Гони!
Гони! читать книгу онлайн
Завораживающая и жестокая история искателя острых ощущений, днем работающего каскадером на съемочных площадках, а по ночам подрабатывающего водителем у бандитов.
История одинокого волка, живущего по старому доброму принципу «Какое мне дело до вас, а вам — до меня», его случайных «партнеров по бизнесу» и роковой женщины, которой может довериться лишь сумасшедший.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Глава 31
Он разделался с Нино в понедельник в шесть утра. Прогноз погоды обещал, что столбик термометра взберется аж до отметки 82 градуса по Фаренгейту, а с востока придет легкая облачность; имелась также вероятность небольшого дождя ближе к концу недели. Облаченный в шлепанцы и банный халат из тонкого жатого ситца, Исайя Паолоцци подошел к входной двери своего дома в Брентвуде, чтобы сделать две вещи: забрать брошенный почтальоном утренний выпуск «Лос-Анджелес таймс» и включить полив газонов. И ничего, если каждая струйка воды украдена у других — ведь иначе не превратить пустыню в чудесные зеленые луга.
И что такого, если вся жизнь Нино украдена у других.
Когда Нино склонился за газетой, Водитель вышел из ниши у входа. Там, обернувшись, его и увидел Нино.
Глаза в глаза — ни один не моргнул.
— Я тебя знаю?
— Мы как-то беседовали, — отозвался Водитель.
— Правда? А о чем мы беседовали?
— О важных вещах. Например, о том, что, когда человек заключает сделку, он должен выполнять ее условия.
— Извини. Я тебя не помню.
Идеально круглая дырочка возникла между глаз Нино; он зашатался, упал на приоткрытую входную дверь; та распахнулась. С одной ноги слетел шлепанец; точно жирные синие змеи, вздувались варикозные вены. Ногти у Нино были толстыми, как фанера.
Откуда-то из глубины дома по радио сообщали о пробках на дорогах.
Водитель поставил на грудь Нино коробку с большой «пепперони», с двойным сыром, без анчоусов.
Пицца пахла восхитительно.
Чего никак нельзя было сказать о Нино.
Глава 32
Здесь все осталось таким же, как в его воспоминаниях.
В мире есть подобные места, такие уголки, думал он, которые не затрагивают крупные перемены. Тихие заводи.
Удивительно.
Мистер Смит, решил Водитель, опять на работе, а миссис Смит на одном из своих бесконечных собраний: в церкви, в школьной администрации, в местных благотворительных обществах.
Он остановился перед входом.
Соседи наверняка выглядывают в окна, раздвигают пластинки жалюзи, гадая, что могло привести хозяина классического «шевроле-корвет-стингрей» к Смитам.
Все они видели, как из машины вышел молодой человек, взял с пассажирского сиденья новую корзину для перевозки кошек и довольно потрепанную спортивную сумку, поставил и то и другое на пороге. Соседи видели, как он открыл дверь, зашел внутрь с корзиной и сумкой, почти сразу же вышел и направился по дорожке обратно к машине, сел в свой «корвет» и укатил.
Водитель отлично помнил, как обстояли здесь дела: каждый лез не в свое дело, не существовало никаких секретов, все до единого полагали, что только их жизнь — настоящая, а у всех прочих — лишь подделки.
Рядом с корзиной и спортивной сумкой он оставил записку.
«Ее зовут Мисс Дикинсон. Не могу сказать, что она принадлежала моему недавно умершему другу, так как кошки никому не принадлежат, но они вместе, бок о бок, прошли долгий и тяжелый путь. Она заслуживает того, чтобы дожить свой век в безопасности и покое. И вы тоже. Пожалуйста, позаботьтесь о Мисс Дикинсон, как когда-то заботились обо мне, и примите эти деньги, которые я вам с радостью оставляю. Я всегда сожалел, что, уходя из дома, забрал вашу машину. И не сомневайтесь: я ценю то, что вы для меня сделали».
Глава 33
Должно быть, отцу приходилось не сладко. Водитель, конечно, помнил немногое, но даже тогда, будучи ребенком, мало знакомым с миром, он знал, что у них в доме не все ладно. Мать подавала на стол яйца, забыв их сварить; открывала банки спагетти и сардин и перемешивала в одной тарелке; делала целые блюда сандвичей со сплошным луком и майонезом. Одно время она помешалась на насекомых. Стоило ей заметить что-то ползающее, тотчас накрывала его стаканом и ждала, пока бедняга сдохнет. А потом (по словам отца) «сдвинулась» на пауке. Тот сплел паутину в углу крошечной ванной комнаты, куда мать удалялась каждое утро, дабы подвести глаза, наложить тональный крем и румяна, без которых она не смела явиться миру. Она руками ловила мух и бросала их в паутину; по ночам выходила из дому, охотилась на кузнечиков и мотыльков и доставляла их в ванную. Возвращаясь домой, перво-наперво проверяла, как поживает Фред. Да, у паука даже было имя.
В те редкие моменты, когда она разговаривала с сыном, она называла его просто «мальчик». «Помочь с уроками, мальчик?», «Нужна новая одежда?», «Возьмем на ужин вот эти маленькие баночки сардин, мальчик?»
И прежде редко спускавшаяся с небес на землю, мать постепенно отрывалась от нее все дальше и дальше. Наконец Водитель начал осознавать, что это скорее не парение над миром, а существование слегка за его пределами.
А потом — тот вечер. Отец, истекающий кровью на стоявшую перед ним тарелку; на тарелке ухо, как заурядная порция мяса. У Водителя — бутерброд с фаршем и мятным желе. Мать, аккуратно положившая мясницкий и хлебный ножи, совершенно спокойная.
Прости меня, сынок.
Неужели это правдивое воспоминание? И если так, почему оно пришло лишь теперь, спустя столько времени? Неужели мать в самом деле такое сказала?
Игра ли воображения, истинное воспоминание… какая разница? Лишь бы не прерывалось.
Пожалуйста!
Наверное, я только сделала твою жизнь труднее. А стремилась к другому… Все так запутывается!
— Я в порядке. А что будет с тобой, мам?
Со мной все уже было. Пройдут года, и ты поймешь.
Воображение. Наверняка воображение.
Только теперь ему очень хочется сказать ей, что вот, года прошли, а он так ничего и не понял.
И никогда не поймет.
Тем временем он приехал домой — к последнему из своих убежищ. Мотель «Голубой фламинго». Плата за проживание раз в неделю, вокруг пустошь и много места для парковки, удобный выезд на основные трассы.
Устроившись поудобнее, он плеснул в стакан на полкулака «Баккенэна». Шум дороги, звуки телевизора из соседнего номера, громыхание скейтбордов на стоянке, по-видимому, облюбованной местными детишками. Изредка где-то в небе — треск вертолета дорожно-патрульной или полицейской службы. Когда обитатели соседних комнат принимали душ или шли в туалет, в стенах гремели водопроводные трубы.
Он снял трубку после первого звонка.
— Я слышал, все кончено, — сказал звонивший.
— Так оно и есть.
— А семья?
— Еще спали.
— Ясно. Да, сам Нино всегда спал мало. Я говорил ему, что это совесть мучает его своими костлявыми пальцами. А он заявлял, что у него нет никакой совести.
Короткая пауза.
— Ты не спросил, как я тебя вычислил.
— Липкая лента в самом низу двери. Ты снова ее приклеил, но она плохо прилипла.
— Значит, ты знал, что я позвоню.
— Скорее раньше, чем позже, — учитывая обстоятельства.
— Мы с тобой смотримся немного жалко, правда? Вокруг полным-полно всяких высоких технологий, а мы по-прежнему полагаемся на кусочек клейкой ленты.
— Все инструменты хороши, если они помогают справиться с работой.
— Да, что-то в этом есть. Я и сам всю жизнь был чем-то вроде инструмента.
Водитель не ответил.
— Ну и хрен с ним со всем! Твоя работа закончена, верно? Нино мертв. Так что еще? Ты видишь смысл продолжать все это?
— Совсем не обязательно.
— Есть планы на вечер?
— Ничего такого, что нельзя отменить.
— Ладно. Вот что я думаю. Давай встретимся, пропустим по стаканчику, поужинаем.
— Легко.
— Знаешь, где «Варшава»? Перекресток бульваров Санта-Моники и Линкольна в польском квартале?
Одна из самых уродливых улиц в городе, состоящем из множества множеств уродливых улиц.
— Найду.
— Если, конечно, ты не настаиваешь на пицце…
— Смешно.
— Да. Вообще-то действительно было смешно. Все эти купоны… Итак, встречаемся в «Варшаве». У них общая стоянка с магазином ковров, но ничего, места хватает. Когда примерно? В семь? В восемь? Тебе что больше подходит?