Если бы я тогда застонал!

У Айрис от изумления открылся рот. Потом она взглянула на меня.

— Что вы с ней сделали? — В ее голосе звучало непритворное изумление. — Переспали с ней, что ли?

— Какие же у вас грязные мысли, Айрис! — нахмурился я.

В кухню вошел Вендовер, на его румяной физиономии играла заговорщицкая улыбка. Он вновь был весь в твиде, а его густые черные усы слегка подрагивали в предвкушении удовольствия.

— Неужели вам снова хочется очутиться в нокауте, Бейкер? — пролаял он. — Вы же слышали, что сказала леди. Убирайтесь отсюда, пока я не вышвырнул вас за дверь.

— Не забудьте и меня, мистер Вендовер, — зашипела миссис Робинс, решительно продвигаясь к нему. — Если только вы посмеете вышвырнуть из дома мистера Бейкера, вам придется вышвырнуть и меня.

Она для пробы размахнулась сковородкой, потом схватила ручку обеими руками, очевидно рассчитывая обрушить ее на голову усача.

— Что? — Вендовер растерянно заморгал и взглянул на Айрис. — Что с ней случилось? Она помешалась?

Та пожала плечами:

— Меня бы это не удивило. Ну что же, расправьтесь с ними обоими, Алек!

Она прижалась спиной к стене, сложила руки под высокой грудью, на лице появилось безразлично-заинтересованное выражение зрителя, ожидающего забавного спектакля.

— Не могу же я ударить старую женщину! — громко завопил тот.

— Передо мной эта проблема не стоит, мистер Вендовер, — сурово произнесла экономка и слегка приподняла тяжелую сковородку.

Тот невольно попятился, оказавшись таким образом перед стулом, на котором сидел я. В этот момент я его не волновал. Зато я испытывал к нему совершенно определенное чувство ненависти, которое могло найти выход только во взрыве. Этот бугай едва не наехал на меня на дороге, заставив прыгнуть в придорожную канаву, заполненную жидкой грязью. Мерзавец, который приказал мне держаться подальше от Айрис и издевался над моей работой на телевидении.

Я сдвинул свой стул на пару дюймов вбок, чтобы предоставить свободу действий правой ноге, затем изо всех сил выбросил ее вперед. Носок моего ботинка угодил в его ногу на дюйм ниже коленной чашечки. Это соприкосновение сопровождалось приятным для моего слуха хрустом.

Вендовер испустил дикий вопль, левая нога у него подогнулась, и он упал на колени перед экономкой. Миссис Робинс восприняла это как сигнал для начала военных действий с ее стороны, подняла сковородку и опустила ее на голову Вендовера. При этом раздался мелодичный звук, наподобие гигантского гонга, а Вендовер качнулся, так и не поднявшись с колен. Глаза у него то открывались, то закрывались.

Я быстро вскочил с места, схватил его сзади за воротник и потащил к выходу. Миссис Робинс пошла следом, держа сковородку наготове.

К тому моменту, когда мы достигли холла, Вендовер почти пришел в себя. Я отпустил его воротник, поскольку он разразился такими отборными ругательствами, что мне не захотелось помогать ему передвигаться. Его словоизвержение внезапно прекратилось — миссис Робинс довольно резко ударила его по лбу все той же сковородкой.

Он медленно поднялся, громко охнув, когда оперся на «обработанную» мною ногу.

— Если вы быстро отсюда уберетесь, мистер Вендовер, — резким голосом сообщила экономка, — мне не придется снова пускать в ход свою сковородку.

— И поезжайте осторожно, не гоните машину, — заботливо посоветовал я. — Мы бы не хотели, чтобы вы попали в аварию.

Он посмотрел на нас налитыми кровью глазами, в которых светилась нескрываемая жажда придушить нас обоих, и, прихрамывая, заковылял из дома.

Через пару минут его спортивная машина, издавая оглушительный вой, мчалась по грунтовой дороге с такой скоростью, будто водитель задумал сломать себе шею.

Я запер дверь и поклонился миссис Робинс.

— Ваши действия ваше всяких похвал! — сказал я совершенно искренне.

— Ха! — презрительно фыркнула она. — Надеюсь, это пойдет ему на пользу. По-видимому, его никогда не учили хорошим манерам.

Когда мы вернулись на кухню, Айрис сидела на моем стуле, лицо у нее было спрятано в ладонях, плечи подергивались.

— Никак оплакиваете этого невежу? — возмущенно спросила миссис Робинс. — Если бы я знала, что вас это может расстроить, я бы стукнула его еще раза два!

— Расстроить меня? — спросила она каким-то придушенным голосом, затем подняла на нас лицо. — За всю свою жизнь не видела ничего более забавного! Когда он упал перед вами на колени, а вы ударили его, я… я… — Она не смогла удержаться от смеха. Секунд через тридцать она предприняла новую попытку говорить: — Я могу сравнить эту сцену разве что с кукольными представлениями во время карнавала. Чего стоил один этот хрустящий звук! Вы бы завоевали первый приз, могу с кем угодно поспорить! — Последовал новый взрыв смеха.

— Знаете, мистер Бейкер, будет лучше, если вы отведете Айрис в гостиную и дадите ей чего-нибудь выпить. — Миссис Робинс поджала губы. — У нее же настоящая истерика. Ну разве было что-то забавное в той вульгарной сцене, которая здесь разыгралась?

Айрис поднялась и первой вышла из кухни, ее плечи все еще конвульсивно подрагивали от смеха. Но к тому моменту, когда я смешал коктейли, она успокоилась настолько, что взяла у меня из рук бокал. Она подождала, пока я не уселся в другое кресло, повернувшись к ней лицом.

— Полагаю, мне придется разрешить вам остаться, мистер Бейкер, раз уж миссис Робинс ради вас пустила в ход такую боевую технику.

— Но начал-то я! — счел необходимым я восстановить историческую справедливость.

— Пока Алек на вас не смотрел!

— Тактика говорит, что это лучший момент для нанесения первого удара! — сказал я вполне резонно.

— Вообще-то я даже рада, что все так произошло. Я провела весь день, спасаясь от его притязаний. Алек — хитрый соблазнитель. Он считает, что если он подошел к вам достаточно близко, чтобы навалиться на вас, остальное решит его вес. — В ее глазах опять появилась настороженность. — Я почти забыла о главном. Какие мудрые слова изрек наш великий психиатр в отношении Элайн?

— Стив говорил что-то о том, что внешне она совершенно спокойна, но внутри — на грани истерики, — осторожно заметил я.

— Я с таким же основанием могла бы сказать то же самое о нем, — с усмешкой заявила Айрис. — Что касается Элайн, то в этом состоянии она пребывает уже несколько месяцев. На уик-энды несется в Манхэттен, а возвратившись, хандрит, бродит по дому как тень. Ничего нового.

— Энгстед предполагает, что кто-то пытался ее гипнотизировать. — Я отпил из бокала, внимательно наблюдая за ее реакцией.

— Гипнотизировать? — Она изумленно посмотрела на меня. — Зачем кому-то это надо делать? Это только доказывает то, о чем я давно догадывалась: он бросил практику, потому что понял, что сам ненормальный. Псих, как принято выражаться… А где сейчас Элайн?

— В своей комнате. Отдыхает, как мне кажется.

— Тетя Эмма?

— Недавно вернулась домой и поднялась наверх.

— А вы все еще продолжаете думать, что я сделала ту идиотскую глиняную куклу и сунула ее в таз с водой, чтобы Элайн накануне ночью выскочила из дому и побежала к озеру топиться?

— Я не знаю, что и думать, — ответил я совершенно искренне.

— Какой же вы нерешительный сукин сын! — сердито крикнула она. — Вы же думаете, что это сделала я. Вы напрасно прозябаете на телевидении. Вам следует стать политиком!

— Если не вы, значит, кто-то другой, стремящийся навредить Элайн, — буркнул я. — Неужели вам это безразлично? Вы ни капельки не волнуетесь?

— Нет, не волнуюсь! — отрезала она. — Вы поднимаете слишком много шума из ничего, Ларри. Я живу в этом доме вместе с тетей Эммой вот уже год и никогда не слышала от нее ничего иного, кроме идиотских разговоров о ведьмах и нечистой силе. Если кто-то и вылепил эту куклу, то только она сама. И вовсе не для того, чтобы навредить Элайн, она боготворит мою маленькую сестричку, но чтобы попытаться убедить нас всех, что она не несет чепуху. Бедная старушка! — Голос у нее немного потеплел. — После смерти тети Сейры она так и не пришла в себя! Нормальной ее не назовешь!