечного Деда Мороза с огромным, черным, почему-то дурно пахнущим мешком и от отчаяния расплакалась, как ребенок.

Проснулась в слезах, за окном было еще темно. Проворчала: «Что за идиотские сны!» — й, перевернувшись на другой бок, снова заснула. Отчетливо увидела в окне смеющееся лицо Брони, ее губы, растянувшиеся в тонкую злую линию и обнажившие острые клыки. Потом ее лицо стало обрастать шерстью и превращаться в волчье. Я изо всех сил пыталась вытолкнуть оборотня из окна, наконец мне это удалось, и я захлопнула створку. Но тут услышала громкое мяуканье, и кот Фома человечьим голосом сказал: «Неправильно отдыхаете, никому нет покоя…» И стал уменьшаться в размерах, вскоре от него осталась одна черная точка. И, словно помехи на неисправном экране, замельтешили точки, штрихи, напоминающие азбуку морзе, выстукивающую SOS…

Я вскочила вся в испарине и тут же вздрогнула от внезапного хлопка. Это книга упала на пол. Я села на кровати; меня била дрожь, хотя в комнате даже при распахнутом окне было душно. Что же это такое! Лучше вообще не спать, чем такие кошмары видеть! Какая-то тревога заползла глубоко-глубоко и держала, не уходила.

Я встала, натыкаясь на стул, тумбочку, накинула халат, и тут мне показалось, что рядом кто-то ходит. Во дворе никого не может быть. Животные спят, Агаша тоже.

Пить хотелось — невмоготу, словно я той копченой рыбы объелась. Спуститься надо осторожно, чтобы не перебудить всех, выпить оставшийся на веранде холодный чай, заваренный травами, да покурить. Может, успокоюсь и еще часика два-три посплю.

И тут явственно что-то стукнуло, похоже, калитка. Но ведь я точно помню, как Агаша мне велела закрыть ее на задвижку. Что я и сделала. С ума сойти, неужто меня глючит?!

Я тихо спустилась по лестнице и крадучись прошла по горнице босиком, держа тапки в руках.

— Галюша, ты что встала, тебе плохо?

— Нет, все хорошо. Извините, что разбудила, отдыхайте. Я иду покурить и чайку холодного хлебнуть. Может, и вам принести?

— Нет, я уже попила, когда кота выпускала. Душно было, и он что-то сильно мяукал. А малыш спит без задних ног, то есть лап, набегался.

— A-а, так вы двери в сенцы открывали? А то мне что-то послышалось… Ну, хорошо. Если кот вернется, я его впущу обратно, не беспокойтесь.

— Ладно, Галюша, попросится — впусти. Но на воздухе Фома может проспать до утра.

Я села на лавку на веранде, выпила прохладного чайку и закурила. Фома где-то дрыхнет, забился в прохладное место. Я бы тоже здесь, на свежем воздухе обосновалась. Не снились бы кошмары да всякая чушь. Хм, кот человечьим голосом: «Неправильно отдыхаете»… Это единственно логичное из всего сумбура — очевидно, слова Агаши мне втемяшились. Вчера вечером после разговора с Гудковым она вдруг встревожилась. Даже сказала, что нужно отложить поездку в Козельск. Я спорить не стала, решила, что утром все обсудим. А сейчас и у меня не то настроение, беспокойство какое-то. Наверно, перебор впечатлений, вот психика и не справляется.

То ли глаза привыкли к темноте, то ли светать начало, но показалось, что калитка не закрыта. Черт возьми, что же это такое! Я точно помню, что закрывала на задвижку. Пойду все же проверю.

Затушив сигарету и взяв фонарик, я пошла по дорожке к калитке, через которую обычно бегаю к реке. Подойдя, посветила фонариком и глазам своим не поверила. Калитка, конечно, не настежь, но… приоткрыта.

Мне стало не по себе. Я, кажется, услышала удаляющиеся по берегу реки тяжелые шаги. Высунуться из калитки, пройти своей тропинкой к реке, признаться, духу не хватило. Совсем нервы сдали! Может, зря сюда приехали, ведь было какое-то предчувствие. Придиралась к названиям Разбиваевка, Чураевка… Видимо, мое подсознание что-то подсказывало.

Я заперла калитку и быстро вернулась на веранду. Утром спрошу: может, Агаша выходила перед сном взглянуть на реку и забыла закрыть?

Я поднялась наверх, решив поспать еще пару часиков. Завтра ребятишек встречать и в Козельск ехать — силы понадобятся. А уж если Гудков явится, то и вовсе — словесные баталии с ним потребуют лошадиного здоровья и крепких нервов. Что-то последнее время у нас с Пантелеймошей никакого консенсуса не получается. Ой, что это я, Гудков на дух не переносит собственное имя Пантелей, доставшееся ему от героического прадеда, участника чуть ли не Куликовской битвы. А уж мое уменьшительно-ласкательное к нему обращение — Пантелеймоша — и вовсе считает оскорблением. Все его близкое и не очень окружение, зная это, величает его только по фамилии или по званию. В крайнем случае по отчеству — Зосимович, тоже не очень-то благозвучному. Я однажды неудачно пошутила, мол, если у тебя будет сын, то по семейной традиции назови его в честь отца — Зосим. А дочь в память о своей тетушке — Марфушей. Так Гудков, накалившись докрасна, выдал мне трудно переводимый монолог. И, хлопнув дверью, аж на месяц пропал из поля зрения.