Могильщик кукол

Тем вечером Труда решила, что речь шла всего лишь об одной из обычных вспышек гнева, изредка случавшихся у сына. Но цирк еще оставался в деревне. Только в конце недели цирковые артисты освободили рыночную площадь. А до тех пор они бегали по улицам, звонили во все двери, показывали жителям деревни фотографии Алтеи Белаши и задавали вопросы, на которые не получали никаких ответов.

На Бахштрассе они также побывали. Молодой мужчина, выступавший гимнастом на трапеции, задачей которого в номере было ловить девушку, в четверг неожиданно оказался на кухне Труды прямо у нее за спиной. Ворота были не заперты. Труда испугалась, потому что Бен играл во дворе. Открытые ворота неизбежно манили мальчика к прогулке в деревню.

Не обращая внимания на мужчину, Труда помчалась во двор, и как раз вовремя. Бен уже широко распахнул ворота. Труда их закрыла, взяла сына за руку и потащила за собой на кухню. Оставшийся стоять у стола артист встретил Труду полным ожидания взглядом.

— Присядьте же, — рассеянно сказала Труда, как обычно подставив руки Бена под водопроводный кран и продолжая его ругать: — Не выбегать на улицу! Сколько раз я уже тебе говорила?

И совершенно выпустила из виду разделочный нож, оставленный в раковине, которым она резала на ужин савойскую капусту.

Артист вынул из нагрудного кармана фотографию, протянул ее Труде и пояснил, по какому вопросу он зашел. Труда вытерла руки о халат, взяла фотографию, бросила на нее взгляд и смущенно повертела, прежде чем положить на кухонный стол.

— Я слышала о пропаже девушки, — сказала она. — И очень вам сочувствую. Но действительно ничем не могу помочь. Девушку я видела только на представлении. В воскресенье. Возможно, вы нас запомнили. В цирке я была с сыном. Девушка разрешила ему прокатиться верхом на пони. Ему очень понравилось.

Во время разговора она показала глазами на Бена. Но не обратила внимания, что в руках у мальчика оказался нож.

Зато Бен заметил, как мать что-то положила на стол. Он с любопытством приблизился.

— Руки прочь, — сказала Труда, как только он схватил фотографию.

— Прекрасно делает, — радостно пробормотал Бен, сразу узнав знакомое лицо. И внезапно дикими прыжками понесся вокруг стола с фотографией, размахивая ножом в воздухе так, словно собираясь разрубить ее на куски.

Труда бросилась за Беном, схватила его, вырвала из рук нож и фотографию. Снова стала трясти его и ругать:

— Ты знаешь, что тебе запрещено брать ножи. После того, как ты порезался, и потом было столько крику.

Едва она его отпустила, Бен подпрыгнул к артисту, ударил его кулаком в живот и крикнул:

— Сволочь!

Затем упал на пол. Перед плитой оставалась лежать новая кукла. Мальчик быстро схватил ее, стал кататься с ней по полу из стороны в сторону, потом вскочил на ноги, ударил куклу кулаком по голове и снова выкрикнул:

— Сволочь! Холодно!

И стал дергать куклу за платье, пока в руке не оказался первый оторванный лоскут. Бен бросил его мужчине под ноги, вырвал кукле из туловища ногу и тоже швырнул ее на пол.

— Ах ты чертово отродье! — закричала Труда. — Зачем ты опять сломал куклу?

Потом Труда извинилась перед артистом:

— Порой он немного диковат. Но никому ничего плохого не сделает. Надеюсь, вам не больно?

— Нет, — ответил мужчина, забрал фотографию и поспешил попрощаться.

А Труда осталась стоять, где была. В ее мозгу прокручивались одна за другой сцены с самого начала, дополнившись приступом буйства сына на улице, ночью понедельника, испачканной пижамой и голосом Теи Крессманн, фальшиво сочувствующей Ренате Клой. И паника кипящей водой из котла перелилась через край, ошпарив Труду с головы до пят.

— Боже мой, — прошептала она и пристально уставилась на Бена. — Бруно действительно что-то сделал с девушкой. И ты это видел, верно? Боже, не оставь нас. Ты никогда не должен этого делать, никогда, слышишь. Очень плохо, когда девушке причиняют боль. Теперь скажи мне! Ты видел, как Бруно что-то сделал девушке?

Конечно, он ничего не ответил. Труда задыхалась, ей не хватало воздуха, она почувствовала, как глаза наполнились слезами, тыльной стороной кисти вытерла щеки и, запинаясь, пробормотала:

— Что мне теперь с тобой делать?

Затем ей пришла в голову мысль, что кроме инстинкта подражания случившееся преступление может иметь для сына и другие последствия.

— Бруно знает, что ты его видел? Он тебя видел?

Ее голос становился громче и настойчивее. Труда взяла Бена за плечи, сдавила их и, заклиная, потребовала:

— Теперь скажи наконец хоть что-нибудь. Скажи хотя бы «да» или «нет»!

Мальчик только взглянул на нее, казалось сбитый с толку непонятным волнением матери, и пошевелил головой и плечами, как делал, если что-то становилось ему неприятным или скучным.

21 августа 1995 года

В полдень ко двору Шлёссеров подъехала патрульная полицейская машина. Труда, находившаяся в тот момент на кухне, отметила про себя приближающийся шум мотора, смешивающийся с шипением масла на сковороде. Она предположила, что вернулся Якоб, хотя в полдень муж крайне редко приезжал домой. Собственно говоря, только если случалось нечто особенное. Что и произошло в действительности.

«Воспользоваться медикаментами из аптеки». Должно быть, мужу стало неловко от собственного предложения. Но самой Труде было намного хуже. Уже накопилось столько вещей, о которых она ему не проронила ни слова. У Якоба и так хватало дел. И Труда считала, что не должна забивать ему голову рассказами о какой-то старой кости, грязных, со следами крови трусиках и маленькой сумочке, где-то найденной Беном.

Вероятно, Хайнц Люкка уже успел сообщить полиции, что в одну из ночей в июле он слышал женский крик. Мысленно Труда еще явственно представляла вчерашний отряд полиции, в ее голове ворочались беспомощные мысли, пока она переворачивала сосиску на сковороде. И не заметила, как на дворе остановилась машина.

Когда зазвенел дверной звонок, Труда вздрогнула. Посмотрев в окно, она увидела патрульную машину и в полной уверенности решила, что сам сатана лично явился, чтобы забрать черную душу. Или ангел справедливости, чтобы проклясть материнский инстинкт и слепую любовь. «Почему ты молчала пятнадцать лет? Почему молчишь теперь? Как ты могла поверить, что царапины на его руках были от колючей проволоки? Любой мало-мальски рассудительный человек пришел бы к совсем другому выводу. Он положил тебе на стол чью-то сумочку. Куда логичнее было предположить, что царапины остались от ногтей, когда незнакомка оборонялась».

Пока она вытирала руки о фартук и медленно шла к двери, голова наполнялась неприятным глухим однообразным шумом. Не ангел и не черт… только двое полицейских в форменной одежде стояли на пороге. Труда уставилась на них, в приступе паники в голове возникло жирное лицо Вильгельма Альсена, и в первое мгновение она совершенно не понимала, чего от нее хотят полицейские.

Вполне безобидное дело, просто заведенный в полиции порядок. У них всего несколько вопросов, которые они обязаны задать большинству жителей Бахштрассе и владельцам участков, прилегающих к дороге.

— Заметили ли вы что-нибудь необычное той ночью, когда исчезла Марлена Йенсен?

— Нет, ничего, — ответила Труда.

Полицейские захотели узнать, кто еще кроме нее проживает в доме.

— Только мой муж и сын, — сказала Труда и несколько более твердым голосом добавила: — Только сейчас их нет дома.

Чистейшая ложь. Бен лежал на кровати в своей комнате и спал. Он вернулся домой к завтраку и с тех пор находился наверху. Однако ложь во благо сына со временем проникла Труде в плоть и кровь и стала таким же обычным занятием, как кормление двух свиней.

Отсутствие в доме обоих мужчин в первой половине дня в понедельник показалось полицейским вполне естественным делом. Они только хотели узнать, не мог ли кто-нибудь из них что-нибудь…

— Нет, — перебила говорившего Труда. — Они бы мне сказали. Мы прочитали о случившемся в газете и с тех пор почти ни о чем другом и не говорим. Но в ту ночь мы все спали. Мы рано отправились в постель. Мы всегда рано ложимся.